100 великих загадок истории - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 92
Буйный нрав Жиля вскоре предоставил такой повод. Маршал продал один из своих замков казначею герцога, а тот передал право владения своему брату Жану де Феррону — лицу духовному, а следовательно, неприкосновенному. Между ним и Жилем возникла вражда, и в Троицын день 1440 г. де Рэ ворвался в церковь, где причащался Жан, схватил его и, заковав в кандалы, бросил в темницу Тиффожа.
Войска герцога вскоре осадили замок, маршал был вынужден отпустить пленника и явиться с повинной в ставку своего сюзерена — город Жосселен. Удивляют, правда, два обстоятельства. Согласно летописям де Рэ заслужил прощение, хотя это шло вразрез с экономическими интересами герцога. Второе: и в городских условиях маршал не прекратил своих занятий, с помощью Прелати умертвив ещё нескольких детей.
Возможно, герцог просто вёл хитрую игру: ведь помимо светских властей под Жиля «копали» церковники. Комиссары нантского епископа сумели собрать достаточно свидетельских показаний о похищениях и убийствах детей, сатанинских обрядах и тому подобных вещах, чтобы начать против Жиля судебный процесс. 19 сентября 1440 г. состоялся первый допрос маршала де Рэ. Все его слуги, включая Прелати, были арестованы и к следующей явке Жиля в суд дали показания. На заседании 8 октября был представлен устный перечень обвинительных пунктов. Затем дело было распределено между двумя судебными комиссиями. Епископ и инквизитор должны были судить маршала за вероотступничество и связь с демонами; ещё один епископ отдельно (выполняя роль светского судьи) обязан был вынести приговор по обвинениям в противоестественных сексуальных преступлениях и святотатстве, так как эти грехи не подпадали под юрисдикцию инквизиции. Об алхимии ничего сказано не было — эта наука запретной не считалась.
Де Рэ отказался признавать суд, а также принести присягу. Несмотря на это, 13 октября обвинения были изложены письменно по 49 пунктам! Жиль назвал их лживыми и после неоднократных отказов от присяги был отлучён от церкви.
С этого-то момента и начинаются загадки. Трудно понять, что же произошло дальше. Когда через два дня обвиняемый появился в суде, то, казалось, это был Уже совсем другой человек. Прежде гордый и надменный, маршал смиренно признал судьями инквизитора и епископа. Плача и вздыхая, просил он о снятии с него отлучения и наконец сознался в преступлениях, в которых его обвиняли. Причём, и это доподлинно установлено, признание было сделано Жилем добровольно, т. е. без предварительных пыток.
22 октября де Рэ выразил необычное желание, чтобы его показания были зачитаны всенародно, надеясь, по его словам, подобным смирением заслужить прощение Господа. Обратившись к присутствующим, он умолял их молиться за него и просил прощения у родителей, детей которых он убил.
Наконец, 25 числа обвиняемый выслушал приговор. После того как инквизитор и епископ провели закрытое совещание с экспертами, ими были оглашены оба постановления. Де Рэ осуждался как вероотступник, виновный в вызывании демонов, а также за преступления против человеческой природы и нарушение неприкосновенности лиц духовного звания. В наказание за свои преступления Жиль должен был быть повешен и сожжён.
Казнь назначили на следующий день, причём вместе с маршалом на виселицу шли двое его слуг. На месте казни Жиль де Рэ старался приободрить своих товарищей по несчастью, ручаясь за скорую встречу с ними в раю. Все трое громко заявили, что с радостью идут на смерть, искренне веруя в милосердие Божие. Осуждённых заставили подняться на помосты, под которыми были сложены поленницы дров. Затем подпорки выбили, а когда тела повисли, зажгли костры. Двое слуг сгорели, но труп Жиля, верёвка на шее которого перегорела, упал и был вынесен из огня родственницами, которые устроили ему торжественные похороны.
Да, но при чём тут Синяя Борода? — спросите вы.
Что касается этого прозвища, «прилипшего» к де Рэ, то на сей счёт имеется несколько версий. Хотя у Жиля была всего одна жена, к тому же пережившая чудовище-мужа, в народе упорно говорили, что некий демон перекрасил в ярко-синий цвет роскошную русую бороду маршала — за то, что он отправил на тот свет семь своих жён.
