Бал хищников - Брук Конни. Страница 80

Доув использовал Atlantic Capital как единственный и неповторимый шанс в жизни. Подобно другим участникам сети Милкена, Atlantic Capital невероятно обогатилась в период финансовой безмятежности, на который пришлись ее операции. Поскольку компания азартно играла на процентных ставках, именно благоприятный экономический климат, вероятно, и оказался тем фактором, который позволил ей избежать краха и разбогатеть. Другим – в частности, компаниям, выпустившим «монбланы» долговых обязательств, – он тоже позволил избежать жалкого прозябания и процветать. Но для всех участников этого великолепно организованного и потрясающе сыгранного оркестра, и прежде всего для его маэстро – Милкена, Главным было не упустить шанс.

Глава 13

Страж порядка

В самом начале, в 1973–1977 годах, когда жизненное пространство Милкена ограничивалось ареной очередной сделки, он контролировал членов своей небольшой закрытой группы через инвестиционные партнерства. По мере того как «мусорный» рынок рос и формировался, под контроль Милкена попадали все новые покупатели и эмитенты облигаций. И чем быстрее рос этот рынок, тем более важно становилось полностью контролировать его и тем больше крепло убеждение Милкена, что он просто обязан это делать, ибо даже небольшая оплошность могла дорого стоить: ведь вероятность ошибок тоже повышалась, усложнившиеся операции требовали постоянной и точной «настройки» и приходилось разом заботиться обо всем. Если власть Милкена укреплялась пропорционально развитию сотворенного им рынка, то соответственно возрастала и опасность злоупотребления этой властью – во имя контроля, экспансии, усмирения непокорных, искоренения разболтанности и лени. Милкен без колебаний применял власть ради высшего блага. Однажды он заметил, что в стране никогда не было корпоративной демократии и не будет, если только не установить ее насильно. Итак, Милкен стал самозванным стражем порядка.

Чем больше у человека власти, тем легче ему осуществлять контроль – это аксиома. Поскольку Милкен был явно могущественнее большинства своих клиентов, они остерегались выступать против него, а он, в свою очередь, мог играть с ними, как хотел. По словам одного сотрудника Drexel, «Майк любил приговаривать: „Если мы не можем взять деньги [то есть получить лишнее] с друзей, с кого мы их тогда возьмем?"».

Норман Александер, председатель правления Sun Chemical Corporation, познакомился с Милкеном в середине семидесятых годов, когда купил у него пакет облигаций Rapid-American Риклиса. «Помню, я встретился с Майком в „Schrafft's", и он показал мне все компании [облигациями которых торговал], записанные на одном листе, – рассказывал Александер. – Он создал рынок для этих бумаг. Он так здорово все организовал, что мог освободить любого игрока, если тот хотел выйти из игры, – ведь Майк всегда мог найти капитал или место, куда его вложить».

Эта потрясающая ликвидность, добавил Александер, за 15 прошедших лет ничуть не уменьшилась: «До сих пор все по-прежнему, и он способен достать столько денег, сколько нужно».

Когда возник рынок первых эмиссий, Sun Chemical была в числе первых клиентов Милкена, который в 1978 году разместил ее «мусорные» облигации на 50 миллионов долларов. Многие годы Александер оставался «удовлетворенным клиентом» и вложил свои деньги в целый ряд суперкредитованных приобретений. Говоря об этих сделках, Александер заметил, что, как и многие другие, не обращает внимания на «примечания к проспектам»: «Полагаешься главным образом на умение Майка правильно определить ценность сделки».

При всем восхищении Милкеном в рассказе Александера прозвучало и приглушенное сетование. В 1986 году он поручил Drexel продать одну маленькую компанию. У него потребовали в два раза больше комиссионных, чем, по его мнению, взял бы любой другой инвестиционный банк. Тем не менее Александер согласился. «Если бы я отказался, – объяснил он, – то когда в очередной раз попросил бы Майка освободить меня от бумаг Revlon или от Боэски, Майк ответил бы: „Ах, так?! А жалкие двадцать пять тысяч ты, значит, сэкономил в другом месте?". Поэтому, как вы понимаете, „ходить на сторону" не стоило».

