Вторая Книга всеобщих заблуждений - Митчинсон Джон. Страница 18

В крикете «выигрыш в орлянку» хоть и не влияет (казалось бы) на результаты матчей в дневное время, но статистический анализ, выполненный лондонским Юниверсити-колледжем, показал, что в матчах, проходящих в светлое-и-темное время суток, правильно угаданные орел или решка и подача первым (при свете дня) увеличивают шанс на победу почти на 10 %.

По закону о выборах в Британии, если голосование заканчивается вничью, результат определяется жребием.

В 2010 г., при выборах в местные советы, в Бристоле и Ярмуте было зарегистрировано равенство голосов. В одном случае победа досталась кандидату, который вытянул из колоды более старшую карту; в другом – председатель избирательной комиссии вытягивал бумажку с именем победителя из шляпы.

Возможно, они слышали о стэнфордском эксперименте и решили с орлянкой не заигрывать…

Зачем пробовать монету на зуб?

Если на золотой монете остаются отметины от зубов, она почти наверняка фальшивая.

Так думают те, кто насмотрелся старых фильмов про пиратов. Поскольку золото – металл не очень мягкий, считают они, проверить подлинность золотой монеты можно, попробовав ее на зуб. И хотя теоретически этот прием годится с денежкой из чистого золота, он не учитывает тот факт, что все «золотые» монеты, чеканившиеся для обращения в Соединенном Королевстве и Америке со времен Тюдоров, содержали медь. Так повышалась долговечность монет и их твердость, проверяемая «на укус».

В 1538 г. Генрих VIII провел денежную реформу, установив уровни веса и чистоты для золотого соверена. Согласно указу короля, монета должна была содержать 91,6 % золота (остальное приходилось на медь) и весить пол тройской унции. («Тройский вес» был французской системой мер, названной так в честь знаменитой ярмарки в Труа – средневековой версии Международной конвенции о торговле.) Каждая монета чеканилась в стандартной толщине и диаметре.

Подделать золото сложно, однако в силу его ценности игра стоила свеч. Проще всего было смешать золото со свинцом или золотить свинцовые монеты.

Но даже при относительной мягкости золото плотнее практически всех остальных металлов – почти в два раза плотнее того же свинца. И для проверки подлинности монеты купцу или банкиру достаточно было, взвесив и измерив ее, сравнить с королевским стандартом. Поскольку золото довольно тяжелое, фальшивка оказывалась слишком легкой либо слишком большой. Свинцовая монета той же толщины и диаметра, как золотой соверен, тянула лишь на треть предписанного веса. Свинцовый же соверен с правильным весом и диаметром оказывался в два раза толще.

Гораздо более успешным приемом считалась фальсификация. Фокус был в том, чтобы соскрести небольшое количество металла с законных монет, после чего соскребанное переплавлялось и из него чеканились новые соверены. Существовало три способа фальсификации: «обрезка» (опиливание мелких фрагментов с краев монеты), «сверловка» (в монете проделывались крошечные отверстия, позже закрывавшиеся с помощью молотка) и «потение» (мешочек с монетами долго трясли, пока на дне не оседала пыль из золота с медью).

После того как в 1696 г. сэра Исаака Ньютона (1643–1727) сделали смотрителем Королевского монетного двора, он объявил беспощадную войну фальшивомонетчикам. Втайне от всех Ньютон занимался алхимией, а потому не понаслышке знал, как оценить чистоту металлов. Он подсчитал, что одна из пяти монет, в то время находившихся в обороте в Англии, была фальшивой. Ньютон всерьез взялся за преступный мир: он собирал улики в тавернах и борделях, куда часто заходил, переодевшись и изменив внешность. В 1699 г. ему удалось припереть к стенке отъявленного фальшивомонетчика Уильяма Чэлонера, который как-то похвастал, что «отштамповал» 30 000 гиней из фальшивого золота (эквивалент 50 миллионам фунтов стерлингов по сегодняшним меркам). Чэлонер был признан виновным в государственной измене и публично повешен, выпотрошен и четвертован [28].

