Прикид - Брук Кассандра. Страница 7

Я сделала кое-что еще. Позвонила в строительную компанию. В течение десяти лет деньги, вырученные мною от продажи дома в Ипсуиче, лежали у них в банке. Своеобразный НЗ, отложенный на черный день. Время от времени я заезжала и проверяла, как они там поживают. Сумма мало-помалу росла. Я знала, что придет день, когда они пригодятся. Ральф категорически запрещал трогать эту заначку и тратить, как он выражался, на «нас» – то ли из гордости, то ли из благородных побуждений, я так толком и не поняла. Это твои деньги, только твои, твердил он, когда я в моменты кризиса предлагала воспользоваться ими. Подозреваю, он считал их неким пенсионным пособием, которое должно было достаться мне после его смерти. Хотя вслух об этом никогда не говорил. Сам он не мог много мне оставить. И я решила сохранить деньги нетронутыми.

Управляющий назвал мне сумму, я записала в блокнот. Потом села в автобус и поехала в город, чувствуя себя прогульщицей и авантюристкой.

Абигайль сказала, что не найти магазин невозможно. «Он находится точнехонько напротив карбункула!» И мне не составило труда понять, что она имела в виду. Квартал из домов застройки 30-х недавно модернизировали. Некий архитектор из разряда постмодернистов не нашел ничего лучшего, как пристроить извне спиралеобразную лестницу, поднимавшуюся на высоту шести этажей и застекленную снаружи, отчего дом стал напоминать гигантский шприц. Я увидела, как внутри «шприца» снуют люди. Затем взору предстала еще более завораживающая картина – в лице шотландца, поднимавшегося на шестой этаж и наконец раскрывшего долго мучившую меня загадку: что носят эти дети гор под своей клетчатой юбкой. Кэролайн, утверждавшая, что не носит летом панталон, была бы посрамлена.

И как раз напротив находилось нужное мне здание. Магазин под названием «Торговый центр модельной одежды». Я вошла. Абигайль приветственно махнула мне рукой и сделала знак подойти. Как раз в этот момент она заканчивала обслуживать клиентку, на которой крупными буквами было написано «жена из посольских» и которая покупала нечто страшно дорогое. Абигайль потрясла этим волшебным предметом туалета, затем передала его молодому человеку (тому самому, шипящему и свистящему, решила я), который принял предмет двумя пальчиками, словно снимал вишню с торта. Абигайль, продолжая неутомимо болтать, метнулась к прилавку, схватила гроссбух, пошарила в поисках ручки, отпила глоток кофе – и все это время грива ее рыжих волос жила, казалось, своей отдельной жизнью. Я скромно присела на краешек стула возле прилавка и стала наслаждаться представлением.

Прошел, наверное, час, а я все наблюдала. Время от времени пробегавшая мимо Абигайль наклонялась ко мне и отпускала реплику в адрес очередной покупательницы – с кем разводится, чьей является любовницей, в какой из финансовых скандалов вовлечена. Материалов, имевшихся у нее, хватило бы, чтобы заполнить не одну колонку светских новостей. Впрочем, интерьер магазина был более чем скромен: длинные ряды металлических вешалок вдоль стен, пронзительно-яркое освещение, уничтожавшее даже малейший намек на тень.

– Приглушенное освещение совершенно бесполезно, – шепнула, пробегая мимо, Абигайль. – Иначе не разглядишь ни пятна, ни дырки, прожженной сигаретой.

Лишь при виде бирок на одежде вы понимали, где находитесь. Все они были тут в полном составе – Брюс Олдфилд, Билл Гибб, Эммануэль, Кэролайн Чарлз, Джин Мюр, Жанна Ланвен, Жозеф, Крис Клайн, Шанель, Ив Сен-Лоран, Пол Кастелло, Умберто Джиночетти. И я тут же успокоилась и стала чувствовать себя как дома. И еще это вызвало у меня улыбку: многие из этих модельеров некогда навязывали свои туалеты мне в те незабываемые сладостные дни, когда я была новой подружкой Ральфа Мертона, юной девушкой с широко раскрытыми от удивления глазами.

Продавца, с которым я говорила по телефону, звали Тимоти. Он так и порхал по магазину и был подчеркнуто любезен со мной, что зачастую характерно для голубых. Абигайль обращалась с ним как с любимой комнатной собачкой. «Ступай и обслужи вон ту старую корову, будь славным мальчиком!» – шептала она, отвешивая ему шлепок по заднице, в ответ на что Тимоти радостно хихикал и бросался исполнять поручение. Затем она поманила меня за собой в дальний угол торгового зала, где стоял автомат для приготовления кофе.

