Бал хищников - Брук Конни. Страница 105

Princeton/Newport, первая брокерская фирма, официально объявленная «вымогательской организацией», окончательно закрылась в начале декабря 1988 года. Адвокаты фирмы утверждали, что именно угроза заморозить активы фирмы (в тот момент еще не полностью установленные) и привела ее к гибели. Они утверждали также, что прокурор Джулиани превысил свои полномочия, превратив дело о нарушении налогового законодательства в преступление, караемое по статьям RICO, чтобы вынудить обвиняемых дать показания против Майкла Милкена и Drexel.

Возможно, в деле Princeton/Newport и не стоило прибегать к RICO. Но если вне сферы организованной преступности и был прецедент, подпадающий под статьи RICO, – это, несомненно, дело Милкена и Drexel. Если утверждения Комиссии по ценным бумагам и биржам верны, Drexel при Милкене представляла собой крупное действующее предприятие, где нарушение законов о ценных бумагах и распространение ложной информации приобрели перманентный характер и за многие годы принесли сотни миллионов неправедных долларов. И впрямь (если не иметь в виду практику физического насилия), традиционная организованная преступность и патриархат Милкена – та наглая, угрожающая и манипулирующая рынком «коза ностра» мира ценных бумаг, о которой говорилось выше, – очень похожи.

Кроме того, если Drexel и ее юристы действительно считали, что у властей не хватит доказательств, им лучше было бы продолжить борьбу, даже под угрозой страшного RICO. (Имея свыше двух миллиардов долларов капитала, Drexel без труда могла бы приостановить операции по требованию этого закона.) Иными словами, на самом деле Drexel решила не судиться не из страха перед Джулиани и RICO, а потому, что власти собрали исчерпывающие доказательства.

Далее речь больше не шла о перспективе процесса «Милкен против Боэски». В середине осени ряды Drexel, которые почти два года выдерживали нараставшее давление, наконец, дрогнули. Джеймс Даль, любимый трейдер Милкена, получил иммунитет в обмен на согласие сотрудничать с властями. Именно его показания послужили основанием десятка исков против сотрудников Drexel. По стопам Даля последовал и Кейри Маульташ, который после нескольких месяцев под угрозой RICO, насколько можно судить, «сдал» все персональные операции Милкена. Потом ряды отступников пополнил Террен Пейзер, 29-летний трейдер, ближайший сосед Милкена в торговом зале Беверли-Хиллз; он, по всей видимости, участвовал во многих сделках, которые власти инкриминировали Милкену. По сообщению «Business Week» в конце января 1989 года, Джулиани рассчитывал получить еще шестерых свидетелей из группы Милкена.

Неудивительно поэтому, что юристы Милкена начали искать варианты мирового соглашения с властями. Долгое время Милкен гордился своей способностью распознавать ценность там, где другие ее не видели, находить доход в том, что другие считали убыточным, и чуять нераскрытые источники сверхприбыли. Но сложившаяся ситуация подорвала даже его могучие силы. У Милкена оставались два выхода, и оба прискорбные.

В случае признания вины он выпускал из рук знамя священной войны, которую вел последние два года, и тем самым давал понять, что его заставили платить не за вызов корпоративному истеблишменту (на чем он всегда настаивал), а за нарушение закона. (В ноябре Милкен сказал репортеру «Washington Post» Дейвиду Уайзу, что один из его сыновей сравнил его с Сократом, которого тоже осудили за необычные взгляды, хотя всю свою жизнь Сократ посвятил поискам истины и добра.) Кроме того, ему пришлось бы «сдать» друзей и клиентов, презрев тем самым всякие понятия о чести (как уже поступили многие прежние коллеги).

Если же ставить на судебный процесс, то показания против Милкена мог дать не только Боэски, но и люди вроде Даля, которых он сотворил и которым (в некоторой степени) доверял. Конечно, каждый из них знал сравнительно немного. Но в совокупности их показаний почти наверняка было достаточно для обвинительного приговора, а он – по меркам ШСО – грозил конфискацией почти всего нажитого и двадцатью годами тюрьмы.

