Не зарекайся... (не окончена) - Ажиппо Владимир Андреевич. Страница 12

Единственным законным каналом, через который зэк поддерживает связь с родными, являются продуктовые передачи. Так как дачки – это объект повышенного внимания, то нужно знать, как правильно их получать.

В соответствии с официальными документами к этим продуктам могут иметь отношение только сотрудники СИЗО, которые должны принять передачу от родственников по перечню, указанному в заявлении, произвести ее досмотр (нет ли в ней чего запрещенного: денег, записок, наркотиков) и выдать под роспись зэку по тому же перечню. Фактически же контролерам лень делать эту нелегкую и малоприятную работу (а, ну-ка, попробуй целый день перегружать продукты из сумки в сумку, разрезать колбасу, сало, хлеб и пересыпать сахар).

Все это проделывают немытыми лапами осужденные из числа хозобслуги. Эта публика (и контролеры, и зэки), называемая «дачники», хочет вкусно есть и приятно курить, хочет накормить свое начальство и кентов и еще, если получится, подзаработать на продаже излишков. Поэтому при любой возможности они стараются хоть что-то урвать от передачи. (По старым понятиям, в том числе и неписаным правилам тюремщиков, забрать у зэка кровное – а это пайка и торба, которую ему передали с воли – хуже, чем быть пидором. Но, похоже, об этих понятиях уже никто и не помнит).

Как правильно забрать свою передачу? Получив заявление от контролера, надо быстро, но внимательно его прочитать, чтобы «ухватить» общую картину. Попросить кого-нибудь из сокамерников помочь в оценке веса и объема продуктов. Взять шариковую ручку. Далее – не спешить. Дачник, будь это контролер или зэк, всегда будет поторапливать (вплоть до угроз), стараясь выдать передачу побыстрее – так легче обмануть. Никакой спешки!

Когда дачник сует в кормушку очередной продукт, надо найти его название в заявлении, вслух прочитать, например: «колбаса „Московская“ – две палки», – и посмотреть, что он дал. Колбаса будет разрезана на куски, хотя для досмотра достаточно надрезать палку поперек или вдоль. Но так не делается никогда – как отщипнешь колбаски? Нужно эти куски сложить, пытаясь восстановить палку. Если получилось – нормально, в заявлении отметить птичкой, если нет – предъявить эту «конструкцию» дачнику, указав на отсутствие гармонии. Ответ будет, типа, «это не я разрезал, ничего не знаю». Это верно, принцип разделения труда нужен еще и для того, чтобы избежать персональной ответственности. Но ваше дело – показать недостачу, что потом подтвердит вся камера.

Надо убедиться, что колбаса действительно «Московская», а не купленная где-то на вокзальном перроне. Или, например, если в заявлении написано чай «Dilmah», то на пачке должно быть написано то же самое, а не «Одесская махмара». На любое несоответствие нужно указать дачнику. Труднее всего это проделать с весовыми продуктами, весов-то нет ни у дачника, ни в камере. Но пытаться сделать это нужно. Штучный товар, например, пачки «Мивины», нужно пересчитывать. Если одной-двух не хватает – заявлять об этом. Прощать мерзавцам нельзя.

Получив все продукты, на обороте заявления нужно написать: «Не получил – (перечислить), получил не полностью – (перечислить). Остальное получил полностью. Дата. Подпись».

Идеальный вариант – не брать передачу вообще, если в ней чего-то недостает, но это себе может позволить только тот, кому и так еды хватает. В этом случае передачу довольно быстро пополнят. Тому, кто голодает, или у кого без курева «уши пухнут», отказаться от дачки невозможно. Другой вариант – не брать только те продукты, с которыми возникли недоразумения. Вряд ли недостачу восстановят, но потом легко будет доказывать свою правоту. Третий вариант – брать все, но потом при любой возможности добиваться восстановления справедливости.

Иногда бывает, что из-за небрежности в камеру приносят испорченные продукты – сахар, залитый подсолнечным маслом, или соль вперемешку с вареньем. Если видно, что продукт в пищу не пригоден – не брать. Главное – знать, что если на заявлении не будет вашей отметки о недостаче или порче продуктов, «кипишевать» смысла нет. И помнить, что в случае недоноса продуктов любые угрозы тюремщиков – пустой базар, начальство никогда их не поддержит за такие проделки.

Приятного аппетита!

