100 великих любовниц - Муромов Игорь Анатольевич. Страница 98

После приёма, оказанного ей неаполитанской королевой, Вильгельмина чувствовала себя униженной. Она горько жаловалась самому королю. Только теперь она попросила пожаловать ей дворянство, чтобы исключить в будущем подобные унижения. Фридрих-Вильгельм тотчас исполнил её желание. Вильгельмина получила титул графини фон Лихтенау, а также право включить в свой герб прусского орла и королевскую корону.

После возвращения из Италии Вильгельмина находилась на вершине могущества. Все её прежние враги примирились с ней, хотя зачастую это было всего лишь притворством. Теперь им приходилось считаться с ней. Король доверял ей, как ни одной из её бывших соперниц.

Одновременно с титулом графиня получила в своё распоряжение поместья Лихтенау, Брайтенвердер и Росвизе. Она стала таким образом крупной землевладелицей. Это привело к появлению целого роя весьма серьёзных претендентов на её руку из представителей знати. Так, например, ей сделал предложение лорд Темпелтаун, двоюродный брат знаменитого английского министра Питта. Дело дошло даже до обручения. Когда король узнал о возможном союзе, он стал энергично противиться этому. Несомненно, в первую очередь мужчин очаровывал тонкий шарм интересной женщины. Однако Вильгельмина была другого мнения. «Все думают, что я владею миллионами, — писала она, — и с тех пор, как я стала графиней, я просто не в состоянии увернуться от брачных поползновений знатных господ».

В это же время лорд Бристоль сделал попытку убедить короля вверить судьбу графини Лихтенау в его руки, чтобы она в будущем ни в чём не испытывала нужды. «Если Ваше Величество, — сказал он, — ещё сомневается, какое будущее ожидает графиню, то я беру на себя священную обязанность защитить её от любых лишений. Я отдам ей во владение замок в Англии и назначу ежегодную ренту в 2000 фунтов».

Но Фридрих-Вильгельм вместо ответа подарил фаворитке 500 000 талеров в голландских долговых обязательствах.

Когда общественность узнала о королевском подарке, поднялся сильный ропот. А дворянство засыпало доброго короля прошениями о пожаловании дополнительных привилегий.

Когда Фридрих-Вильгельм серьёзно заболел, он понял, что его звезда закатывается, и попытался уговорить графиню уехать в Англию ещё до своей кончины. Однако Вильгельмина отклонила его предложение. Памятуя об их общей клятве верности, она решила остаться и не отступила. Она взяла на себя все заботы о больном монархе, находившемся в Мраморном дворце в Потсдаме. Никто и ничто, в том числе явные и скрытые угрозы, не могли вынудить её уступить позиции сторонникам королевской семьи. Она хотела быть рядом с ним до тех пор, пока хватит сил. Она прекрасно понимала, что ей не стоит ждать ничего хорошего от королевской семьи, если король умрёт. На предложение голландского генерала Констана покинуть Берлин она храбро отвечала: «С сознанием полной моей невиновности я остаюсь, да, я остаюсь даже в том случае, если бы у меня была уверенность, что свои дни я окончу в тюрьме или под топором палача. Я ни при каких обстоятельствах не покину короля, который всегда был моим благодетелем и другом. Моя забота нужна ему. Кажется даже, что благодаря моему присутствию он чувствует себя лучше, и я предпочитаю смотреть тысяче смертей в лицо, пока дыхание ещё теплится в нём».

Дни короля были сочтены. Ни врачи, ни знахари не могли вернуть ему уходящие силы. 15 и 16 ноября 1797 года страдания больного стали нестерпимыми. Придворный врач, тайный советник Зелле, сообщил Лихтенау и королевской семье, что конец близок. Лихтенау, измученная длительным уходом за больным, упала в обморок, и её отправили в собственные покои.

После смерти короля Лихтенау покинули все друзья. Они моментально перебежали в противоположный лагерь. Прежний почитатель графини граф фон Гаугвиц с уверенностью нового хозяина тотчас отдал приказ, в соответствии с которым взвод гвардейцев должен был занять её квартиру. Её уведомили, что она находится под арестом. Она оказалась шпионкой, воровкой, короче говоря, исчадием ада, которое разоряло государство. За всем этим напускным возмущением стояли трусы и действительно замешанные в махинациях.