БЫЛА ЛИ СОЖЖЕНА ЖАННА Д'АРК?
Спустя пять лет после того, как Жанна д'Арк была сожжена на рыночной площади в Руане, в Гранж-о-Зорме, что неподалёку от Сен-Привей, в Лотарингии, появилась девушка по имени Клод. Она разыскивала двух братьев Орлеанской девы, «один из которых, как сообщает летописец, был рыцарем и звался мессиром Пьером, а другой — оруженосцем по прозвищу Жан Маленький». Поиски увенчались успехом. И когда братья увидели её, они очень удивились. Неизвестная, как две капли воды, походила на Жанну, их покойную сестру. Они принялись её подробно расспрашивать. Неизвестная сказала, что она и вправду Жанна, Орлеанская дева. И братья признали её.
Так начинается одна из самых удивительных страниц в истории Франции, где нет никакого вымысла, а, наоборот, есть почти бесспорные факты. В летописи, составленной настоятелем церкви Сен-Тибо, в Меце, есть удивительное сообщение, относящееся к 1436 г.: «В оном году, мая XX дня явилась Дева Жанна, которая была во Франции…»
В Меце девица встретилась с сеньорами, которые поразились её сходству с сожжённой Девой. Не смея, однако, признаться себе в том, что могло обернуться отнюдь не в их пользу, сеньоры решили справиться у людей более сведущих. А кто, как не родные братья Жанны, могли разрешить терзавшие их сомнения? Тем более что жили они как раз по соседству. И как пишет летописец: «…знали, что она была сожжена. Но, представ перед нею, они тотчас узнали её…»
Народ собрался отовсюду. Чудесная весть облетела всю Лотарингию. И бывшие сподвижники Жанны отправились в Мец, чтобы изобличить самозванку. Но, оказавшись лицом к лицу с той, которая называла себя Девой, они падали пред нею ниц, и, обливаясь слезами, целовали ей руки. Так поступили сир Николь Лов, рыцарь, сир Николь Груанье и сеньор Обер Булэ. Слова девицы убедили всех в том, что она говорила правду: «…и поведала она сиру Николя Лову многое, и уразумел он тогда вполне, что пред ним сама дева Жанна Французская, которая была вместе с Карлом, когда его короновали в Реймсе».
Братья привезли её к себе в дом. И какое-то время она гостила у них. Им всем было что вспомнить и о чём поговорить. Жанна — давайте называть её так — складно отвечала на все вопросы, касавшиеся её детства и дальнейшей жизни, так что уличить её во лжи и самозванстве оказалось невозможно. Из этого испытания она вышла победительницей. Несколько дней спустя она прибыла в Марвиль и приняла участие в праздновании Троицы, её братья были рядом с нею…
Лотарингские сеньоры решили облачить её в ратные доспехи, поскольку им казалось, что без них она не мыслит свою жизнь. Ей дали коня, которого она «довольно лихо» оседлала, меч и мужское платье.
Из Меца она отправилась в Арлон — ко двору великой и всемогущей герцогини Люксембургской. Здесь Жанну ожидало самое главное испытание. Ей предстояло иметь дело уже не с простыми провинциальными сеньорами, а с первой дамой Люксембурга, наделённой правом повелевать не только имуществом, но и жизнью своих подданных… Однако девицу это нисколько не устрашило. И она смело предстала перед великой герцогиней. Та приняла её, расспросила и объявила, что отныне будет ей подругой. Герцогиня пригласила Жанну в свой замок и стала всячески обхаживать её. «Будучи в Арлоне, она ни на шаг не отходила от герцогини Люксембургской».
Начиная с этого времени можно без труда проследить пути её странствований. Насладившись поистине королевским гостеприимством герцогини Люксембургской, Жанна отправилась в Кёльн — к графу Варненбургскому, одному из самых могущественных сеньоров Рейкланда, который объявил себя её ревностным сторонником. Граф Варненбургский и его отец приняли Жанну с распростёртыми объятиями: «Когда она прибыла, граф, возлюбив её всем сердцем, тотчас же повелел выковать для неё добрые доспехи».