Популярная психологическая энциклопедия - Степанов Сергей Сергеевич. Страница 129

В самой идее всестороннего изучения ребенка ни с какой точки зрения невозможно было усмотреть ничего дурного. Однако для Советского Союза 30-х годов объективное изучение ребенка представляло собой реальную социальную угрозу. Разве можно согласовать идею гегемонии пролетариата с установленным педологами фактом, что дети гегемона хуже справляются с интеллектуальными задачами, чем дети непролетарского происхождения? По одной из версий (достоверность которой сегодня уже трудно проверить), особое негодование Отца Народов и Лучшего Друга Всех Советских Детей вызвал крайне низкий тестовый балл, выставленный его сыну Василию.

В результате главный удар пришелся именно на тестирование. И это в самом деле было уязвимым местом советской педологии. В качестве диагностических методик педологи-практики в широком масштабе использовали скороспелые поделки, торопливо скопированные с западных образцов, а то и сами западные тесты без их серьезной адаптации. К этой работе были во множестве привлечены недостаточно подготовленные энтузиасты, чьих навыков хватало на проведение тестовых процедур, но было явно недостаточно для глубокой интерпретации результатов. По результатам тестирования выводы зачастую делались поверхностные и чересчур категоричные.

Решение проблемы было найдено по-большевистски радикальное: если неумелые повара регулярно пересаливают пищу – поваров наказать, а соль и вовсе из рациона изъять. Отечественные науки о ребенке оказались на пресном пайке на несколько десятилетий.

Интересно: в 90-е гг., когда большевистский радикализм подвергся столь же радикальному осуждению, оказалась громогласно заклеймлена лишь избыточность репрессий, но не их обоснованность (в данной сфере, разумеется). Педологические извращения в самом деле имели место, и требовались конструктивные меры для преодоления этой ситуации. Беда в том, что меры были избраны деструктивные. В своих ошибках, если угодно – извращениях, педологи рано или поздно разобрались бы и сами и, вероятно, сумели бы их исправить. Определенные тенденции к этому в начале 30-х наметились. Самое обидное, что и эти тенденции оказались безжалостно пресечены драконовским постановлением ЦК.

Запрещенная де-юре, педология так и не была официально реабилитирована, однако через много лет возродилась де-факто. Например, сегодня в Москве выходит журнал «Педология. Новый век», продолжающий лучшие, конструктивные традиции репрессированной науки. Труды педологов переиздаются, причем не как архивные памятники, а как источник вдохновения для новых поколений исследователей детства.

Правда, настораживает и то, что нередки сегодня и рецидивы настоящих педологических извращений. Не стану развивать эту тему, дабы не обидеть кого-то из коллег. Скажу лишь: хочется надеяться, что с этими издержками мы разберемся сами, в рамках своего профессионального сообщества. Официальный декрет тут совсем не нужен.

ПЕРЕНОС – термин, бытующий в психологии в двух существенно различающихся значениях, вследствие чего нуждается в подробном разъяснении. Наиболее распространенное в последние годы представление о переносе возникло в недрах психоанализа и получило подробное толкование в трудах З.Фрейда и его последователей. В психоаналитической трактовке перенос рассматривается как перемещение пациентом на аналитика своих влечений и переживаний, которые возникли на ранних этапах психосексуального развития и были впоследствии вытеснены. Принципиально иная трактовка данного понятия возникла в русле психологии научения (преимущественно бихевиористской ориентации, хотя и не только) и связана с влиянием ранее сформированного действия на овладение новым действием. Характерно, что в отечественных психологических словарях, выходивших до начала 90-х гг., когда психоанализ еще не приобрел нынешней ажиотажной популярности, раскрывалось лишь второе значение понятия «перенос». Следует также отметить, что в первом значении зачастую используется термин-«калька» – трансфер. То есть в современных русскоязычных изданиях, когда речь идет о трансфере, имеется в виду именно психоаналитический термин. В то же время в иностранных языках, из которых столь часто предпринимаются заимствования психологической терминологии, и перенос во втором смысле также обозначается как трансфер, но при переводе используется исключительно русский аналог. Так или иначе, оба значения данного термина заслуживают подробного разъяснения.

