Неотразимая - Брокуэй Конни. Страница 53

– Ты не говорил мне об этом, – укорила его Фиа. Конечно, не говорил, он просто не доверял ей, и на то у него были серьезные причины.

– Я хотел передать поместье юноше, но если ты сейчас уничтожишь эти бумаги, клянусь, оно будет твоим.

Фиа отдернула руку, Томас легко отпустил ее. Она повернулась и пристально посмотрела ему в глаза. Потом закрыла глаза и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Где же ее хваленое самообладание?

– Мы не можем сжечь эти бумага, – проговорила она, наконец, с трудом. Она вспомнила, как в детстве мечтала, что все это закончится, как в волшебной сказке, что высокий, сильный, темноволосый красавец капитан увезет ее и они счастливо заживут.

– О Фиа! – В этих двух коротких словах выразилось все его разочарование. Они прозвучали как смертный приговор.

– Я никогда не хотела Брамбл-Хаус для себя, – объяснила Фиа. – Мы с Джеймсом собирались передать его Кею.

– Это правда?

– Да, – подтвердила она. Он внимательно смотрел на нее, сначала с удивлением, потом с надеждой, наконец, в глазах его засветилась радость.

– О Фиа! – повторил он и сделал шаг по направлению к ней. Она сделала шаг назад.

– Ты можешь, конечно, проверить истинность моих слов у Джеймса Бартона.

– У Джеймса? – Он остановился, озадаченный. – Но мне не надо...

– Мне бы хотелось, чтобы ты убедился, что я говорю правду. Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не стремилась к личному обогащению. Я никогда не втягивала Джеймса ни в какие опасные авантюры, я только хотела вернуть Брамбл-Хаус Кею.

– Конечно, Фиа, конечно.

Фиа не сдержала горькой улыбки. И тогда Томас, наконец, все понял.

– Фиа, пожалуйста! Откуда мне было знать о ваших планах... – Он смотрел на Фиа и чувствовал, как она отдаляется от него. Страшная тревога охватила Томаса. – Фиа, пожалуйста! Я люблю тебя!

Она сжалась, лицо ее по-прежнему оставалось непроницаемым.

Томасу показалось, что земля разверзлась у него под ногами и он смотрит в черную пропасть, стоя на самом краю.

– Фиа, пожалуйста! Ты не можешь осуждать меня за эту ошибку. Ты не можешь отбросить то, что было у нас с тобой, лишь потому, что я сомневался в твоих побуждениях. – В голосе у него зазвучал гнев. – Ты же сама все время говорила, что тебе нужен этот дом. Ты ни разу даже не намекнула, что хочешь его не для себя, а для Кея. Фиа, не суди меня строго, я не знал, умоляю тебя.

– Я совсем не осуждаю тебя, – сказала она, словно отгородившись невидимой стеной.

– Черт побери! Еще как осуждаешь. Осуждаешь и приговор уже вынесла. И всего лишь за то, что я подумал так, как на моем месте подумал бы любой, да и как я мог думать иначе. Ты же дочь Карра. Ради всего святого!

Фиа вздрогнула, словно услышала смертный приговор. Словно что-то хрупкое разбилось у нее внутри, что она хотела защитить, но слишком поздно поняла, что не сумела.

– Ты прав, – пробормотала она. – Иначе думать ты не мог.

Томас схватил ее за плечи, этот жест был полон отчаяния. Он хотел еще и еще раз сказать, что любит ее, но не стал молить о чувстве, которое она, возможно, не испытывала. Он встряхнул Фиа, но ее словно не было рядом, словно она уже ушла, и виноват в этом только он.

– За что ты наказываешь меня, Фиа? Что я сказал, что сделал такое непростительное?

Печаль Фиа была столь же огромной, как боль Томаса. Она нежно прикоснулась к его щеке.

– Я не наказываю тебя. Я просто хочу избавить нас обоих от еще большего страдания.

– Разве бывает хуже? – прокричал Томас.

– Ты не сделал ничего непростительного. Непростительна я сама, и не из-за того, что сделала, – она грустно улыбнулась, – а просто из-за того, кто я. Ты же сам сказал, я – дочь Карра. Разве ты сможешь когда-нибудь доверять мне?

– Боже правый, Фиа, – Томас в отчаянии подбирал слова, – мне все равно, мне плевать, что ты дочь Карра.

