Бал хищников - Брук Конни. Страница 61

Перельман и Драпкин бродили по кварталу, обсуждая достоинства своего предложения. Новая жена Перельмана, Клаудия Коэн, ушла из «The New York Post», где работала светским хроникером, и теперь вела развлекательную программу на телевидении. Что бы ни происходило, Перельман и его команда обязательно смотрели ее утреннюю программу. Иногда Перельман, коротышка пяти с половиной футов, просил инвестиционщика из Drexel Пола Абекассиса снять туфли, они вставали спина к спине, и Перельман приказывал кому-нибудь из сотрудников объявить, кто выше.

Подобные развлечения свидетельствовали, что команда Pantry Pride временно не знает, чем себя занять. Впрочем, Перельман мог ждать. В худшем случае он рисковал потерять лишь деньги, затраченные на комиссионные и текущие расходы. Он не стал заранее приобретать акции Revlon, помня, что Верховный суд штата Делавэр одобрил дискриминационное предложение Unocal выкупить свои акции у всех, кроме Пикенса. В новом тендерном предложении Перельман претендовал на приобретение 90 % акций, а это стоило того, чтобы подождать. «Мы целыми днями шумно обсуждали, что же в конце концов получится», – вспоминал один юрист.

Что касается Revlon, то она могла, конечно, «спрятать голову в песок» – и пусть Перельман попробует купить эти 90 %; но ее консультанты понимали, насколько велик риск победы Перельмана и, следовательно, уступки компании по 42 доллара за акцию. Ведь Перельман вполне мог достать деньги, чтобы приобрести хотя бы 51 %, и в таком случае пострадали бы оставшиеся акционеры. Найти рыцаря-избавителя оказалось трудно: никто не хотел брать пеструю Revlon целиком, и особенно косметический бизнес, который несколько лет переживал депрессию.

Но через несколько дней после новой заявки Перельмана малоизвестное инвестиционное партнерство Adler and Shaykin, специализировавшееся на LBO, предложило купить никому (кроме Перельмана) не нужный косметический бизнес Revlon, причем цена приобретения в итоге выросла до умопомрачительных 900 миллионов долларов.

Предложение Adler and Shaykin гальванизировало ситуацию. К остальному бизнесу Revlon проявила интерес инвестиционная фирма Forstmann Little, тоже занимавшаяся LBO. Питер Джекит, с которым Бержерак год назад обсуждал перспективы выкупа Revlon управляющими, перешел из Lazard в Forstmann Little и был не прочь обновить старый план. Примерно дней через десять появился план, согласно которому Adler and Shaykin в отдельной сделке покупала косметику, Forstmann Little совместно с Бержераком и прочими управляющими приобретала остальную часть Revlon примерно за 1,4 миллиарда (по 56 долларов за акцию), потом косметику они продавали фирме American Home Business, а гигиенический бизнес оставляли себе.

Переговоры шли полным ходом, и Pantry Pride знала о них, по-видимому, не меньше, чем директорат Revlon. Многие участники переговоров со стороны Revlon-Forstmann Little были убеждены, что между советами директоров враждующих компаний был по меньшей мере один стабильный канал связи. Как бы ни происходили полезные для Pantry Ride утечки, они были постоянными и сильно вредили Revlon. «Я еще ни разу не сталкивался с утечками такой интенсивности, – сетовал Лумис из Lazard. – Противник получал сведения мгновенно. В результате создалось положение, когда партнеры по переговорам потеряли к нам доверие, хотели иметь дело только с определенными людьми и вообще свести информированность к минимуму. В частности, когда Forstmann Little собралась объявить свою ставку на третьем заседании совета директоров в октябре, она сообщила нам, что даст пятьдесят шесть долларов за акцию, только за час до заседания».

Тем временем Pantry Pride, прекрасно зная о намечавшейся сделке, страстно желала переманить Бержерака на свою сторону. Дон Энгель попытался уговорить Бержерака при посредничестве Гарольда Дженина, прежнего босса Бержерака по ITT. Дженин от имени Pantry Pride должен был обещать Бержераку прежний «парашют» (как, впрочем, и Перельман при первом знакомстве), а кроме того еще и второй, который можно было обратить в наличные в течение двух лет; Дженин предлагал Бержераку одно из гигиенических отделений (на его вкус) по приемлемой цене – с полным предварительным кредитом. «Он не сказал, что такое „приемлемая цена", – вспоминал Бержерак. – Но стоимость всего пакета доходила до ста миллионов долларов».