Милкен оказался в западне. Власти выиграли, и выиграли, на мой взгляд, закономерно, поскольку Милкена нужно было остановить по целому ряду объективных причин. Но мне бы совершенно не хотелось, чтобы эту историю воспринимали как пример хрестоматийной победы добра над злом. Милкен представлял собой реальную опасность – это правда. Но правда и то, что он был одним из самых инициативных и одаренных финансистов нашего времени. Вполне возможно, при желании ему удалось бы добиться тех же самых успехов в изменении корпоративной структуры нашей страны (достоинства и недостатки этих изменений будут обсуждать еще долго), не нарушая законы. Милкен – прежде всего творец, и лишь потом – преступник. Именно в этом и заключается его трагедия.

Нельзя не заметить, что и усилия властей обуздать Милкена отнюдь не были образцом беспристрастности и честности. За два года расследования в прессу просочилось (главным образом, со стороны Комиссии по ценным бумагам и биржам) немало информации, явно для общественности не предназначенной. Похожие утечки регулярно устраивал и конгрессмен Динджелл. (В то же время автору этой книги, чья работа и состоит в том, чтобы задавать вопросы, ведомство Динджелла отказывало в информации.) Эти «выбросы» преследовали двоякую цель: привлечь внимание общественности к успехам расследований Динджелла и (по крайней мере, в одном случае) заставить комиссию вести себя более активно в деле Drexel. (Шеф исполнительного управления комиссии Гари Линч заявил в интервью «The Wall Street Journal»: «Думаю, вам нужно подчеркнуть вот какой момент: закрытыми документами вас снабжал комитет конгресса. Это типично для Вашингтона… И пахнет это не слишком приятно. Просто очень даже плохо».) Да и Джулиани, который как раз во время подготовки дела начинал свою политическую карьеру, в какой-то мере похож на свою жертву, Милкена, – безграничным честолюбием и готовностью использовать все средства ради достижения нужной цели.

Самым горьким для Милкена в его поражении стало предательство. Он создал собственный мир, обогащал своих людей сверх всяких ожиданий и надеялся на их верность, поскольку они были обязаны ему всем. Но он не учел, что есть сила более могущественная, способная лишить его бывших приверженцев не только богатства, но и свободы.

Даль, первый почитатель и подражатель Милкена, раскрывает его секреты властям. Фред Джозеф, представительный продавец, еще недавно плывший в фарватере Милкена, первым настаивает на полном разрыве: уволить Милкена, удержать положенные ему за 1988 год 200 миллионов долларов и оказать содействие властям в расследовании его операций. Кое-кто возмущался предательским поведением Джозефа. Но, по всей видимости, этим новоявленным поборникам Милкена самим было чего бояться, и согласие фирмы на сотрудничество ставило их под удар.

Печальный, горький урок предательства со стороны тех самых клевретов, которые в былые, лучшие времена почтительно именовали Милкена «Король».

От автора

Эта книга – плод интервью, которые мне удалось взять у 250–300 человек примерно за два с половиной года. Со многими из этих людей мне довелось беседовать не раз, и нередко по нескольку часов. Когда возможно, я называю имена; условием откровенности прочих респондентов была анонимность – так чтобы те или иные слова нельзя было приписать конкретному лицу. Мне удалось поговорить с несколькими десятками ярых противников Drexel и ее ключевых игроков. Но основную массу интервью я взяла у тех, кого можно считать главным коллективным персонажем этой книги, – у сотрудников Drexel и членов ее клиентской сети, у хозяев и гостей Бала хищников.

Готовность Фреда Джозефа помочь мне в работе над книгой разделяли все сотрудники фирмы, за исключением обитателей Западного побережья – Милкена и его группы. Эта раздвоенность, как я поняла за следующие два года, была типичным образом жизни Drexel. Джозеф дал мне разрешение брать интервью в феврале 1986 года, за девять Месяцев до Дня Боэски. Поэтому я имела возможность узнать Drexel и ее игроков в их самое лучшее время. Если бы я начала собирать материалы после Дня Боэски, когда эпопея Drexel из истории величайшего успеха на Уолл-стрит стала величайшим позором и скандалом, мне ни за что не удалось бы получить от ее участников столь откровенные и обширные сведения.