Как ладыт воры и менты

Большая часть зэков, впервые попадая в тюрьму, изначально настроена против администрации. Это объяснимо. В их представлении тюремщики – это солдаты той армии, которая «приняла», «закрыла», отдубасила бедолагу и заставила подписать против себя все нужные и ненужные бумаги. Зэк, на основании имеющейся у него неполной информации, справедливо, как ему кажется, считает, что все менты (в самом широком смысле: милиция, прокурорские, судейские, тюремщики) – это один лагерь.

Буквально через несколько дней вся агрессия зэка по отношению к тюремщикам улетучится, станет понятно, что никакой целенаправленной злобы к нему они не испытывают. Тюремщики – такой же атрибут тюрьмы, как и решетки, колючая проволока или привинченный к полу табурет, поэтому зэки относятся к ним абсолютно нейтрально: ну, есть они и есть, куда ж от них денешься.

В тюрьмах бывшего СССР было намного жестче, хотя условия содержания мало чем отличались от нынешних. Дело в том, что идеология того государства, активно и умело вбиваемая в любую голову, учила и заставляла тюремщиков смотреть на зэков, как на врагов. Ни один закон, хоть как-то защищавший убогие права зэков, не выполнялся, а выполнение его не поощрялось. Зэк был негодяй по определению, и любая грубость и насилие в отношении него считалась хорошим тоном. «Хороший зэк – мертвый зэк» – так переворачивалась поговорка покорителей американского Дикого Запада. Впрочем, это вызывало полную взаимность – «лучший кент – это мертвый мент».

Сейчас тюремщики, конечно же, не стали умней, честней, образованней и благородней. Даже наоборот. Но отсутствие идеологии в государстве в целом и структурах государственной власти в частности за десяток лет убило энтузиазм, служебное рвение, инициативу и злобность тюремщиков. Редкие из них сохранили какое-то представление о возмездии и справедливости – эти чудаки продолжают служить за идею. Часть тюремщиков, работая в тюрьме, просто отбывает номер – ничего другого делать не умеет, да и не хочет. Часть (наиболее продвинутая и многочисленная) смотрит на тюрьму, как на кормушку, параллельно с работой рубит копейку и, в общем-то, довольно добросовестно относится к своей официальной деятельности, понимая, что для того, чтобы и дальше хлебать из корыта, его нужно поддерживать в рабочем состоянии.

Лучше всего учиться этикету отношений зэков и тюремщиков у особо опасных рецидивистов. Официально их, правда, не существует, новый Уголовный кодекс эту публику не предусмотрел, но неофициально они в тюрьме еще с десяток лет пофигурируют, пока не сдохнут. Кстати, особо опасные рецидивисты (в документах сокращенно писали – ООР, как и общество охотников и рыболовов, называют же особистами, особняками, особыми) совершенно не похожи на портрет, который рисует воображение обывателя: гориллоподобный мужик с налитыми кровью глазами. Особисты – это рецидивисты, имеющие четыре, пять и больше судимостей, как правило, за кражи. Огромный тюремный опыт этих людей выработал у них великолепные способности притираться к любому человеку.

С администрацией (причем со всеми – от низа до верха) особист всегда приветлив, вежлив и доброжелателен, на его физиономии легкая улыбка (сразу и не рассмотришь, что это не физиономия, а волчья морда). Интонации разговора добродушно-насмешливые, но не заискивающие, в них присутствует легкая, едва уловимая ирония. Такая манера разговора с первых слов определяет его непринужденность и поверхностность и снимает напряжение у человека, к которому обращается рецидивист. А расслабив собеседника, уже можно и попросить его о какой-нибудь услуге.

Неписаные, но твердые правила тюремного этикета следующие: к молодому контролеру зэки обращаются на «ты» и по имени – Вася, Коля. Если имени не знают, то – «командир». К матерому старшине или прапорщику (хотя таких уже почти не осталось, руководство департамента от небольшого ума поотправляло их на пенсию) обращаются на «ты», но по отчеству – Николаич, Иваныч. К незнакомому офицеру – «гражданин начальник» или по званию – «гражданин лейтенант», «гражданин майор». Часто неопытные зэки, особенно из числа служивших в армии, говорят «товарищ майор». Это вызывает у окружающих всего лишь улыбку, но лучше все-таки не ошибаться, можно в ответ услышать легкую грубость типа «твой товарищ лошадь в овраге доедает» или «я с тобой, мразь, по карманам не лазил, какой ты мне, на хуй, товарищ» (в тюрьме это, действительно, легкая грубость, на которую никто не обращает внимания). Обращаться к офицеру «командир» не следует, ему это не понравится, в ответ можно услышать: «я тебе не командир, такой солдат, как ты, мне и на хуй не нужен».