100 великих разведчиков - Дамаскин Игорь Анатольевич. Страница 86

— Психопатка, с бледным лицом, судорожно сжатыми губами и широко открытыми горящими глазами. Призналась, что является племянницей Кутепова и её настоящая фамилия Захарченко.

В материалах по делу «Трест» прибывшая пара получила кличку «Племянники». Они попали в цепкие объятия чекистов, и если раньше Мария в какой-то степени сама управляла событиями, то теперь, не сознавая этого, она на какое-то время стала игрушкой в чужих руках.

Она рвалась к активным действиям, к диверсиям, к террору. Чтобы не допустить этого и как-то занять «Племянников», им нашли дело: сняли для них ларёк на Центральном рынке, где они, торгуя сахарином, одновременно исполняли роль «почтового ящика» — получали пакеты для «Треста» от сотрудников польского и эстонского посольств и передавали им пакеты «Треста». Кроме того, Стауниц поручал Марии шифровку писем, отправляемых за границу. Это была нелёгкая, требующая усидчивости и отнимающая много времени работа, но «Племянников» надо было не только нейтрализовать, но и заставить действовать на пользу «Треста».

Естественно, было сделано всё, чтобы в глазах «Племянников» «Трест» выглядел мощной, влиятельной, хорошо законспирированной организацией. Это не могло не произвести впечатления, «Племянники» направили в Париж Кутепову донесение с восторженным отзывом о работе «Треста». Но в то же время появился и тревожный сигнал: Стауниц подслушал и пересказал Зубову разговор супругов о том, что втайне от «Треста» они собираются совершить диверсию. Кроме того, хотя Мария и направляла через «Трест» восторженные письма Кутепову, у неё сложилось несколько иное мнение об этой организации. В доверительном разговоре она сказала Стауницу:

— «Трест» должен существовать только до переворота. А когда он произойдёт, вернётся Кутепов, который не станет считаться ни с Якушевым, ни с его идеологией, и наведёт в России должный порядок.

Тем временем в Париже произошли важные изменения. Под руководство Кутепова полностью перешёл «Российский общевоинский союз» (РОВС), объединяющий двадцать пять тысяч белогвардейских офицеров. Поэтому особое значение приобрела роль Марии Захарченко-Шульц как главной представительницы Кутепова в России. «Тресту» доверяли и на него делали основную ставку. Доказательством этого послужило приглашение Якушева и Захарченко в Париж на встречу с Кутеповым. В июле 1925 года через «окно» они перешли границу Польши. До Парижа добрались без помех. Якушев понравился Кутепову и имел аудиенцию у самого великого князя Николая Николаевича. Репутация «Треста» была подкреплена.

После возвращения из Парижа Мария Захарченко получила новое задание от руководства «Треста», не зная, что выполняет задание Артузова.

Дело в том, что руководство ВЧК-ОГПУ приняло решение заманить в СССР давнего врага советской власти Сиднея Рейли, ещё в 1918 году приговорённого к расстрелу за участие в заговоре Локкарта. Его требовалось обезвредить, так как от общих слов о борьбе с большевиками он решил перейти к террору и предпринял кое-какие конкретные шаги.

Мария Захарченко и Григорий Радкович под фамилией супругов Красноштановых легально выехали за рубеж. Они встретились в Париже с Рейли и ознакомили его с деятельностью «Треста» как главной опоры контрреволюционных сил в России. Рейли заинтересовался возможностью использовать «Трест» в своих целях. Правда, Мария сказала, что «Трест» террором не занимается, но Рейли решил, что нужно иметь базу и надёжных людей, а уж как их привлечь к выполнению своих целей, он и сам разберётся.

Из Парижа супруги Красноштановы переехали в Гельсингфорс. От имени «Треста» они связались с финской разведкой и провели переговоры об организации «окна» на финско-советской границе. Тем временем велась работа по склонению Сиднея Рейли к поездке в Москву. Главную роль в ней сыграл Якушев. Марии досталась вспомогательная: на собственном примере показать, что пересекать советскую границу вполне возможно и не представляет опасности.