– Похоже, никаких драконов сегодня не предвидится, – разочарованно протянула она. – Разве что Мадлен заглянет, тогда я дам тебе знать. Хуже ее не бывает. Мадлен недавно бросил муж, к тому же она сидит на диете. Готовится к следующей схватке.

Бизнес довольно прост, объяснила Абигайль. На свете полно богатеньких сучек, которые покупают одежду от кутюр – «как эта ваша подружка». И естественно, они не наденут одну и ту же вещь больше двух раз. Отсюда возникает проблема: что, черт возьми, делать с целой горой ненужных тряпок, которые только занимают место? Деньги для них значения не имеют. Главное – чтобы было свободное пространство.

– Ну вот они и приносят свои шмотки мне. Хотят свободного пространства – нате, пожалуйста! Приносят на два месяца. Если вещь не продается, я ее возвращаю. Я беру двадцать процентов комиссионных. Часто они пропускают все сроки и так и не приходят ни за своими деньгами, ни за тряпками. Может, на Гавайях отдыхают, может, в очередной раз разводятся.

Абигайль рассмеялась, откинула назад ворох рыжих волос, а сама тем временем не сводила пристального взора с Тимоти, который вытанцовывал вокруг очередной «старой коровы», пытавшейся втиснуться в платье от Джин Мюр, предназначенное для женщины вдвое ее моложе.

– Цены до смешного низкие, – продолжала Абигайль. – Здесь можно купить трехсотфунтовый костюм от Жозефа всего за пятьдесят – восемьдесят фунтов, надеть пару раз, и все начинают думать, что ваш муж богат, как Крез, или что у вас есть любовник-мафиози. Ярмарка тщеславия, точнее не скажешь, дорогая! И заметь, внакладе никто не остается.

Она снова рассмеялась, затем поставила кофейную чашку и поплыла ко входу – приветствовать совершенно поразительное создание, сплошь состоящее из одних глаз и ног, которое, приоткрыв дверь, неуверенно застыло на пороге. В руках у девушки был какой-то пакет. Абигайль без долгих слов взяла его у нее, раскрыла, извлекла нечто воздушное и летящее из черного шелка.

– Негодница вы эдакая! – услышала я ее голос. – Ладно, оставьте, дорогая. Я знаю, кому предложить. За сотню уйдет.

Девушка кивнула и растворилась точно мираж. Абигайль вернулась ко мне с платьем.

– Разве можно их в чем-то винить? – сказала она и выложила на стол передо мной маленькую бирку. На ней значилось имя знаменитого молодого модельера. – Манекенщицам, разумеется, не разрешают продавать модели. Но что делать и как прикажете жить, когда тебе всего шестнадцать и ты только начинаешь? Приходится спарывать бирку и тащить сюда. Через пару лет эта малышка будет стоить полмиллиона. И тогда здесь вы ее больше не увидите, точно вам говорю.

Зазвонил телефон – следовало отметить, звонил он не слишком часто. Абигайль подпустила в голос найтсбриджского акцента.

– Торговый центр, – бросила она и подмигнула мне. Затем зазывные нотки исчезли, и она скорчила кислую мину. – Нет, не совсем так, – сказала она в трубку. – Леди Фортескью умерла… – Абигайль возвела глаза к потолку. – Нет, мне не приходит на ум никто другой… Нет, это будет неудобно… Ну, если вы настаиваете… – Она повесила трубку и прищелкнула пальцами. – Хозяйка, мать ее за ногу! Способна ли я управлять этим магазином или нет? – передразнила Абигайль, затем передернула плечами. – Чтоб ее!

«Старая корова» удалилась, так ничего и не купив. Тимоти прихорашивался перед зеркалом. Был уже почти час дня, и я решила приступить к делу.

– Абигайль, могу ли я пригласить вас на ленч? – спросила я.

Она удивилась:

– Это совершенно необязательно.

– Но мне хочется.

– Ладненько, – сказала она после секундной паузы и обернулась к Тимоти: – Можешь продержать осаду примерно с час, дорогой? Только ничего не покупать, ни одной гребаной тряпки, понял? Мы будем «У Луиджи», это на тот случай, если вдруг явится леди Ди и принесет на продажу свадебное платье. – Затем она тихо добавила: – Сильно напиваться мне совсем ни к чему. Ну что, вперед? – Она подала мне пальто.