100 великих феноменов - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 122

Со временем эта необъяснимая способность его не прошла. Судьба словно бы взялась выпестовать её. Она то и дело «распоряжалась», чтобы мальчика куда-нибудь запирали, да ещё за провинности, которых он не совершал. Вот и любимый дедушка Тадеуш запер его в баньке будто бы за хищение удочки.

А в это время неподалёку, в Висле, купались мальчишки. И маленький Януш вдруг пришёл в неистовство. «Матка Боска!» Он впервые так разозлился — и на деда с его удилищем, и на себя за это своё невезение, и на ребят, и на баньку с толстыми стенами, отгородившими его от них.

Ему припомнилась книжка «Давид Сасунский», в которой некто, Мгер Младший, в великом гневе, войдя в скалу, оказался за ней. Вспомнился и паровичок в облаке пара, и всё, что он неосознанно сделал тогда. И показалось, что он тоже сможет пройти через преграду, не хуже чем Мгер.

Он представил себе «своё» облако и попытался вызвать в себе ту силу преодоления. И тогда — впервые осознанно — он и преодолел препятствие, оказался за банькой. И судьба не раз ещё предоставляла ему случаи для «оттачивания» такой способности. А он перед препятствием, «оживив» в себе то охватившее его облако с надвигавшимся паровичком, — пара шагов навстречу — и «облако», и «паровоз», и само препятствие оказывались за ним.

Не просто было ему пройти через несколько камер — всё время как бы «отталкивая» воображаемый паровоз, но и удерживая его на небольшом расстоянии, чтобы шагать самому навстречу. Так рассказывал Квалежек в лаборатории при кафедре.

Генрих Шокольский буквально заблудился в дебрях гипотез. Он предполагал, что в определённый момент вокруг Януша возникало вдруг энергетическое поле, дававшее ему возможность оказываться на некоей грани между материальным миром и так называемым «тонким». Это поле лишало обычных свойств либо материю, либо самого Януша. Остановить такого субъекта могла бы разве что особенная энергетическая преграда.

«Эксперименты по превращению X-поля в материю и обратно», как назвал их Шокольский, продолжились в присутствии лаборанта Адама Станкевича, поведшего записи и давшего слово до времени никому ничего не рассказывать.

Выяснилось, что, проходя бетонную стену, Квалежек чувствовал арматуру, но — как прохладные струи в тёплой воде. И вообще любой материал фиксировался им только в температурном режиме, а не по плотности. А вот через стекло он почему-то проходить не мог, и в ювелирные магазины заходил не через витрины, а как все люди, — в двери, правда, запертые.

Было неожиданным для пана Шокольского и то, что ни один из приборов лаборатории не фиксировал «поле» Квалежека, когда тот входил с одной стороны стены и, пройдя её, появлялся с другой. А закончились эксперименты совсем неожиданно: однажды Януш не вышел с другой стороны стены. Он не раз проходил эту стену и вдруг — не вышел, исчез. Простукивание, а затем и разрушение этой стены не дали ничего. И Адам Станкевич подытожил:

— Пан Шокольский был последним, кто беседовал с паном Квалежеком. Ничто не предвещало потери, и то, что случилось, превосходит всякое разумение. Быть может, пан Квалежек оступился (естественно, своим каким-то образом) — споткнувшись в «портале» — на ему только ведомой грани между мирами, и остаётся по ту сторону как нашего мира, так и нашего понимания…

Володя Зубрицкий, феноменальный счётчик

Известный иллюзионист А. А. Вадимов, видевший первые гастроли Володи Зубрицкого, писал: «Цирк Никишина на Нижегородской ярмарке широко рекламировал „чудо XX века“ — семилетнего Володю. На манеж выходил мальчик, одетый в костюмчик с матросским воротником, с ним выходил мужчина средних лет и, представив Володю зрителям, предлагал давать задачи». Публика называла числа. Володя, лишь немного подумав, умножал четырёхзначное число на четырёхзначное, возводил числа в степень, извлекал из больших чисел квадратные и кубические корни. На чёрной доске изображали квадрат, разделённый на 25 клеток. В каждой клетке писали цифру (от 0 до 9), Володя некоторое время смотрел на таблицу, произносил: «Готово!» — и, не глядя на доску, перечислял написанные цифры в любом порядке, в любой строке и по диагоналям. Затем, по просьбам зрителей, он называл даты различных исторических событий, демонстрируя свою действительно феноменальную память.