17 февраля 1798 года королевская комиссия зачитала ей королевский указ, в котором Фридрих-Вильгельм III повелел, чтобы она вернула короне все подаренные ей его отцом ценности, дома в Шарлоттенбурге и Берлине и те самые 500 000 талеров в голландских ценных бумагах. Считалось, что всё это она у усопшего короля выманила.

Графиня была сослана в крепость Глогау. Получив содержание в сумме 4000 талеров в год, она не должна была оспаривать устно или письменно решение короля или как-либо пытаться скомпрометировать королевский дом.

Со свойственным ей мужеством графиня повела себя и в новом положении. В Глогау она прижилась очень быстро, и ей даже удалось подружиться с тамошним обществом. Через некоторое время всё ещё достаточно обворожительная графиня познакомилась с гитаристом Фонтано, настоящее имя которого было Франц фон Гольбейн. Их отношения становились всё более сердечными и скоро переросли в любовную связь. Не раз в разговорах со своим возлюбленным Вильгельмина жаловалась на судьбу, которая, с одной стороны, сделала её графиней, а с другой — такой несчастной. «Я очень хотела бы, — говорила она, — остаться просто дочерью музыканта».

Франц фон Гольбейн попросил графиню выйти за него замуж. Она направила королю прошение разрешить ей путешествие в Карлсбад, а также дать согласие на её замужество с Францем фон Гольбейном.

Так начался новый виток в жизни Лихтенау, который она должна была провести в совершенно других кругах. Прежняя куртизанка, во времена своего расцвета предъявлявшая высокие требования к своему образу жизни, теперь всё больше скатывалась в пучину лишений и даже нищеты! Позади была бурная жизнь. В своей юности она слышала отзвуки великих побед Фридриха Несравненного, она видела Пруссию в зените славы! Затем в качестве верной подруги Фридриха-Вильгельма II познала блеск и роскошь дворцовой жизни, а потом стала свидетелем падения, ударов судьбы под Исной и Ауэрштадтом и порабощения Германии Наполеоном. За все радости бытия, так щедро отпущенные ей в юности и в молодости, теперь Лихтенау приходилось годами расплачиваться одиночеством и всеобщим к ней пренебрежением. В отчаянии она после заключения Тильзитского мира обратилась к императору Наполеону, к которому она в 1811 году попала на приём в Сен-Клу, и попросила вступиться за неё перед прусским двором. Наполеон сначала совершенно не хотел заниматься этим. Затем ему пришла в голову мысль лишний раз досадить прусскому королю. И при его посредничестве ей были возвращены поместья Лихтенау и Брайтенвердер.

Её современник, Вильгельм Доров, который неоднократно встречался в Париже с графиней Лихтенау, характеризовал её в своих мемуарах «О пережитом. 1813–1820» «как очень интересную и одарённую женщину». Доров рассказывает о благоприятном впечатлении, которое графиня производила уже в глубокой старости: «Всё такая же красивая, — писал он, — она могла не представляться. И фигура её ещё сохраняла прежние формы, а шея была почти такой же безупречной, как у девушки».

И это описание почти полностью совпадает с другим, сделанным её современником. Макс Ринг изобразил её в своём романе «Розенкрейцеры и Иллюминаты»: «Её гибкая фигура, её свежее лицо напоминали вакханок с картин Рубенса. Всё в ней дышало откровенной чувственностью и горячей жаждой жизни, что явственно сквозило в её пылких взглядах, обольстительном смехе на её полных губках и такой же полной белой груди…»

Сохранились ещё критические выступления её явных врагов, которые, правда, совсем не всегда пытались очернить её. Советник Фридрих фон Кёльн писал в своём труде «Доверительные письма о внутренних контактах при прусском дворе после смерти Фридриха II»: «…Природа щедро одарила её всеми чарами, чтобы соблазнять мужчин. Но она никогда не поддавалась легкомысленным связям. У неё была необыкновенно прекрасная фигура, совершенная и бесподобная. У нёе был неплохой вкус и склонность к меценатству. У неё был самый изысканный в Берлине стол, самое непринуждённое и весёлое общество. Она была рождена и воспитана как куртизанка».