Шерли - Бронте Шарлотта. Страница 70
Бедняге Сэму Уинну было явно не по себе; он видел, что его прелестная соседка ужасно не в духе и капризничает. Ни минуты не сидела она спокойно: то ей было жарко и она принималась усиленно обмахиваться веером, то жаловалась на тесноту и духоту, то заявляла, что, по ее мнению, людям, выпив чай, следовало бы выходить из-за стола и что она непременно упадет в обморок, если чаепитие затянется. Мистер Сэм предложил проводить ее в сад. «Этого еще недоставало! Выйти на воздух такой разгоряченной, значит простудиться насмерть!» — заявила она. Наконец ему стало невмоготу. Быстро допив свой чай, он счел за лучшее удалиться.
Муру следовало бы в эту минуту завладеть своим местом, но он, как нарочно, о чем-то серьезно беседовал с Кристофером Сайксом на другом конце комнаты. Вместо него счастливой случайностью хотел было воспользоваться крупный хлеботорговец Тимоти Рэмсден, эсквайр, стоявший неподалеку и давно уже мечтавший присесть. Но Шерли и тут нашлась: взмахнув шарфом, она опрокинула свою чашку, чай пролился на скамью и на ее шелковое платье. Для наведения порядка позвали слугу, и поднявшаяся суета помешала усесться рядом с ней тучному, одутловатому Рэмсдену, обладателю плотной фигуры и плотного кошелька. Шерли, обычно весьма равнодушная к подобного рода мелким неприятностям, на этот раз устроила сцену, достойную самой слабонервной и чувствительной девицы. Услыхав, что ей дурно, что она вот-вот упадет в обморок, мистер Рэмсден, который с растерянным видом уже отступал, сразу прибавил шагу и скрылся из виду.
Наконец подошел Мур; он спокойно постоял некоторое время, с лукавым видом наблюдая за суматохой и за странным поведением Шерли, затем сказал, что и в самом деле в этом конце комнаты почему-то особенно жарко; климат здесь подходит только людям холодного темперамента, таким, как он. Он уселся на то место, которое было ему уготовано самой судьбой, и суматоха сразу стихла, исчезли слуги и неприятности, Шерли успокоилась; лицо ее просветлело; исчезло вызывающе сердитое выражение, капризно изогнутые брови и надутые губы распрямились. Резкие, порывистые движения, спугнувшие Уинна, словно по мановению волшебной палочки, сменились плавными и мягкими. Однако Мур не был награжден ласковым взглядом. Напротив, Шерли обвинила его в том, что он причинил ей кучу лишних хлопот и что по его милости она, наверное, лишилась уважения мистера Рэмсдена и бесценной дружбы мистера Сэмюэля Уинна.
— Ни за что на свете не хотела бы обидеть ни того, ни другого, сетовала она. — Я всегда была к ним как нельзя более внимательна и любезна, и вот, извольте видеть, что получилось из-за вас! Я не буду знать покоя, пока не поправлю дело; я чувствую себя хорошо, только живя в ладу со своими соседями. Завтра же придется мне отправиться в паломничество на Ройдскую мельницу и допытаться задобрить мельника, расхваливая его муку, а послезавтра, как это ни неприятно, пойти с визитом в поместье Уолден, прихватив с собой в ридикюле овсяную лепешку для любимых пойнтеров мистера Сэма.
— О, вы сумеете найти путь к сердцу этих любезных кавалеров, можно не сомневаться, — спокойно ответил Мур. Казалось, он был очень доволен тем, что завладел наконец заветным местом, однако он не поблагодарил свою соседку и не извинился перед ней за причиненное беспокойство; его невозмутимость придавала ему особое обаяние, и та, которая сидела рядом с ним, чувствовала на себе ее благотворное влияние. Взглянув на эту пару, вы никогда не сказали бы, что рядом с богатой женщиной сидит бедный, борющийся с нуждой человек; он держался с ней как равный с равной, непринужденно и самоуверенно; по-видимому, и в душе его царил покой. Иногда, разговаривая со своей соседкой, он смотрел на нее сверху вниз так, словно был выше не только ростом, но и по общественному положению.
