100 великих казней - Авадяева Елена Николаевна. Страница 124

«Почему у операции такое странное название — „Рамзай?“ — спросил Зорге.

„Рамзай“ — значит „Р.З.“, а „Р.З.“ — это Рихард Зорге» Рихард мог бы сказать, что продолжительная работа в Китае измучила его вконец, что он мечтал всерьез заняться научными исследованиями и что он только что женился на Екатерине Максимовой. Имеет человек право на личное счастье, на спокойную работу?.. Ведь он только-только вернулся. Но он ничего не сказал. Для него все личное отодвигалось на второй план. В 1933 году Рихард Зорге под видом немецкого журналиста приехал в Японию — в страну с самым жестким в мире полицейским режимом. Вот что сам Зорге писал по этому поводу: «Трудность обстановки здесь состоит в том, что вообще не существует безопасности. Ни в какое время дня и ночи вы не гарантированы от полицейского вмешательства. В этом чрезвычайная трудность работы в данной стране, в этом причина того, что эта работа так держит в непрерывном напряжении».

Несколько лет Зорге посвятил изучению экономики, культуры, истории Японии, овладел японским языком, научился разбираться в структуре хозяйства, не были для него тайной и взаимоотношения монополий, а также все нюансы политики, проводимой правящими кругами. В Японию приехал крупный востоковед. «Уровень моих познаний, необходимых для работы в Японии, — писал позднее Зорге, — был нисколько не ниже того, что давали германские университеты. Еще будучи в Китае, я взялся за написание нескольких статей о Японии, с тем чтобы составить о ней общее представление». Он мог бы с успехом вести несколько курсов в университете, стать почтенным ученым. Однако его активная натура требовала немедленного действия на благо людей. А высшим благом он видел мир и безопасность Советского Союза. Ради этого стоило отказаться от кабинетной жизни ученого, рисковать собственной головой. «Если бы мне довелось жить в условиях мирного общества и в мирном политическом окружении, то я бы, по всей вероятности, стал ученым. По крайней мере, я знаю определенно — профессию разведчика я не избрал бы».

В удивительно корогкий срок Зорге создал в Японии хорошо законспирированную разведывательную организацию. Под его руководством работали две группы подпольщиков общей численностью 35 человек.

Организация Зорге была интернациональной. Ее ядро составляли, сам Рихард — по материнской линии русский, по отцу немец; Макс Клаузен — немец; Бранко Вукелич — югослав; Одзаки Ходзуми и Мияги Етоку — японцы. Все они имели опыт подпольной работы. Четыре коммуниста и один, Одзаки, убежденный марксист, не состоявший в партии. Зорге и Одзаки были не только талантливыми журналистами, но и крупными учеными — социологами и востоковедами, авторами ряда исследований. Великолепный лингвист и журналист Вукелич; художник-искусствовед Мияги; моряк торгового флота, одаренный инженер-самоучка Клаузен — это были люди убежденные, преданные общему делу, бескорыстные, самоотверженные. Не за деньги и награды рисковали жизнью Рамзай и его соратники. Генерал Уиллоуби — ас американской разведки — с удивлением констатировал: «Деятельность организации практически ничего не стоила Советскому Союзу. Они даже пытались сократить свои расходы и приказывали, чтобы часть доходов от Клаузена шла в Центр (радист Зорге в качестве прикрытия создал прибыльную фотофирму)… Одзаки, например, никогда не получал ни гроша для себя и фактически терпел убытки». А генерал Макартур, шеф Уиллоуби, был поражен той суммой, которую тратил на себя Зорге. «Мой водитель в Соединенных Штатах получает больше», — констатировал генерал.

Поначалу в токийской ассоциации журналистов Рихарда встретили сдержанно (здесь остерегались немецких журналистов), но постепенно лед растаял. Рихард в политические споры не ввязывался, когда же просили высказать свое мнение, высказывался. Он обладал безошибочным политическим чутьем: всякий раз давал смелые прогнозы, и прогнозы оказывались верными. Речь его отличалась лаконичностью, образностью. В нем было нечто располагающее на откровенность, вызывающее невольное уважение. К его негромкому голосу стали прислушиваться все чаще и чаще. Его статьи, насыщенные познавательным материалом, размышлениями о судьбе Японии, содержавшие четкие политические выводы, заметили сразу же не только в Германии, но и в других странах. Все поняли, что на журналистском небосводе вспыхнула новая звезда. Тогда-то к Зорге и потянулись, стремясь выудить у него что-нибудь для себя: ведь этот человек был прямо-таки напичкан ценнейшей информацией.

