Аферы века - Николаев Ростислав Всеволодович. Страница 3

Николай Герасимович, приступая к афере, казалось бы, все подготовил и учел. Но аферист международного уровня, специалист по околпачиванию иностранцев из высшего света не знал и не понимал натуры русского купца, вроде бы тугодума, но очень расчетливого и практичного. Поэтому все его хитроумные планы потерпели крах.

По приезде в город Козлов Тамбовской губернии Савин явился к известным крупным торговцам лошадьми, братьям Демидовым, у которых он подобрал себе 12 породистых лошадей — чистокровных рысаков на сумму в 10 тысяч рублей. В уплату за них он предложил вексель одного известного в России графа. Но практичные купцы, будучи по своим каналам осведомленными о делах хозяина векселя, усомнились в правильности оформления предъявленного документа и под разными благовидными предлогами отклонили сделку.

Неудача не привела деятельного афериста в уныние, и он решил продолжить аферу, несколько откорректировав план махинации. Савин поехал на большую конную ярмарку, проходившую недалеко от Козлова, на одной из станций Рязанско-Уральской железной дороги. Здесь он явился к известному хлеботорговцу Иванову как поверенный крупной петербургской фирмы для покупки большой партии овса в количестве 40 вагонов. Но Иванов не торопился с оформлением такой большой сделки и решил на всякий случай получить телеграфное подтверждение покупки от фирмы. Савин, естественно, не дожидаясь ответа, поспешил вернуться в Козлов.

Не прошли у Савина и другие махинации — как в Козлове, так и в Ряжске. Деревенские ярмарки не давали простора для его изобретательного ума — он привык действовать широко, с размахом. В этих необычных для него условиях ему не удалось раздобыть даже небольшую сумму денег на карманные расходы.

Вместе с тем побег из ссылки такого крупного афериста вынудил российские власти принять самые экстренные меры по его розыску и задержанию. Вскоре после появления Савина в Козлове об этом стало известно следственным органам. Для его задержания был командирован известный судебный следователь Московского окружного суда Грушанский, который вслед за Савиным прибыл в Ряжск.

В одном из номеров единственной в городе гостиницы с громким названием «Золотой якорь» расположился Николай Герасимович, даже мысли не допускавший, что его смогут найти в таком захолустье. Можно представить его крайнее изумление и огорчение, когда в номер вошли полицмейстер Ряжска и знакомый по судебному разбирательству в Москве Грушанский. Слова в данном случае были излишними, и аферист с гордым видом протянул руки для наручников. Арестованный с первым же поездом был отправлен в Козлов, где его посадили в тюрьму, которая размещалась в городском замке и славилась как прочностью стен, так и надежной охраной. К тому же Савин как опасный преступник содержался в отдельной камере под специальным надзором.

Бывший корнет, отличавшийся необычайной находчивостью, особенно в критические минуты жизни, не пал духом и в этом, казалось бы, безвыходном положении. Совершенно случайно ему стало известно, что в тюрьме заболел брюшным тифом в тяжелой форме один заключенный и его отправили в земскую больницу. Умея добывать нужные сведения, он узнает, что тифозный больной имеет некоторое с ним сходство; они были примерно одного роста и комплекции, а также имели одинаковый цвет волос. Кроме того, тюремщики сказали, что направленный в больницу арестант безнадежно болен. Тут Савина и осенила мысль прикинуться тифозным больным. Его «болезнь» никого бы не удивила — в городе свирепствовала эпидемия. И Савина, как очередного заразного больного, отправили в больницу.

Все прошло так, как планировалось. Савина поместили в одной палате с больным тифом, который в ту же ночь умер. Николай перенес покойника на свою койку, а сам занял его место. Из морга, куда перенесли мнимого покойника, убежать было уже несложно, и Савин скрылся в городе. Однако долго оставаться здесь было опасно, и бывший корнет решил бежать, причем не только из Козлова, но и из России — этой мужицкой страны, где его преследовали сплошные неудачи.