Сведения Бержерака подтверждает советник Перельмана, хотя сам Перельман и его персональный юрист Драпкин категорически все отрицают. Как бы то ни было, отказ Бержерака от столь привлекательных условий привел Перельмана и консультантов Pantry Pride в замешательство. Кто-то даже назвал поведение Бержерака «иррациональным».

«Конечно, найдутся люди, которые сочтут ваш отказ от ста миллионов долларов безумием, – рассказывал Бержерак. – Но именно с такими людьми я и решил бороться, поскольку считал их злом».

После того как миссия Дженина провалилась, счастья решил попытать Роберт Гринхилл из Morgan Stanley – фирмы, согласившейся на подручную роль. «Помню, Гринхилл заявил, что провернет это дельце, Майкл-де поможет, – со смешком вспоминал один сотрудник Перельмана. – Но он только навредил».

Чтобы победить Forstmann Little, Pantry Pride не оставалось иного выхода, как предложить акционерам больше денег. 27 сентября она подняла ставку с 42 до 50 долларов за акцию, а 1 октября – до 53 долларов. Стюарт Шапиро из юридической команды Pantry Pride рассказывал, как все было: «В тот день мы все толпились в ожидании, зная, что у них заседание совета в шесть вечера. Все слухи до нас доходили. Мы знали, что Forstmann Little идет на пятьдесят два. И поэтому через полтора часа мы убедили друг друга, что нам нужно пойти на пятьдесят три. Мы составили письмо, и, поскольку было уже шесть часов, кому-то надо было его везти. Мы выбрали Денниса Левина: в здание Revlon трудно попасть вечером, а Деннис очень находчивый и, мы думали, он-то проберется. Вот мы и назначили его вестником. Денниса всего прямо передернуло. Чтобы скрасить ему дорогу, мы посадили его в „роллс-ройс", и он благополучно все доставил».

Еще в августе, по словам Шапиро, они не верили, что компания может стоить столько, но потом узнали, что дивеститура способна принести на несколько сотен миллионов долларов больше, чем предполагалось. К тому же они видели, как Phillip Morris Company Inc. заплатила за General Food Corporation почти 5,8 миллиарда долларов, a Procter and Gamble приобрела Richardson-Vicks за 1,55 миллиарда: это красноречиво свидетельствовало, что проверенные, известные производители потребительских товаров стоили гораздо больше, чем предрекали аналитики Уолл-стрит незадолго до этих сделок.

«С самого начала некоторые консультанты уверяли Перельмана, что он переплачивает уже при 47,5 доллара за акцию, – рассказывал Шапиро. – Но Перельман здраво рассудил, что большинство слишком консервативны в оценках, а стоимость активов всегда гораздо выше».

Совет директоров Revlon, уведомленный Бержераком, что менеджмент готовит свой вариант выкупа по более высокой цене, никак не отреагировал на 53 доллара Pantry Pride. Два дня спустя он собрался вновь и проголосовал за совместное предложение управляющих и Forstmann Little – 56 долларов за акцию. «Парашют» Бержерака учитывался и вкладывался в сделку; менеджмент получал 25 % в компании. Схема не предусматривала «заслона» (соглашения, которое дает одному претенденту такие преимущества, что для других приобретение компании становится невыгодным) против конкурирующих ставок, но оговаривала «чрезвычайные» комиссионные Forstmann Little – 25 миллионов долларов в случае, если конкурент перекроет ставку.

Итак, в четверг, 3 октября, после двух месяцев волнений и переживаний, консультанты Revlon смогли вздохнуть спокойно. Сделка Forstmann Little-Adler and Shaykin была очень сложной, и ее участники сомневались, что смогут согласовать детали достаточно быстро.

Однако хватило всего десяти дней. Теперь, когда компании предстояло разделение, они были уверены, на сей раз уже твердо, что ускользнули от ненавистного Перельмана.