– Нет, это не так, – произнесла она с поразительной твердостью. – Ты всегда будешь помнить об этом. Ты можешь забыть на какое-то время, ты можешь притвориться, что забыл. Но каждый раз, когда у тебя появится хоть тень сомнения, ты будешь вспоминать об этом.

– Нет, – покачал он головой, – клянусь, нет.

– Да, – отозвалась Фиа. – И ты прав, потому что я сама не раз говорила себе то же самое. Я размышляла об этом всегда, ждала с самого детства, проявится ли во мне как-нибудь его кровь, черная кровь убийцы. Я действительно дочь Карра, Томас. Я навсегда останусь ею, и ты никогда не сможешь это забыть. И не должен забывать. И я не смогу, не забуду. Даже здесь, сейчас ты был прав, когда стал подозревать, что я собираюсь делать с этими бумагами. Моим первым желанием было не уничтожить их, как сразу предложил ты, а сохранить и использовать для того, чтобы добиться собственной свободы. Видишь, я не могу... – Наконец она не выдержала, голос ее дрогнул, но самообладание тут же вернулось к ней. – Я не могу приговорить тебя к жизни, в которой ты будешь вынужден все время следить за мной. Томас, заверяю тебя, я не принадлежу к числу хороших женщин, я в этом абсолютно уверена. Видишь, я нашла себе старого вдовца и женила на себе. И все ради дома, земли и денег, а когда узнала, что у него есть наследники, я возненавидела их за то, что они испортили весь мой замысел.

– Фиа, на твоем месте любой бы...

– Нет! – вырвалось у нее. Она заговорила громче и настойчивее, освободившись из его рук. – На моем месте никто бы этого не сделал, так поступила только я, дочь Карра.

Томас снова шагнул к ней, она отпрянула назад. Сейчас она дрожала всем телом, словно олень, попавший в загон. Глаза у нее стали огромными, она ничего не видела.

– Пожалуйста, увези меня назад.

– Назад в усадьбу? Да, конечно, – с облегчением согласился Томас. Если бы он только мог...

– Нет, назад в Лондон.

– Через несколько дней...

– Пожалуйста, сейчас, сегодня, я прошу тебя. Я не вынесу здесь больше ни минуты.

– Дай мне два дня, – умолял Томас.

Она посмотрела на него, словно сердце ее разрывалось, и крепко обняла себя руками.

– Умоляю тебя, Томас. Верни меня в Лондон. Ты же обещал, когда похищал меня из дома, что вернешь меня, не причинив мне вреда.

Ее слова ранили его в самое сердце.

– Фиа... – Он протянул руку, она словно не заметила ее.

– Если ты не вернешь меня сейчас же, ты нарушишь обещание, которое дал мне. – Голос Фиа дрожал. – Томас, мы достаточно знаем друг о друге. Я знаю, что ты джентльмен и данное слово для тебя свято.

Он был готов нарушить свое слово тысячу раз, если бы был уверен, что таким способом сможет оставить ее при себе или вернуть время на полчаса назад. Но он не мог причинить ей боль, держа при себе против воли.

Томас повернулся. Пропасть, которую он чувствовал под ногами, исчезла. Теперь мысленным взором он видел только одну огромную темную пустыню, мрачную и холодную. Он пошел прочь.

– Мы уезжаем сегодня вечером, – сказал он.

Глава 24

Тусклый свет, падающий из открытой парадной двери богатого дома, едва освещал мокрые камни мостовой там, где двое явно кого-то поджидали. Вскоре из дверей дома вышел джентльмен и присоединился к ожидающим.

– В клубе Танбриджа нет, – сообщил Джонстон, останавливаясь рядом с Томасом Донном. – И я сомневаюсь, что он здесь появится. Уже почти три часа утра, Томас.

Томас молча кивнул и пошел прочь. Джонстон и Робби торопливо подстроились под его шаг.

– Это чистое сумасшествие, – произнес Робби. – Тан-бридж где-то залег и затаился, говорю тебе. Его не видели, с тех пор как ты и... С тех пор как ты вернулся две недели назад.

Томас остановился. Его лицо, почерневшее за последние дни, сейчас почти сливалось с чернотой ночи, и только глаза страшно сверкали. Джонстон непроизвольно попятился.

Сейчас Томас походил на зловещего вестника судьбы. Казалось, только одержимость поддерживает жизнь в его теле.

Одержимость эта имела только одну цель: защитить, закрыть собой леди Фиа Макфарлен от общественного порицания. С подачи Танбриджа общество осуждало ее поведение уже давно. И сейчас о ней ходили грязные, отвратительные слухи.