100 великих загадок истории - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 118

Арест итальянского министра на итальянской территории — и любой историк согласится с этим — явное нарушение прав человека. Лувуа, санкционировавший арест, и Катина, исполнитель, хорошо понимали свою задачу: скрыть тщательнейшим образом сей факт, достойный порицания. Катина писал Лувуа:

«При этом не было допущено никакой жестокости; имя этого мошенника никому не известно, даже офицерам, которые участвовали в его аресте…» И ещё: «Я поставил в известность Государя обо всём том, что я сделал с Маттиоли, который сейчас значится под именем Лестан; никто здесь не знает, кем он является на самом деле».

Инструкции, полученные Сен-Маром, отражают гнев короля по отношению к итальянцу. Лувуа писал, что с де Лестаном надо обращаться со всей суровостью. Несколько месяцев содержания в Пиньероле оказали на Маттиоли обычное действие.

Сен-Мар — Лувуа, 6 января 1680 г.: «Я сообщу Государю, что г-н де Лестан по примеру содержащегося у меня монаха сошёл с ума и ведёт себя неподобающе».

Лувуа — Сен-Мар, 10 июля 1680 г.: «Касательно г-на де Лестана, я восхищён Вашим терпением и тем, что Вы ждёте специального приказа для того, чтобы обойтись с мошенником, который не оказывает Вам должного уважения, как он того заслуживает».

Сен-Мар — Лувуа, 7 сентября 1680 г.: «С тех пор, как мне было позволено поместить Маттиоли вместе с якобинским монахом, означенный Маттиоли четыре или пять дней находился в полном убеждении, что монах приставлен к нему, чтобы следить за ним. Маттиоли, почти настолько же сумасшедший, как и монах, прогуливался по камере большими шагами, говоря при этом, что мне не удаётся его обмануть и что он отлично всё понимает. Якобинец, вечно сидящий на своём убогом ложе, опершись локтями на колени, взирал на него, не слушая. Сеньор Маттиоли, убеждённый в том, что это шпион, протрезвел лишь тогда, когда в одни прекрасный день монах, совершенно голый, встал наконец со своей кровати и принялся нечто проповедовать, как всегда, безо всякого смысла. Я и мои лейтенанты наблюдали за этим через отверстие над дверью».

В это время Сен-Мар был назначен комендантом Экзильской крепости, где после смерти герцога де Ледигьера образовалась вакансия. «Его величество, — писал Лувуа, — желает, чтобы двое заключённых, находящихся в распоряжении Сен-Мара, были бы перевезены к месту его нового назначения с той бдительностью, какая имела место в Пиньероле».

Кто же из числа «пяти» воспользовался привилегией, если можно так выразиться, последовать за г-ном де Сен-Маром? В другом письме Лувуа замечает, что заключённые, которые будут сопровождать Сен-Мара, «достаточно значительные личности для того, чтобы не передавать их в другие руки». Впрочем, он уточняет, что эти двое — из нижней башни. В нижней башне находятся, с одной стороны, Маттиоли и сумасшедший якобинец, а с другой стороны, Доже и Ла Ривьер.

Кто же из них Железная Маска? Сен-Мар проливает свет на этот вопрос в своём письме аббату д'Эстраду от 25 июня 1681 г.: «Лишь вчера я получил от губернатора Экзиля провиант и два миллиона ливров жалования. Мне оставляют двух моих лейтенантов; я также увезу отсюда двух типов, которые упоминаются не иначе, как „господа из нижней башни“. Маттиоли останется здесь с двумя другими заключёнными. Вильбуа, один из моих лейтенантов, будет охранять их».

Важная информация: Маттиоли не сочли «достаточно значительным», чтобы сопровождать Сен-Мара. Последующие письма Лувуа дают понять, что Дюбрей, также как и Маттиоли, остался в Пиньероле. Следовательно, два «типа», увезённые Сен-Маром, — это Доже и Ла Ривьер, оставшиеся «обитатели нижней башни».

Грозная Экзильская крепость находилась недалеко от Пиньероля, всего в каких-то 12 лье. Она возвышалась над Дорийской долиной, на крутом холме. Как и в Пиньероле, четырёхсторонний донжон с угловыми башнями. Одна из стен называлась «башней Цезаря». Там Сен-Мар и решил разместить Ла Ривьера и Доже.

