Чудеса: Популярная энциклопедия. Том 2 - Мезенцев Владимир Андреевич. Страница 76

Как видите, природа и причины привидений многообразны. Часто они сопутствуют больной психике, но не всегда. Во многих случаях призраки появляются и перед здоровыми людьми. В 1956 году немецкий врач X. Линдеман в небольшой лодке переплыл Атлантический океан. Свыше двух месяцев он был совсем один, и… у здорового человека начались «видения». Однажды в состоянии полусна он вдруг увидел океанский лайнер. С корабля спустили шлюпку, в нее прыгнул черный матрос и поплыл навстречу. А дальше началась уже фантасмагория: откуда-то появилась черная лошадь и потащила за собой шлюпку…

В одном из целинных совхозов Алтайского края некоторые механизаторы тоже пережили необычные состояния, когда в одиночку работали в степи. Одному из них показалось, что перед трактором внезапно разверзлась пропасть, и он остановил машину. Второй увидел в степи деревенскую свадьбу. При работающем двигателе он ясно услышал музыку и песни. Когда подъехал ближе, — свадьба исчезла. Люди вполне здоровые и несуеверные, механизаторы были немало удивлены «наваждением».

Нет, недаром о привидениях всех мастей ходит по свету столько устрашающих историй. Во многие из них трудно поверить, еще труднее отделить в них правду от сознательной лжи, а подчас очень нелегко обнаружить естественную основу увиденного. И такие рассказы, волнующие воображение, рождающие древний страх перед неведомым, существуют завидно долго, не переставая питать темный мир суеверий.

Пожалуй, нет на земле такого уголка, где природа поскупилась на то, чтобы иной раз поразить человека чем-то «невероятным», порой неуловимым, бестелесным. А между тем представители мира призраков чаще всего пугают нас лишь своим необычным обликом. Это — «видимое нечто», за страшным фантастическим видом которого нередко скрываются самые обычные проявления природных сил. И если присмотреться, исследовать, то всегда можно обнаружить их вполне материальную сущность. Но обнаружить — при желании! А если его нет? Тогда привидения получают полное признание как представители потустороннего мира. Вот, например, что произошло со студентом, спустившимся в шахту. Об этом он сам поведал вагонным попутчикам:

«…Когда очнулся, рудничная лампа горела. В тусклом свете огня стал разглядывать все вокруг и тут заметил, как по стенам стекала жидкая грязь и, шлепая, издавала звуки, которые я принял за шаги приближающегося человека. Но кого же я схватил, когда бросился с закрытыми глазами вперед? Подняв глаза, я увидел рудничную стойку, к которой была прибита перекладина… Поднялся. Стало досадно, и смешно. — Что заставило меня дрогнуть, поддаться общему психозу? Наверху, смеясь, рассказал обступившим меня шахтерам о встрече с «ним»… Ну, а нервный шок оставил след».

Вот так — не более, — чем иллюзия! Однако парень все же поседел. Выходит, что в глубине своего сознания он как-то допускал существование привидений?

А как появился умерший содед перед женщиной в сенях дома? Тут все ясно: она же была привержена суеверию, считала, что привидения бывают. К тому же после смерти соседа много думала о нем. Нам неизвестно также, какими были взаимоотношения, возможно и часто ссорились. Словом, она очень боялась увидеть его призрак. И вот это произошло… С подобного рода случаями не столь уж редко сталкиваются врачи-психиатры. Вот характерная сцена. У врача сидит женщина:

— Помогите! Я измучилась. Каждую ночь он ко мне приходит.

— Кто именно?

— Мой брат… Умер в прошлом году. Сильно болел перед смертью… А я возьми да и скажи ему: «Надоело мне с тобой возиться!» Что на меня нашло, сама не знаю… Извелась вся… Посмотрел он на меня тогда, словно душу глазами проткнул… «Нехорошо, говорит, сестра. Я ведь скоро умру. И тебя освобожу, и сам успокоюсь. Дай, говорит, мне последние-то дни…» Больная судорожно вздохнула и заплакала. Через минуту она продолжала:

— И вот, как умер он, похоронили — все, как положено… с того дня и началось. Каждую ночь приходит! Появится, встанет около кровати и смотрит на меня. А глаза-то, глаза-то… Господи, грешница я! Ничего не говорит, но я знаю, зачем он приходит. Обидела его! Насмерть обидела. Вот и приходит душенька на землю… Куда ей еще? Одна родная сестра была у него, да и та…

Женщина снова заплкала.