В Соединенном Королевстве до сих пор ежегодно чеканят около 40 000 золотых соверенов – по тем же стандартам чистоты, что ввел Генрих VIII. Конечно, они более не служат законным платежным средством, а хранятся как золотой запас. Среднемировая цена на золото в 2009 г. равнялась примерно 20 500 фунтов стерлингов за кило.

Кто изобрел «кошачью форточку»?

Не сэр Исаак Ньютон.

А ведь как заманчиво, правда? Отец гравитации, гений-теоретик своего времени и, вероятно, самая знаменитая личность в Европе на заре восемнадцатого столетия – и вдруг такая мирская вещь, как дверца для кошки. Увы, не сложилось.

Всем первокурсникам Кембриджа непременно рассказывают легенду о том, что еще студентом Тринити-колледжа Ньютон пропилил два отверстия в двери своего жилища: одно – для своей кошки, другое – для ее котят. Легенда обыгрывает классический стереотип: гений без здравого смысла, ведь маленькая дверца была ни к чему. Нам, однако, известно, что ничего подобного не было. Секретарь Ньютона и его дальний родственник Хэмфри Ньютон в своих воспоминаниях краток и точен: его господин «никогда не держал у себя ни кошек, ни собак». Более того, в большинстве кембриджских домов той поры входы оснащались системой двойных дверей. Внешняя всегда делалась массивной и толстой и, как правило, изготавливалась из цельного дуба. Внутренняя же служила «улавливателем» для сквозняков. Пропилка отверстий в обеих была бы грандиозным проектом «сделай сам». К тому же обреченным на неудачу – ведь комнаты Ньютона превратились бы в аэродинамическую трубу.

Никто не знает, откуда взялся миф про кошачью дверцу, зато источник легенды о яблоке известен наверняка: сам сэр Исаак Ньютон. Никогда не страдавший умалением своего «я», ученый уподоблял открытие им закона всемирного тяготения изгнанию Адама из рая: в обоих случаях внезапное обретение знания произошло посредством яблока.

При жизни Ньютон часто рассказывал эту историю в том виде, в котором ее знаем мы, однако столетием позже немецкий математик Карл Фридрих Гаусс (1777–1855) предложил свою версию событий. «Вероятно, – сообщал он, – дело происходило так: однажды к Ньютону пришел нахальный и глупый тип и пристал с вопросом, каким образом тот смог прийти к своему великому открытию. Ньютон, увидев, с кем имеет дело, и желая отвязаться, ответил, что ему “пало на нос яблоко“, и это вполне утолило любознательность того господина».

Ньютон слыл брюзгой. Он терпеть не мог дураков (как, впрочем, и всех вокруг) и предпочитал уединенность кабинета компании людей. Его эксцентричность порой казалась сродни реальному умопомешательству, особенно в 1692 г., когда он жаловался на «серьезные нарушения разума». В разное время историки приписывали и другие проявлявшиеся у Ньютона симптомы – бессонницу, навязчивые состояния, отсутствие аппетита и маниакальную уверенность в том, что его друзья замышляют против него недоброе, – депрессии, синдрому Аспергера или даже отравлению ртутью. Недавний анализ пряди волос Ньютона показал ненормально высокое присутствие ртути – возможно, последствие десятилетий тайных алхимических опытов.

Но что бы ни донимало Ньютона, оно не помешало ему создать «Математические начала натуральной философии» – фундаментальный и самый влиятельный научный трактат всех времен, а также построить вторую успешную карьеру государственного чиновника и администратора. Он дожил до восьмидесяти четырех лет и умер зажиточным господином: оставшееся после Ньютона имущество и его капитал оценили в 31 821 фунт стерлингов (49 миллионов фунтов по сегодняшним меркам).