Буддизм. Энциклопедия - Королев Кирилл Михайлович. Страница 57
Разумеется, «глобализация» буддизма не означает, что современный буддизм отказывается от традиционных ценностей: происходит лишь «подстройка» этих ценностей, доктрин и практик под широкое, «невосточное» (и восточное, впрочем, тоже) восприятие. Примером такой «подстройки» может служить техника медитации. Отечественый исследователь буддизма А. Агаджанян пишет: «Медитация всегда была центральной частью буддийской эзотерики, но исключительно монашеской и „виртуозной“. В XX веке все меняется: медитация становится достоянием мирян, причем не только на Западе, но и в Азии: массовая мирская медитация становится реальностью городского азиатского буддизма начиная с 1950-1960-х годов. (Исключение составляет Китай, где медитация осталась, напротив, уделом консервативных „клерикальных“ групп чань-буддизма). Это обмирщение и демократизация виртуозной монашеской практики весьма напоминает классическую протестантскую тенденцию. Естественно, формы медитации при этом упрощаются. Далее, медитация становится внеконтекстной до такой степени, что не только смешивается с другими практиками, но и полностью может оторваться от собственно буддийского корня (например, в нерелигиозных центрах медитации или внутри синкретизма New Age). Меняется в значительной степени и назначение медитации: из эзотерической формы глубокого мистического опыта она становится психотерапевтическим средством, больше ориентированным на исцеление и доступным массе мирян».
Подобно другим духовно-религиозным доктринам, буддизм существует в двух «ипостасях» — есть более строгий, более формализованный монашеский буддизм и есть буддизм народный, популярный, нередко впитывающий в себя местные традиции и элементы других религий. Кроме того, в последние годы, особенно на Западе, наметилась тенденция к размежеванию буддийских общин на буддистов «урожденных» и «новообращенных». Это размежевание постепенно сделалось столь очевидным, что некоторые исследователи начали рассуждать о наличии «двух буддизмов» — традиционного, свойственного этническим общинам, и «динамичного», характерного для неофитов. Первый из этих двух буддизмов можно назвать мирским вариантом буддизма монашеского, тогда как второй куда менее формален и зачастую стремится комбинировать буддийские концепции с доктринами и методами других религиозных систем: особенно часто к буддизму «прикладывают» разнообразные йогические практики, а сами буддийские идеи толкуют в теософском духе, следуя таким западным «гуру», как Р. Штайнер, А. Безант и др. [106]
Для современного «глобального» буддизма характерно и еще одно явление, практически неизвестное буддизму классическому — это возникновение института миссионерства именно как социального явления. Еще Будда Шакьямуни призывал распространять Дхарму, однако миссионерства в западном понимании этого явления в буддизме не существовало. Появление буддийских миссионеров — очевидный результат взаимодействия Востока и Запада; причем это миссионерство, прежде всего, конечно, на Западе, приобрело такой размах, что социологи предложили термин «евангелический буддизм».
Именно в рамках «евангелического буддизма» возник такой феномен, как сетевой буддизм: транснациональные духовные сети, разбросанные по всему миру. По замечанию А. Агаджаняна, «рост таких форм облегчался тем, что в буддизме, как и в протестантстве (в отличие от католицизма, иудаизма, ислама, индуизма), нет выраженного управленческого или даже сакрально-символического центра. Глобальные „сети“ обычно создаются вокруг харизматических учителей, как правило практикующих на Западе, а иногда имеющих западное происхождение, при этом, однако, идентифицирующих себя с определенной традицией или школой: чаще всего это разные субтрадиции дзэн и тибетского буддизма, реже традиции „чистой земли“ и Тхеравады».
Наиболее яркий пример сетевого буддизма — «Общество озарения через медитацию» (США), созданное после Второй мировой войны на основе тхеравадинской традиции вокруг бирманских учителей У Ба Кхина и Махаси; сегодня это общество имеет более 50 постоянных центров во всем мире. Другой пример — английская организация «Друзья западного буддизма». Также можно вспомнить многочисленые группы ревнителей дзэн и последователей тибетского буддизма (в частности, сеть, организованную датским адептом школы Карма-кагью ламой Оле Нидалом) и японскую организацию «Сока Гаккай интернешнл», а в России — разнообразные «Дхарма-центры», а также общество «Манджушри», пропагандирующее тибетский буддизм школы Гелуг-па.