— Обидела я Петра! Вижу: смотрит на меня с укором. А что делать? Как поправить? Уж я и молилась за него, и на могилку ходила прощения просить. Не помогает… Женщина испуганно оглянулась на дверь, посмотрела в темный угол и, понизив голос, добавила:

— Когда появляется, слово сказать не могу. Немею вся… Только смотрю на него. А он на меня! Что делать, доктор? Слышала я, помогаете вы…

— Заболели вы, — ответил врач. — Будем лечить. Лекарство выпишу. Но главное вот что: не думайте о брате. Не думайте! Все это вам только кажется.

— Как это кажется! — изумилась больная. — Напрасно вы меня за неразумную принимаете! Думаете, пришла бы к вам, если бы вот так его перед собой не видела? Яснее ясного. Как живого!

«Случай нелегкий», — подумал психиатр, а вслух сказал:

— Верно. Но волноваться не надо. Вылечим!

…А что же происходило с механизаторами на целине и с врачом Линдеманом? Объяснение тут кроется в… одиночестве. В таких случаях резко снижается число внешних раздражителей, действующих на органы чувств человека, исчезает их разнообразие. В мозг поступают весьма однообразные нервные импульсы, которые, с одной стороны, отрицательно влияют на деятельность головного мозга, снижают его тонус, а с другой — способствуют тому, что человек впадает в состояние полугипноза. В результате в нормальной работе психики возникают «срывы».

В подобное состояние человек попадает иногда при длительном уединении. Когда-то добровольно уединялись религиозные фанатики-отшельники. А сейчас в них попадают моряки в одиночных плаваниях, трактористы, работающие в степях, пилоты одноместных высотных самолетов.

С выходом человека в космос родилась особая отрасль науки — космическая психология. Подготавливая человека для полета, ученые изучают его состояние и поведение в услових острой недостаточности внешних раздражителей. Его помещают в специальные камеры, не пропускающие звуков, — сурдокамеры. В одном из таких экспериментов участвовал корреспондент газеты. Сидя в полной изоляции, он подробно записывал в дневнике все, что чувствовал. Вот что он «услышал» на четвертый день одиночного заключения:

«Как я себя чувствую? Временами доволен, временами тоскливо. Какая-то внутренняя настороженность, которая проявляется в том, что все время прислушиваюсь… При этом хорошо вспоминаются знакомые мелодии… Лежу «утром», вставать лень, а в ушах Девятая симфония Бетховена в немецком исполнении. Непередаваемое наслаждение. Слушая Рахманинова… вдруг отчетливо увидел всю обстановку Большого зала консерватории и даже услышал голос женщины — конферансье. Еще легче идут голосовые пьесы, любимые арии и романсы, и прямо-таки буйным мусором кружатся наскучившие обрывки мешанины с танцевальных веранд городов-курортов. Прямо преследуют…»

Кстати сказать, хорошо известно: склонностью к «видениям» облагают люди творческие — писатели, художники, актеры. Бальзак рассказывал, что, когда он садился вечером писать в комнате с наглухо занавешенными окнами, «все приходит в движение, начинается восхитительная и бешеная работа. Отсутствие зрительных впечатлений позволяет расти в сумерках всем чудовищным образам, родившимся за день. К ночи они становятся сильными и самостоятельными». И. А. Гончаров признавался: когда он пишет, лица не дают покоя, они пристают, позируют в сценах, он слышит отрывки их разговоров. Надо, однако, сказать: хотя образы, возникающие перед человеком в периоды творческого вдохновения, по своей природе — те же галлюцинации, но по характеру они далеки от неуправляемых «видений» истерических больных, от психоза и распада личности. Яркие, зримые картины, разыгрывающиеся в сознании писателя, наоборот, помогают ему воссоздать жизнь с особой убедительностью и глубиной.

Порой такие творцы сильно поражают невероятной остротой своего воображения. Зримого воображения! Начиная писать чей-либо портрет, английский художник Рейнольде приглашал этого человека только на первый сеанс, а далее работал по памяти. «Когда передо мной являлся оригинал, — объяснял он, — я рассматривал его внимательно в продолжение получаса, набрасывая время от времени его черты на полотно; более продолжительного сеанса мне не требовалось. Я убирал лолотно и переходил к другому лицу.