Якушев окончательно убедил Рейли, и в ночь на 26 сентября 1925 года он отправился в путь. Обстоятельства его ареста и дальнейшая судьба хорошо известны, напомним лишь, что 5 ноября 1925 года был исполнен приговор, вынесенный ему в 1918 году.

Исчезновение Рейли вызвало панику.

Мария Захарченко 29 сентября направила Стауницу телеграмму: «Посылка пропала. Ждём разъяснений». А в письме Якушеву она жаловалась: «Мучительная, щемящая тоска и полная неизвестность… У меня в сознании образовался какой-то провал… У меня неотступное чувство, что Рейли предала и убила лично я… Я была ответственна за „окно“… Для пользы дела прошу взять нас или хотя бы меня на внутреннюю работу».

Неприятные минуты Марии пришлось пережить, когда в Гельсингфорс приехала жена, теперь уже вдова Сиднея Рейли. Её пришлось убеждать, и небезуспешно, в непричастности «Треста» к гибели Рейли. Она поместила в «Дейли экспресс» траурное извещение о смерти мужа, но всё время порывалась ехать в Россию, чтобы отыскать его или его могилу. Мария с трудом отговорила её.

Благодаря принятым мерам доверие к «Тресту» не было подорвано, и вскоре с его помощью и с участием Марии провели ещё одну, на этот раз вполне бескровную операцию.

В конце 1925 года нелегальную поездку в СССР решил совершить Василий Витальевич Шульгин, видный монархист, бывший депутат Государственной Думы, один из тех, кто принял отречение Николая II. Цель его поездки была вполне мирной: отыскать своего сына, пропавшего без вести во время Гражданской войны. Менжинский и Артузов решили, что поездка Шульгина под эгидой «Треста» никакого вреда не принесёт, а польза будет велика. Во-первых, подтвердится существование и реальная сила МОЦР — «Треста», а во-вторых, впечатления Шульгина, его размышления о том, что он увидел в России в 1925–1926 годах — а это были годы наибольшего процветания нэпа, — могли бы открыть глаза многим эмигрантам на те положительные перемены, которые произошли в России.

Шульгину была открыта «зелёная улица» — обеспечено надёжное «окно» на границе, надёжное сопровождение по всему маршруту, интересные встречи.

Перед поездкой Шульгин отрастил седую бороду, а в Киеве попробовал её выкрасить, но из-за скверной краски она оказалась красно-зелёной. Пришлось бороду сбрить. (Этот случай описан Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях» в эпизоде, когда волосы, выкрашенные Воробьяниновым, приобрели зелёный цвет.)

4 января 1926 года Шульгин приехал в Москву, и его поселили в Лосиноостровской, на зимней даче «Племянников». В своей книге об этой поездке, написанной сразу по возвращении, он изменил обстановку и имена действующих лиц, а впоследствии писал:

«Я был отдан Марии Владиславовне Захарченко-Шульц и её мужу под специальное покровительство. Муж её был офицер… По её карточкам, снятым в молодости, это была хорошенькая, чтобы не сказать красивая женщина. Я её узнал уже в возрасте увядания (ей шёл всего лишь тридцать третий год! — И.Д.), но всё-таки кое-что сохранилось в её чертах… Испытала очень много, и лицо её, конечно, носило печать этих испытаний, но женщина была выносливая и энергии совершенно изумительной. Она была помощницей Якушева. Между прочим, она работала „на химии“, то есть проявляла, перепечатывала тайную корреспонденцию, которая писалась химическими чернилами…

Мне приходилось вести откровенные беседы с ней. Однажды она мне сказала: „Я старею… Чувствую, что это мои последние силы. В этот «Трест» я вложила все свои силы, если это оборвётся, я жить не буду“».

Захарченко жаловалась Шульгину на медлительность Якушева, его нежелание совершать теракты или другие «громкие» акции. Постепенно в её глазах и мужа, и Якушева вытеснял другой человек — Стауниц.

Шульгин благополучно закончил поездку, вернулся в Париж и подготовил рукопись своей книги. Чтобы не выдать «тайны „Треста“», он присылал её по частям на рецензию в Москву. «Мы редактировали её на Лубянке», — вспоминал позже Артузов. Естественно, что книга получилась если не явно просоветской, то благожелательной к советской власти, что вызвало целую бурю в эмигрантской среде.