Что касается буддизма на его «исконной» территории, в Юго-Восточной Азии, в последние десятилетия XX столетия он в значительной степени отказался от традиционной аполитичности и асоциальности. В этом регионе (и далее по всему миру) распространяется «ангажированный буддизм» — буддизм, интересующийся жизнью «иллюзорного» общества, приверженный благотворительности и допускающий активное участие в политической деятельности.
Так, на Шри-Ланке в 1980-х годах пытались внедрить «буддийскую экономическую модель» (в духе естественной «буддийской экономики» Э. Шумахера). На той же Шри-Ланке и в других странах Тхеравады буддийская сангха активно участвует в политической деятельности и даже время от времени прибегает к радикальным методам воздействия на общество (достаточно упомянуть недавние монашеские выступления в Мьянме). В Японии популярна буддийская политическая партия Комейто, обладающая устойчивым влиянием. Самый же наглядный пример «ангажированного буддизма» — деятельность Далай-ламы XIV. Вынужденый покинуть Тибет после китайской агрессии, этот человек, лауреат Нобелевской премии мира, к концу XX века приобрел символический статус «всебуддийского отца», этакого буддийского папы римского. Он является публичной фигурой, олицетворением свободы, ненасилия и восточной «духовности»; помимо всего прочего, всплеск популярности тибетского буддизма на Западе во многом связан именно с деятельностью этого Далай-ламы.
Как пишет А. Агаджанян, «буддизм в глобальную эпоху как бы конструируется заново и интерпретируется, исходя из конкретного контекста и конкретных интересов. Традиционный, архаичный буддизм не соответствует требованиям глобальности, и потому включается чисто реформаторская установка на „возвращение к истинному учению“, „очищение ядра“. Например, буддизм „очищается“ от традиционного синкретизма, от „исторических наслоений“, от небуддийских верований и практик. Эта тенденция привела к складыванию некоего интеллектуального, рационального, а то и „научного“ буддизма, опирающегося на такие, несколько преувеличенные и выхваченные из контекста черты постулируемого „истинного буддизма“, как опора на опыт, критическое мышление, познание внутренних связей мира, отсутствие „монотеистического бога“. Хотя институционально подобный рациональный буддизм в чистом виде никогда не был заметным явлением, этот образ оказал огромное влияние на восприятие буддизма в целом и на гибкость, с которой отдельные его элементы приобретали глобальное распространение. Именно такие простые, рациональные блоки и включались в диалог с другими идеями и практиками. Очищаясь от „архаичного“, исторически-спонтанного синкретизма, так называемый „чистый буддизм“ становился частью нового, намеренного синкретизма».
Впрочем, в конце XX столетия наметился — опять-таки в первую очередь на Западе — интерес к так называемому «буддизму плоти». Под этим термином понимается совокупность буддийских психопрактик, преимущественно ваджраянских, тантрических, постулирующих единство тела и души, а также всевозможные рецепты и правила «восточной медицины». Растущая популярность такого буддизма вызывает опасения у представителей других конфессий: так, кардинал Йозеф Ратцингер (ныне папа Бенедикт XVI) однажды назвал этот буддизм опасной формой аутоэротической духовности.
В целом положение буддизма в современном мире устойчиво и стабильно, в особенности по сравнению с положением христианства. Вероятно, причина этого в том, что, как писал М. Малерб, «буддизм, и в этом его специфика, сохраняет жизнеспособными все формы духовности, которым он дал начало за долгую историю своего развития». Буддизм предельно толерантен — история, к примеру, не знает буддийских религиозных войн — и прекрасно согласуется с западной концепцией «общечеловеческих ценностей». Более того, буддизм охотно принимает в себя другие религии и культы или сосуществует с ними. Далай-лама XIV в одном из интервью на вопрос, видит ли он какую-либо возможность интеграции христианства и буддизма на Западе, ответил следующим образом:
106
Мне довелось побывать в середине 1990-х годов на двух или трех занятиях одной московской «буддологической» группы. Каждое занятие предварялось выступлением руководителя группы («духовного наставника»), которое представляло собой нечто среднее между лекцией в институте и протестантской проповедью. Эти выступления содержали буддийские идеи, «перетолкованные» по мадам Блаватской и Штайнеру. За «теоретической частью» следовал сеанс йоги — гимнастика с элементами психопрактики («Представьте себе, как голубая энергия от ваших глаз растекается по всему телу и наполняет чакры»), заканчивалось занятие общеним «гуру» с паствой и его ответами на вопросы, от сугубо житейских до затрагивающих доктринальные темы. — К. К.