Лувуа напомнил Сен-Мару, что «необходимо следить за тем, чтобы между заключёнными в Экзиле, которых называли в Пиньероле узниками из нижней башни, не было никакого общения». Надо было «принять все меры предосторожности так, чтобы Вы могли гарантировать его величеству, что они не будут говорить не только ни с кем из посторонних, но и ни с кем из гарнизона Экзиля». Сен-Мар успокоил министра: «Никто с ними не говорит, кроме меня, моего офицера, священника г-на Виньона и врача из Пражеласа (шесть часов езды отсюда), который общается с ними только в моём присутствии».

Требуемые предосторожности стали чрезмерными, когда в 1683 г. Лувуа запретил исповеди за исключением случаев «опасности близкой смерти». Эта опасность для одного из заключённых возникла в 1686 г. вследствие водянки. Сен-Мар сообщил о его смерти Лувуа 5 января 1687 г.

Кто же был этим умершим — Доже или Ла Ривьер? Сен-Мар этого не говорит.

Едва только тело было предано земле, как Сен-Мар получил благую весть: король поручил ему управление островами Святой Маргариты. Какая радость после Экзиля, где комендант томился от тоски! Естественно, что его неизменно сопровождали его, так сказать, личные заключённые, как и прежде — «значительные»: «Я отдал настолько строгие приказания относительно охраны моего узника, что могу Вам за него отвечать своей головой, даже моему лейтенанту я запретил разговаривать с заключённым, что неукоснительно выполняется. Я думаю, что при переезде на острова Святой Маргариты лучше, чтобы заключённый находился на стуле, вокруг которого будет накручено тёмное полотно, так, чтобы ему было достаточно воздуха, но он не мог бы ни с кем разговаривать во время пути, даже с солдатами, которых я выберу в качестве сопровождающих, и чтобы никто не мог его видеть; этот способ кажется мне более надёжным, чем носилки, которые могут порваться».

30 апреля 1687 г. Сен-Мар прибыл на острова Святой Маргариты вместе со своим узником. Всё шло благополучно до тех пор, пока узник не начал задыхаться. На остров он приехал полумёртвым. Но результат был достигнут: «Я могу Вас уверить, ваше высочество, что никто его не видел, а тот способ, посредством которого я перевёз его на острова, привёл к тому, что каждый пытался угадать, кто бы мог быть моим заключённым…»

Здесь можно увидеть истоки легенды. Излишняя предосторожность, в глазах публики, подчёркивала важность узника. Вполне вероятно, что эта важность могла быть преувеличена. Сен-Мар подчёркивал этот факт в своих сообщениях после прибытия Эсташа Доже в Пиньероль. Он написал: «Многие считают здесь, что это маршал Франции…» В апреле 1670 г. из Пиньероля о том же Доже: «Находятся слишком любопытные люди, которые спрашивают меня о моём узнике относительно того, почему я принимаю такие строгие меры для обеспечения безопасности, в ответ на это мне приходится сочинять всякие небылицы, отчасти для того, чтобы посмеяться над любопытствующими».

Уже после девяти месяцев пребывания на островах Святой Маргариты Сен-Мар мог сообщить Лувуа: «Во всей этой провинции говорят, что мой узник — это г-н де Бофор, остальные считают его сыном покойного Кромвеля».

До 1690 г. давнишний узник Экзиля был единственным узником на острове. Затем его соседями стали протестантские священники, жертвы отмены Нантского Эдикта. Один из них всё время писал что-то на всём, где только было возможно: стенах, белье, посуде. Благодаря этому, без сомнения, и родился анекдот о серебряном блюде, найденном рыбаком, на котором Железная Маска раскрыл тайну своего происхождения.

В 1691 г. умер Лувуа. Сын его, Барбезье, занял его место. И уже через месяц после смерти своего отца Барбезье написал Сен-Мару, и первое его указание касалось того же узника… Более того, это послание содержит одно уточнение, которое позволяет установить личность этого узника: «Когда Вам будет что сообщить мне относительно узника, которого Вы охраняете уже более двадцати лет, я прошу Вас принимать те же предосторожности, какие Вы принимали при г-не Лувуа».

«Узник, которого Вы охраняете уже более двадцати лет»: эта фраза никоим образом не может быть отнесена к Ла Ривьеру. А Доже, арестованный в июле 1669 г., уже двадцать два года находился в заключении.