Но временами лоб его прорезала складка и в глазах мелькали отблески душевного волнения; молодые люди вели вполголоса очень оживленный разговор. Шерли, как видно, донимала собеседника вопросами, — он же отказывался удовлетворить в полной мере ее любопытство. Вот она пытливо посмотрела ему в глаза; по ласково настойчивому выражению ее лица можно было догадаться, что она просит отвечать ей яснее, но Мур только любезно улыбнулся. Шерли была слегка задета и даже отвернулась от него, но он сумел снова завладеть ее вниманием и, как видно, пообещав что-то, успокоил ее.
Мисс Хелстоун, очевидно из-за духоты, выглядит плохо. Она бледнеет и мрачнеет с каждой минутой. После благодарственной молитвы она встает из-за стола и направляется к своей кузине Гортензии, тем временем уже вышедшей на свежий воздух вместе с мисс Мэнн. Заметив это, поднимается и Роберт Мур, вероятно, собираясь подойти к ней; но ведь сначала нужно проститься с мисс Килдар, а Каролина тем временем скрывается из виду.
Гортензия поздоровалась со своей бывшей ученицей отнюдь не сердечно, с видом оскорбленного достоинства. Ее очень обидело поведение мистера Хелстоуна, но она считала, что и Каролина заслуживает порицания за такую беспрекословную покорность дяде.
— Ты ведешь себя с нами совсем как чужая, — сухо проговорила она, в то время как ее ученица тепло пожимала ей руку.
Но Каролину не отпугнула и не обидела ее холодность — она ведь достаточно хорошо знала Гортензию и была уверена, что через минуту-другую ее недовольство пройдет и природная доброта возьмет верх. И в самом деле, Гортензия сразу смягчилась, стоило ей заметить, как изменилась, побледнела и осунулась Каролина. Расцеловав девушку в обе щеки, она принялась участливо расспрашивать ее о здоровье. Каролина весело отвечала, но вряд ли ей удалось бы избежать многочисленных расспросов и пространных наставлений о необходимости беречься, если бы мисс Мэнн не отвлекла внимание Гортензии, внезапно попросив проводить ее домой. Старушка, уже утомленная суетой праздника, была сильно не в духе, — настолько, что даже не поговорила с Каролиной. К тому же белый наряд и оживленный вид девушки раздражали мисс Мэнн; Каролина, одетая по-будничному, в коричневом шерстяном или сером летнем платье, с лицом, окутанным тенью грусти, была больше во вкусе нелюдимой старой девы. Сегодня же вечером она и смотреть не хотела на свою юную приятельницу, едва удостоив ее на прощание холодным кивком. Гортензия давно пообещала проводить ее, и теперь обе удалились.
Поглядев по сторонам, Каролина увидела яркий шарф и малиновое платье Шерли в группе хорошо знакомых ей дам, — это были как раз те самые дамы, встречаться с которыми она, по возможности, избегала. Природная застенчивость в иные минуты особенно тяготила ее, и сейчас она не могла себя пересилить и подойти к ним. Однако стоять одной среди шумного общества, разбившегося на пары и группы, было совсем уж неудобно, и она подошла к кучке своих учениц; эти девушки, или, вернее, молодые женщины, стояли в саду, наблюдая за игравшими в жмурки детьми.
Каролина знала, что ученицы ее любят, однако и с ними она была застенчива; она стеснялась их чуть ли не больше, чем они ее. Вот и сейчас она подошла к ним не с целью оказать покровительство, напротив, — она сама искала поддержки. Они чутьем угадывали ее застенчивость и с врожденной деликатностью старались ее не замечать. Она внушила им уважение своими знаниями и завоевала их расположение мягкостью. За то, что она была умной и доброй учительницей, они прощали ей ее робость и не злоупотребляли ею. Простые крестьянки, они обладали, однако, подобно Каролине, чисто английской душевной тонкостью, несовместимой с проявлениями грубости. Обступив смущенно улыбавшуюся учительницу, они вежливо и приветливо отвечали на ее неумелые попытки завязать разговор, держались ласково, скромно и благопристойно. Она же, чувствуя их дружелюбие, вскоре оправилась от смущения.
Но через некоторое время к ним подошел мистер Сэм Уинн и стал уговаривать старших учениц принять участие в общих играх вместе с младшими, и Каролина снова осталась одна. Она уже подумывала, как бы ей незаметно покинуть праздник и скрыться в доме, когда Шерли, заметив, что она стоят в одиночестве, поспешила ей на выручку.