Основатель психоанализа не позаботился о составителях справочников и словарей – он практически не оставил точных энциклопедических дефиниций вводившихся им понятий, напротив – постоянно уточнял и пояснял их в своих многочисленных трудах. Пожалуй, наиболее емкое понятие переноса описано им в автобиографическом эссе, в котором он отмечал: «При всяком аналитическом курсе лечения помимо всякого участия врача возникают интенсивные эмоциональные отношения пациента лично к психоаналитику, которые не могут быть объяснены реальными обстоятельствами. Они бывают положительными или отрицательными, могут варьироваться от страстной, чувственной влюбленности до крайней степени неприятия, отталкивания и ненависти. Это явление, которое я вкратце называю переносом, вскоре сменяет у пациента желание выздороветь и, покуда оно проявляется в смягченной форме, может способствовать влиянию врача и помочь аналитической работе. Если оно потом перерастает в страсть или враждебность, то становится главным инструментом сопротивления. Бывает также, что оно парализует способность пациента к внезапным мыслям и вредит успеху лечения. Но было бы бессмысленно пытаться его избежать; анализ невозможен без переноса». Одновременно основатель психоанализа предпринял попытку толкования явления переноса в довольно широком смысле: «Не следует думать, что перенос порождается анализом и что он наблюдается только в связи с ним. Анализ лишь вскрывает и обособляет перенос. Это общечеловеческий феномен…» Иначе говоря, как это отмечалось самим Фрейдом, перенос в широком смысле представляет собой универсальное явление, наблюдаемое в отношениях между людьми и состоящее в перенесении ими друг на друга нереализованных переживаний и привязанностей. В более узком, сугубо психоаналитическом, смысле перенос – это процесс воспроизведения эмоциональных реакций, ведущий к установлению специфического типа отношений, в результате которых ранее присущие пациенту чувства, фантазии, страхи и способы защиты, имевшие место в детстве и относившиеся к значимым родительским или замещавшим их фигурам, перемещаются на аналитика и активизируются по мере осуществления аналитической работы.

Первоначальное представление о переносе сложилось у Фрейда задолго до того, как он сформулировал основные психоаналитические идеи. Это представление возникло у него в процессе размышлений над клиническим случаем Анны О., о котором ему рассказал австрийский врач Й.Брейер. При лечении молодой девушки в 1880–1882 гг. Брейер столкнулся с непонятным и испугавшим его явлением: асексуальная, как казалось, пациентка в состоянии невменяемости симулировала роды и во всеуслышание заявляла, что ждет ребенка от своего лечащего врача. Шокированный подобным поведением девушки, Брейер сделал все, чтобы успокоить пациентку, с которой он без всякого намека на интимную близость общался в течение двух лет. Но с этого момента он отказался от роли ее лечащего врача и постарался забыть о неприятном инциденте.

В не столь вызывающей, но также весьма щепетильной ситуации оказался и сам Фрейд. Когда однажды его пациентка, которую он пытался лечить с помощью гипноза, выйдя из гипнотического состояния, бросилась ему на шею, – он был шокирован не менее, чем Брейер. Но, в отличие от своего друга и коллеги, он серьезно задумался над тем необычным явлением, с которым ему пришлось столкнуться во время терапии. Фрейд не считал себя настолько неотразимым мужчиной, чтобы ожидать от посторонней женщины столь бурного изъявления нежных чувств. В необычном эпизоде он усмотрел явление, связанное с перенесением на него как на врача эротических чувств пациентки. Это стало открытием того явления переноса, которое, по мнению Фрейда, с необходимостью возникает в процессе аналитической работы.