Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима - Мортон Генри Воллам. Страница 8

— Ахмет!

Мой шейх тут же подобрался и, подобно испуганному зайцу, метнулся куда-то за палатку. Я поспешил за своей шляпой.

Когда я вышел из палатки, взору моему предстало неожиданное зрелище. Огромная женщина в чадре и белых шароварах нависала над несчастным шейхом. Она показывала попеременно то на одного, то на другого коня и делала протестующие жесты. Женщина что-то говорила, причем с каждой фразой голос ее набирал силу, пока не возвысился до угрожающих высот. Шейх совсем сник.

Он попробовал было коснуться массивного плеча своей супруги, но та с возмущением скинула его руку. Я плохо понимал, что они говорят, но, судя по всему, шейх лопотал по-арабски:

— Все в порядке, любимая… Не сердись, солнце мое…

Как скажешь, дорогая…

В конце концов монументальная женщина резко развернулась и, звякнув на прощание ножными браслетами, скрылась за пологом палатки. Шейх приблизился ко мне с извиняющимся видом.

— Ничего не поделаешь, — сказал он, бросив сокрушенный взгляд на коней. — Сладостная Луна запретила.

Мы обменялись мужским рукопожатием, и я поехал прочь — с новым пониманием, что означает быть шейхом.

В ту ночь было полнолуние — огромная круглая луна висела над головой и заливала окрестности призрачным светом. Я сидел возле своей палатки, курил и лениво размышлял о том, что хорошо бы достать настоящего чистопородного скакуна, завезти оборудование от Кларксона и открыть школу для шейхов под патронажем дам — авторов приключенческих романов. В этот миг что-то в поведении Фердинанда заставило меня насторожиться.

Мой конь стоял привязанный у кустов саксаула — голова вскинута в настороженном ожидании, уши прядают, взгляд устремлен куда-то вдаль. А за ним… В какое-то безумное, быстротечное мгновение мне показалось, будто за спиной Фердинанда я вижу очертания призрачной повозки.

Вполне возможно, это была простая игра воображения. Но мне почему-то кажется, что моего старого коня время от времени посещали видения из его прошлой жизни… Одной из тех жизней, о которых я не имею ни малейшего представления.

Изгой

Перед отъездом заботливые друзья снабдили меня рекомендательным письмом к мистеру Снапу из Каира.

Я не стал обижать их отказом, кроме того, никогда ведь не знаешь, что может пригодиться во время путешествия по свету. По правде говоря, я не собирался пользоваться этим письмом (и даже сначала хотел его уничтожить, да как-то забыл). Согласитесь, весьма проблематично столкнуться с мистером Снапом в таком крупном городе, как Каир. К тому же мне его отрекомендовали как ловкого дельца, а я всегда недолюбливал эту категорию людей.

Итак, солнечным днем я сидел на знаменитой террасе отеля «Шепердс», чувствуя себя при том довольно глупо (ибо место это — как никакое другое — создает иллюзию участия во второсортной оперетте). Стояла душная безветренная погода, даже пальмы не шелестели, как обычно.

Компанию мне составляли многочисленные юные американки, которые сидели за нагретыми столиками вместе со своими перезрелыми мамашами и добродушными отцами. Тут же на террасе выступал заклинатель змей: он наигрывал на дудочке перед вялой, одурманенной коброй — к вящему неудовольствию пожилой супружеской пары из Англии. Видно было, что англичанам неприятно смотреть на змею, но, чувствуя себя новичками в этой стране, они не знали, как тактично отделаться от навязчивого заклинателя, дабы его не обидеть. В сторонке расположилась кучка драгоманов — людей с невероятно честными глазами и невероятно грязными мыслями; они жадно глядели на туристов, высматривая себе очередную жертву. Подниматься на террасу им запрещалось, поэтому они толпились на ступеньках отеля. «Шепердс» представлял собой островок европейской роскоши в океане обычной каирской жизни. Издалека я увидел местного князя — редкостного болвана (правда, абсолютно безвредного), которого даже пребывание в армейской кавалерийской школе не научило держаться в седле — наверняка он оправдывался тем, что ноги у него неподходящей формы. Я вспомнил, как мы с приятелями устроили ему прощальную вечеринку (дело происходило во время Первой мировой войны) и до беспамятства накачали беднягу-князя «Гинессом» и «Бенедиктином». Уж не знаю, как он на следующий день предстал перед комиссией, но только зачислили его (очевидно, по политическим мотивам) в ряды Королевской конной гвардии. Теперь князь — изрядно потрепанный и отяжелевший — сидел за рулем большой красной «Испано-Суизы» и пережидал, пока мимо проследует караван с грузом местного клевера-берсима. По улице проходил водонос с огромным бурдюком из козьей шкуры, он заунывно кричал и громко бренчал своими медными плошками. Бесконечным потоком двигались закутанные в черное женщины, позвякивая золотыми браслетами на шелковых чулках. Мимо проехал отряд египетской конной полиции, маленькие красно-белые флажки трепетали у них на штыках. Легкие двухместные экипажи с откидным верхом с трудом пробирались сквозь толпу, и в каждом из них сидели туристы в сопровождении переводчика, который что-то лопотал с сильным американским акцентом.