Около 160 источников разведывательной информации использовал Зорге. Среди них: премьер-министр, министры, генералы, крупные промышленники. Ему удалось получить из посольства Германии в Токио важнейшие военные и политические сведения. Зорге сумел настолько войти в доверие к немецкому послу в Японии Эйгену Отто, что тот даже просил его редактировать посольские донесения из Токио в Берлин. Он сгал пресс-атташе этого посольства и самым близким другом и советником германского посла. Вступил в нацистскую партию.

В своей работе Рамзай и его помощники никогда не прибегали к насилию, шантажу, подкупу, диверсиям, террору и другим нечестным приемам. Успех деятельности группы Рамзая обеспечивала новаторская технология добычи и обработки разведывательной информации, которую придумал Зорге. Подавляющее большинство нелегальных сотрудников советской секретной службы, находящихся за рубежом, считали: главное, получить информацию и побыстрей отправить ее в Центр — там разберутся! У Рамзая была другая схема: добыть сведения, проверить и перепроверить их, проанализировать, убедиться в достоверности и уж потом сообщать в Москву. Как писали специалисты из военного ведомства США, никогда в истории не существовало столь смелой и успешной разведывательной организации. За годы работы в Японии Зорге передал в Москву бесчисленное количество важных сообщений, каждое из которых подвергалось с его стороны анализу и тщательной проверки. Вот некоторые из важных сообщений, направленных им в Центр. Еще в июле 1940 года за пять месяцев до утверждения Гитлером «Плана Барбаросса» — директивы о молниеносной войне против СССР — Зорге передавал сообщения о подготовке фашистской агрессии. В мае 1941 года он указал точную дату нападения Германии на Советский Союз и количество дивизий. Однако эти ценные сведения, как ни странно, оставались без внимания и отправлялись в архив. Почему? Дело было в том, что Зорге не доверяли. Не доверял Сталин. Советский вождь боялся столкновения с мощным нацистским рейхом и старался не дать повода германскому правительству для агрессии на Восток. Любые сведения о том, что немцы готовятся выступить против СССР, он рассматривал как дезинформацию западных держав, в первую очередь Великобритании: им, мол, выгодно было столкнуть Советский Союз с Германией, чтобы отвлечь от себя значительные силы вермахта и существенно облегчить свое положение. Поскольку Зорге продолжал упорно доказывать свои сведения, Сталин зачислил его в двойные агенты. Были вдвое сокращены и без того скромные денежные ассигнования на работу токийской резидентуры. Она отвлекалась на выполнение второстепенных заданий, на бесконечные проверки и перепроверки полученных ею материалов. Зорге ощущал не только слежку кемпентай — японской контрразведки, но и недоверие Центра. И не мог понять — почему?

Вот что вспоминал его ближайший помощник — радист Макс Клаузен: «Ведь мы еще за несколько месяцев до нападения Германии на СССР сообщали, что у границы Советского Союза сосредоточено по меньшей мере 150 дивизий и что война начнется в середине июня. Мы получили странную радиограмму, в которой говорилось, что возможность нападения представляется Центру невероятной. Рихард был вне себя. Он вскочил, как всегда, когда сильно волновался, и воскликнул: „Это уж слишком!“. Он прекрасно сознавал, какие огромные потери понесет Советский Союз, если своевременно не подготовится к отражению удара». Безусловно, он не мог не знать о сталинских репрессиях в Союзе. О том, что им подверглось и командование Красной Армии, и руководство советской разведки, многие оперативные работники, разведчики-нелегалы. Ведь за рубежом и, в частности, в Японии, о московских судебных процессах, тотальных чистках тогда писали достаточно. Знал он и о перебежчиках — крупных работниках советской разведки. Нельзя исключить, что у Зорге возникали мысли о том, что и ему не избежать трагической судьбы многих советских разведчиков, безжалостно расстрелянных или брошенных на длительные сроки в лагеря, если бы он вернулся в Советский Союз.