В сентябре 1912 года Володю Зубрицкого привезли на гастроли в Москву, а в конце октября — в Петербург. Здесь он выступал на арене знаменитого цирка Чинизелли. «Всех поражает, — писал петербургский журнал, — как этот семилетний мальчик решает в уме такие сложные числовые задачи, какие и на бумаге-то можно решить лишь после пяти-шестиминутной работы».

В один из дней Володя был приглашён в редакцию известного тогда в Петербурге «Синего журнала». Он пришёл вместе со своим репетитором. В присутствии сотрудников редакции мальчик дал свой обычный сеанс. Когда все захлопали в ладоши, у Володи на лице было самое безразличное выражение. «Чему тут удивляться? — казалось, говорило оно. — Такая простая штука».

Кто-то спросил: «Какой день недели был 29 августа 1873 года?» Володя ответил, что среда, и, внимательно взглянув на задававшего вопрос, добавил недоверчиво: «А вы-то сами знаете, какой был это день?»

В заключение его попросили оставить автограф: «Ну, напиши, что ты больше всего любишь». Мальчик-вундеркинд, нахмурив лоб и чуть подумав, написал нетвёрдым ещё, неровным почерком: «Я люблю учиться и бегать. Володя Зубрицкий». И в этой короткой фразе выразилась вся трагедия маленького артиста, лишённого детства и вынужденного ежедневно напрягать свой неокрепший мозг, манипулируя огромными числами. Суровый и строгий отец Володи, воспитанный на жёстких правилах цирка, не знал жалости и спешил заработать на чудесных способностях сына как можно больше. Он заставлял его выступать несколько раз в день, и не только в цирке, но и в гимназиях, в институтах, на различных вечерах. Учиться в школе Володе было некогда. Зато в Киеве отец уже строил просторный каменный дом…

Через много лет, уже взрослым человеком, Владимир Зубрицкий вспоминал, что в детстве по ночам его мучили кошмары. Он ненавидел цирк. Несколько раз вместе с братом (тот был старше всего на год) он пытался убежать из дома. Но каждый раз их водворяли обратно.

Известный московский невропатолог Г. И. Россолимо тщательно обследовал Володю Зубрицкого и, отмечая удивительную зрительную и слуховую память мальчика, настоятельно советовал прекратить его выступления. Говорили, что сам граф С. Ю. Витте предлагал устроить Володю в реальное училище на полное государственное обеспечение. Но отец и слышать об этом не хотел.

«Синий журнал» писал в одном из своих номеров: «Володя Зубрицкий действительно гениальный ребёнок. Если он будет жить и развиваться нормально, человечеству придётся познакомиться с таким чудом, о котором как-то даже жутко говорить». Предсказанию этому, однако, не дано было сбыться. Началась Первая мировая война. Зубрицкого-старшего мобилизовали на фронт, и выступления юного циркового математика прекратились. В тринадцать лет он записался добровольцем в красноармейский батальон. Затем служил разведчиком на бронепоезде. Был ранен в голову и контужен. Подлечившись, снова воевал. До 1921 года служил на флоте. С Гражданской войны Владимир возвратился в Киев. Мелькнула было мысль снова стать цирковым артистом, но он отбросил её, поскольку уже не чувствовал в себе тех способностей, которыми блистал раньше. Поэтому он выбрал для себя работу самую прозаическую — поступил матросом-спасателем на водную станцию.

В Великую Отечественную Владимир Зубрицкий снова воевал — на тральщиках и бронекатерах. В 1943 году был ранен. Дослужился до звания капитана 3-го ранга. Иногда Зубрицкий рассказывал сослуживцам о своём необычном детстве, о выступлениях на арене и шумном успехе. Те не верили. Да ему и самому его прошлое казалось каким-то странным, удивительным сном…