Шерли - Бронте Шарлотта. Страница 104
Он помолчал, продолжая ласкать пса, который вздыхал и ворчал от избытка нежных чувств. На соседних деревьях послышался тихий щебет, что-то слетело вниз, чуть слышно зашелестев, как опадающая листва: маленькие птички спорхнули на газон и суетились в траве на безопасном расстоянии, словно чего-то ожидая.
— А, маленькие коричневые эльфы! — снова заговорил Луи Мур. Вспомнили, должно быть, как я кормил вас вчера. Что, хотите еще печенья? Увы, сегодня забыл вам оставить. Бедные пичуги, у меня для вас нет ни крошки.
Он опустил руку в карман, вынул ее и показал, что она пуста.
— Этому горю легко помочь, — прошептала мисс Килдар, которая все слышала.
Из сумочки, где всегда хранился какой-нибудь гостинец для цыплят, утят и воробьев, она достала кусочек кекса, искрошила его и, перегнувшись через плечо Луи Мура, высыпала крошки на его раскрытую ладонь.
— Вот, — сказала она, — судьба заботится о беззаботных!
— Какой славный день для сентября! — проговорил Луи Мур без всякого смущения, спокойно разбрасывая крошки по газону.
— А для вас?
— Для меня он не хуже, чем для любого монарха.
— Вы словно торжествуете, угрюмо и одиноко наслаждаясь стихиями, неодушевленной природой и обществом низших тварей!
— Одиноко — может быть, но не угрюмо. Среди животных я чувствую себя сыном Адама, наследником того, кому дарована власть над «всеми живыми тварями на земле». Ваш пес любит меня и всюду ходит за мной; ваши голуби слетают с голубятни, когда я выхожу во двор, и толпятся у моих ног; ваша лошадь знает меня так же, как вас, а слушается еще больше…
— И мои розы благоухают для вас, и мои деревья осеняют вас своей листвой…
— …И ничей каприз не может отнять у меня этих радостей, — продолжал Луи Мур. — Они мои!
Он встал и удалился; Варвар последовал за ним, словно привязанный к нему любовью и долгом. Шерли осталась на ступенях беседки, провожая глазами сурового воспитателя. Когда Каролина взглянула на нее, лицо Шерли было бледно, словно ее гордой душе нанесли глубокую рану.
— Видишь ли, — заметила Каролина извиняющимся тоном, — его чувства так часто оскорбляют, что он поневоле ожесточился.
— Видишь ли, — гневно ответила Шерли, — если мы будем часто говорить о нем, мы с тобой наверняка поссоримся, так что оставим эту тему раз и навсегда!
«Должно быть, это у них не первая такая стычка, — подумала Каролина. Потому-то Шерли и держится с ним так холодно. Но почему она не хочет понять характер человека и обстоятельств, в которых он оказался? Почему его всегдашняя скромность, мужество и природная прямота ей не нравятся? Не понимаю. Редко я ее видела такой несговорчивой и такой раздражительной!»
Зато другие двое друзей Каролины весьма лестно отозвались о ее кузене, подтвердив, что она в нем не ошиблась.
Вильям Фаррен, в дом которого Луи Мур как-то зашел вместе с мистером Холлом, объявил воспитателя «истинным джентльменом». «Второго такого во всем Брайерфилде не сыскать», — утверждал он, добавляя, что готов за него хоть в воду.
— Гляди, как к нему ребятишки льнут! — говорил он. — А жена, та сразу его полюбила. Но главное — мелюзга! В первый раз, как вошел он в дом, так на нем и повисли, а ведь детишки разбираются в людях куда лучше взрослых!
Мистер Холл в свою очередь на вопрос мисс Хелстоун, что он думает о Луи Муре, живо ответил, что никого лучше его не встречал с самой своей юности.
— Но ведь он такой сумрачный, такой серьезный! — возразила Каролина.
— Сумрачный? Да он интереснейший собеседник на свете! В нем столько юмора, причем необычного, спокойного, неповторимого. Когда я ходил с ним к Озерам, это была самая приятная прогулка в моей жизни. У него живой ум, превосходный вкус, и побыть с ним — настоящее удовольствие! Что касается его души и характера, то я бы назвал их возвышенными.
— В Филдхеде он держится таким нелюдимом, что все уверены, будто он просто человеконенавистник.