Потерю клиента Милкен воспринимал как личное оскорбление – шла ли речь о крупной сделке или о небольшой покупке и, пристально наблюдая за рынком, не упускал из виду практически ничего. Один клиент рассказал, как в 1986 году ему позвонил Милкен, тогда с головой погруженный в многомиллиардные сделки. «„Вы, ребята, только что купили на пять миллионов облигации у Орреnheimer, – заявил он. – А у меня могли бы взять те же бумаги на полпункта дешевле". Тогда я поинтересовался: „А вы откуда знаете и, главное, почему это вас так заботит?". И он мне: „Мы не хотим терять даже мелочь в нашем бизнесе"».

Конкурент-трейдер высказался о ненасытности Милкена еще жестче: «Майк хочет не сто процентов вашего бизнеса, а сто один, потому что ему нужен не просто весь ваш бизнес целиком, а бизнес деятельный и с хорошими клиентами».

Когда Милкен контролировал 60–70 % рынка, никто из прочих игроков не мог позволить себе пойти против него. Многие клиенты Милкена понимали, что он вертит ими как хочет, но, поскольку обогащались на его товаре, относились к Милкену, по словам одного сотрудника Drexel, со странной «смесью любви и ненависти». Даже самые приближенные клиенты – Фред Карр, например, – настойчиво (хотя и конфиденциально) побуждали конкурирующие инвестиционно-банковские фирмы вторгаться на «мусорный» рынок. Но когда эти фирмы действительно вторгались, они, в отличие от Милкена, не чувствовали себя в родной стихии. Впрочем, могло ли быть иначе? Ведь Милкен создал «мусорный» рынок и считал себя не только его творцом, но и стражем. А конкуренты сильно запоздали, и теперь им приходилось несладко.

Еще в 1985 году Morgan Stanley была исполнена решимости прочно утвердиться на «мусорном» рынке; с декабря 1983 по апрель 1986 года фирма разместила облигации People Express на 540 миллионов долларов. Однако летом 1986 года, когда People оказалась на грани банкротства и некоторые ее бумаги упали до 35 % от цены выпуска, Morgan совершенно стушевалась. Облигации People никто не хотел брать. Джеймс Кейвуд, который начал покупать бумаги у Милкена в конце семидесятых годов (когда был управляющим инвестициями), вспоминал: «Где очутилась Morgan? В большой луже! А кто вообще мог сказать, что будет дальше? Один Майк. Поэтому пришлось почтительно просить у него. Я вложил в эти бумаги только пять миллионов – но все-таки он освободил меня от них. Я поблагодарил его, а он в ответ: „Не стоит благодарности, Джим. Это моя обязанность"».

В 1985 году власть Милкена приближалась к зениту. Однако некоторые клиенты были настолько полезны для великой цели Милкена, что он давал им больше самостоятельности, чем другим, и по некоторым спорным вопросам даже уступал. Такими привилегиями обладали двое: Карл Айкен и Сэмюэль Хеймен. Последний получил юридическое образование в Гарварде, успешно занимался строительным бизнесом, в 1983 году приобрел компанию GAF и к весне 1985 года существенно увеличил ее прибыль. Он отличался умом, начитанностью, хорошими манерами (то есть был человеком иного типа, нежели Пельтц и Перельман). Весной 1985 года Хеймен готовился к крупному приобретению и подыскивал надежный инвестиционный банк, способный разместить 130-миллионную «мусорную» эмиссию для GAF.

Хеймен тесно дружил с Эли Блэком, бывшим председателем правления United Brands, и знал его сына, Леона Блэка, еще с детских лет. Леон Блэк и Фред Джозеф, естественно, склоняли Хеймена в пользу Drexel. Хеймен в конце концов согласился, но занял весьма жесткую позицию. Подписчики, как правило, сообщают свои окончательные условия буквально накануне объявления о размещении, когда точно определена конечная цена сделки, и эмитенты находятся в полной их власти, поскольку уже вложили в подготовку сделки слишком много, чтобы отказаться.

Хеймен же настаивал, чтобы Drexel сразу приняла фиксированные параметры и ничего не пересматривала на завершающем этапе. Он доказывал, что агентства ошиблись, присвоив GAF рейтинг ниже инвестиционного класса, потому что предвзято настроены в пользу «компаний с маленьким долгом, управляющие которых покупают казначейские бумаги и не имеют никаких идей». Милкен, разумеется, по достоинству оценил этот довод. Он заявил Хеймену, что в следующей жизни непременно откроет свое рейтинговое агентство, и согласился оценить эмиссию так, как если бы GAF обладала рейтингом инвестиционного класса.