Сквозь балюстраду, отделявшую сильных мира сего (или тех, кто только казался таковым), периодически просовывались грязные смуглые руки со стопкой почтовых открыток. Одни продавцы предлагали ярко раскрашенные изображения пирамид, другие — не менее яркие и вульгарные фотографии восточных красавиц, неприятно поражавшие обилием обнаженной плоти. Убедившись, что открытки не пользуются спросом, продавцы пускали в ход «тяжелую артиллерию» — доставали из складок своих галабейпригоршню сомнительных скарабеев или нитку поддельных «бус мумии», которые и пытались всучить туристам. Я как раз наблюдал за одним из таких ловкачей, когда на террасе отеля объявился мистер Снап.

Я увидел странной наружности старичка, который, ловко лавируя между столиками, направлялся в мою сторону. Одет он был в серый фланелевый костюм, на голове панама, на глазах голубые солнцезащитные очки. Приблизившись ко мне, старичок церемонно поклонился — в этом жесте (равно как и в самой его речи с едва уловимым акцентом) чувствовалась старомодная европейская закалка — и объяснил, что на днях получил письмо от друзей из Англии. Те предупреждали о моем приезде и просили «показать город». А посему он взял на себя смелость разыскать меня и предложить свои услуги. Если говорить о моем первом впечатлении от этого человека, то оно укладывалось в короткую фразу из трех слов — старик злоупотреблял чесноком.

Затем я обратил внимание еще на одну странность: мистер Снап отчаянно пытался произвести хорошее впечатление. Вы, наверное, сталкивались с подобным поведением у немолодых женщин, претендующих на незначительную должность секретарши в офисе. Все они хотят казаться моложе, здоровее и благополучнее, чем есть на самом деле. Вот и мой новый знакомец хорохорился почем зря, хотя инстинктивно я догадывался, что дела у него идут не лучшим образом. Это показалось мне странным — с какой стати предпринимать героические усилия, чтобы очаровать малознакомого человека?

Я пригласил его за свой столик и заказал по стаканчику виски. Мистер Снап стал отказываться — по его словам, было то ли слишком рано, то ли слишком поздно для выпивки, да и вообще «это не в его привычках». Подобная горячность в сочетании с жадным блеском в глазах навела меня на мысль: «Передо мной запойный пьяница, который стремится скрыть свой порок!» В конце концов мистер Снап поддался на уговоры и одним глотком осушил свой стакан, что окончательно убедило меня в моей правоте.

Признаться, загадочная личность этого человека (со всеми его недостатками) меня заинтриговала. Слишком утомленный жарой, чтобы предпринимать активные попытки что-то выяснить, я просто наблюдал за ним и лениво размышлял о том, какие странные персонажи порой встречаются в отдаленных уголках земли. Не оставляло никаких сомнений, что нынешнее окружение чужое для мистера Снапа. Он явно вырос в иной среде, но вот в какой именно? Помимо водянисто-голубых глаз, на лице его выделялся красный шелушащийся нос. Создавалось впечатление, что старичок страдает от застарелого недолеченного дерматита.