— О, наверное, он чувствует себя там не на своем месте, в каком-то ложном положении. Симпсоны, конечно, люди достойные уважения, но им его не понять. Они придают слишком много значения всяким формальностям и церемониям, а Луи этого не признает.
— Кажется, мисс Килдар тоже его не жалует.
— Она его просто не знает, совсем не знает. Иначе она, с ее умом и вкусом, по справедливости оценила бы его достоинства.
«Что ж, возможно, она его и не знает, — подумала Каролина. — Как же еще объяснить ее необъяснимое поведение?»
Но недолго пришлось ей тешиться столь простым решением задачи: вскоре она вынуждена была от него отказаться, и неприязнь мисс Килдар к Луи Муру так и осталась необъясненной.
Однажды Каролина встретилась в классной комнате с Генри Симпсоном, который давно уже завоевал ее расположение своим любезным и кротким нравом. Мальчик трудился над каким-то механическим приспособлением: из-за своей хромоты он предпочитал играм сидячие занятия. Ему что-то понадобилось кусок воска или бечевка, — и он открыл стол учителя. Луи в это время куда-то вышел, — потом оказалось, что мистер Холл позвал его с собой прогуляться. Генри никак не мог отыскать нужную вещь: он обшаривал ящик за ящиком, пока наконец не добрался до самого дальнего. Но вместо куска воска или клубка бечевки в нем оказалась тоненькая, перевязанная тесьмой, пачка небольших тетрадей в глянцевитых крапчатых обложках. Генри с удивлением на них взглянул.
— Что за мусор держит мистер Мур у себя в столе! — проговорил он. Надеюсь, мои упражнения он не станет хранить так заботливо.
— Что это? — спросила Каролина.
— Старые тетрадки.
Он бросил пачку Каролине. Вид у тетрадок был такой чистенький, что ей захотелось в них заглянуть.
— Если это обыкновенные ученические тетради, я думаю, их можно полистать?
— Конечно, сколько угодно! Мистер Мур отвел мне половину стола, — я храню тут всякие вещи, — так что я разрешаю.
В тетрадках оказались сочинения, написанные по-французски своеобразным, мелким, но удивительно аккуратным и четким почерком. Распознать его было легко, — для этого Каролине даже не пришлось заглядывать в конец сочинений, где стояло имя, она и так его знала. И все же подпись удивила ее: «Шерли Килдар, Симпсон-Гроув, такое-то графство», — одно из южных. Дата свидетельствовала, что эти сочинения написаны четыре года назад.
Каролина снова связала тетради, но не выпустила пачку из рук, раздумывая, что бы это могло означать. Она смутно догадывалась, что, заглянув в них, приоткрыла чью-то тайну.
— Видите, это тетрадки Шерли, — беззаботно заметил Генри.
— Это ты их дал мистеру Муру? Наверное, она писала сочинения с миссис Прайор?
— Да нет же, она их писала в моей классной комнате в Симпсон-Гроуве, еще когда жила у нас. Мистер Мур тогда учил ее французскому языку: ведь это его родной язык.
— Я знаю… А что, Генри, она была прилежной ученицей?
— Она-то? Такая озорница, хохотушка! Зато с ней всегда было весело и уроки проходили незаметно. Она все схватывала так быстро, что даже не поймешь, как она успевает. Французский был для нее легче легкого, — ох, и бойко же она говорила — быстро-быстро, не хуже самого мистера Мура!
— Она слушалась учителя? Наверное, проказничала?
— О, с нею хлопот хватало! Ужасная была вертушка, но мне она нравилась. Я от Шерли просто без ума!
— «Просто без ума»! Ах ты глупый! Ты сам не знаешь, что говоришь.
— Я действительно от нее без ума; она свет моих очей, — вчера вечером я так и сказал мистеру Муру.
— Наверное, он отчитал тебя за такие преувеличения.
— Вовсе нет! Он никогда меня не отчитывает и не ворчит, как всякие там гувернантки. Он читал книгу и только улыбнулся, не поднимая глаз, а потом сказал, что если мисс Килдар всего лишь свет моих очей, значит, она не та, за кого он ее принимает. Это, должно быть, потому, что я всего лишь близорукий маленький калека и глаза у меня тусклые. Какой я несчастный, мисс Каролина! Я ведь калека…