Он оказался в Восточной Пруссии, в Кeнигсберге. Но и здесь ему не повезло. При проведении одной, казалось бы, незначительной аферы Савина задержали. Правда, он не растерялся и представился Фришенбаумом — гражданином города Бремена. Тогда для проверки показаний Савина в сопровождении трех бравых прусских жандармов направили к начальнику бременской полиции. В Бремене по «убедительной просьбе» Николая Герасимовича, отлично говорившего по-немецки, все остановились в лучшей гостинице центральной части города, заняв две большие смежные комнаты. Старший жандарм отправился в полицейское управление, чтобы доложить о прибытии и получить указания относительно задержанного. Второй жандарм пошел в контору гостиницы за какой-то справкой.

Воспользовавшись этим, Савин, обладавший необыкновенной силой, набросился на третьего жандарма, связал его и заткнул его рот кляпом. Когда вернулся второй жандарм, Савин то же самое проделал с ним. Затем бывший корнет уверенной походкой военного вышел из гостиницы. Когда через полчаса в гостиницу прибыл старший жандарм в сопровождении агентов бременской полиции, то, к величайшему своему удивлению, вместо арестанта обнаружил двух связанных по рукам и ногам жандармов.

Савин же тем временем плыл на параходе в Америку, в страну, куда влекла его судьба.

Легко представить радость отставного корнета, который после пыли дорог и грязи деревень российской глубинки оказался на огромном и комфортабельном лайнере, направлявшемся в Новый Свет. В окружении шикарной публики Николай Герасимович моментально забыл не только свое каторжное бытие в сибирской глухомани, но и все многочисленные неудачи с попытками одурачить простых на вид, но достаточно практичных русских купцов. Он снова обрел уверенность в себе, превратившись опять «по мановению волшебной палочки» в знатного вельможу князя Савина, графа Тулуз де Лотрека.

Это было в начале 1895 года, когда Савину было около 40 лет. Николай Герасимович, говоривший по-английски без акцента, представительный и прекрасно сложенный, вскоре перезнакомился со всеми пассажирами первого класса. Душа общества, он всю дорогу развлекал публику рассказами о своих многочисленных похождениях.

Нетрудно представить, как талантливо он изображал в лицах своих влиятельных «родных» — баронов, графов и князей. Все это преподносилось с таким юмором и беззаботностью, что окружающие, да и он сам, смеялись, как говорится, до колик.

Разумеется, очаровывая пассажиров, Савин вынашивал планы очередных афер, жертвами которых должны были стать его новые состоятельные знакомые.

С мужчинами он играл в карты. Хороший игрок, не брезговавший шулерством, Николай Герасимович заметно поправил свои денежные дела. С женщинами он флиртовал. Увлекая их заманчивыми перспективами брака, Савин каждой предлагал руку и сердце с убедительной просьбой до приезда в Нью-Йорк сохранять все в секрете. И они эту просьбу выполняли, равно как и другие пожелания столь приятного в общении красавца, обладавшего к тому же, по его заверениям, большим состоянием.

Все это было на руку отставному корнету, особенно в условиях продолжительного морского путешествия из Европы в Америку. Для ловкого и предприимчивого афериста двух недель плавания было достаточно, чтобы наметить будущие жертвы своих афер.

Наконец мечта Савина сбылась: он в благодатной Америке, где его таланты могли полностью раскрыться. Вначале он стал наносить визиты тем дамам, за которыми ухаживал в пути. К горькому разочарованию Николая Герасимовича, родители девушек, которым он сделал предложения на корабле, несмотря на их слезы и истерики, ни в какую не соглашались на скоропалительный брак своих дочерей с человеком, которого, по существу, совсем не знали. Они просили Савина дать им возможность узнать его покороче и тогда решить этот вопрос. Естественно, это ни в коей мере не устраивало отставного корнета. Потерпев неудачу с брачными аферами, он решил избрать другое направление своей деятельности.