100 великих феноменов - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 30

По самым ранним записям, сделанным с её слов (28 мая 1861 года), дальше произошло следующее: «Я прошла ещё немного дальше, чтобы посмотреть, не могла ли я где-нибудь перейти, не снимая туфелек и чулков. Выяснив, что не могла, вернулась обратно к гроту, чтобы снять их, тут услышала шум, повернулась к лугу и увидела, что деревья совсем не колышутся, продолжала снимать чулочки и снова слышала этот шум, подняла голову и поглядела на грот и увидела даму, одетую в белое, на ней были белое платье и синий пояс, и жёлтая роза на каждой ноге, цвета цепочки её чёток. Когда я увидела это, то стала тереть глаза, я подумала, что мне всё чудится, положила руку в карман, нашла мои чётки, я хотела перекреститься, но не смогла поднести руку ко лбу, она падала, тогда видение перекрестилось, затем моя рука задрожала, я снова попыталась перекреститься и сделала это, я произнесла по чёткам молитву, видение перебрало чётки, но губами не двигало, а когда я кончила свою молитву, видение внезапно исчезло…»

Это было первое из восемнадцати посещений Бернадетт Богородицей, произошедших до середины июля 1858 года. Когда слух о её видениях прошёл по деревне, местная детвора кидала в неё камни. Священник отец Пейрамаль предположил, что все видения были бесовским наваждением, и мать запретила Бернадетт выходить из дому. Придя к гроту во второй раз, девочка принесла пузырёк святой воды, которую Богородица повелела пролить на землю, предположительно на том самом месте, где позже забил святой ключ. Затем, услышав непонятные звуки падающих камней, другие дети в страхе бросились к домику мельника за помощью. Он и его жена принесли впавшую в транс Бернадетт домой.

Теперь об этом заговорил целый город. К счастью для Бернадетт, одна его именитая жительница, Антуанетта Пейре, решила, что видение, должно быть, дух её покойной подруги, Элизы Латапи, которая была при жизни президентом лурдского собрания ордена Детей Марии. Вместе с напарницей, мадемуазель Милле, она убедила мать Бернадетт отпустить девочку в грот ещё раз. Они принесли с собой свечи, как приказала Бернадетт Дева Мария, и оставили их в пещере. Хотя сами женщины ничего не видели и не слышали, но их весьма впечатлила горячность молитвы впавшей в прострацию Бернадетт. В деревню они вернулись, прославляя её, и с тех пор никто не чинил девочке препятствий.

При пятом посещении, 21 февраля 1858 года, Богородица научила Бернадетт молитве, которую та продолжала читать всю свою жизнь, но слов которой никому не открыла. Во время шестого посещения девочке было сказано: «Молись за грешников». Врач, доктор Дозу, осмотрел Бернадетт, в то время как она пребывала в трансе. Он отметил, что «её пульс был нормальным, дыхание незатрудненным, и ничто не указывало на нервное возбуждение». На этот раз Бернадетт сопровождало уже несколько сот человек. Некоторые пришли из деревень с равнины, чтобы поглядеть на крестьянскую девочку за молитвой. Началось паломничество, которого и требовала Богородица. Когда толпы начали расти, местные чиновники забеспокоились. Месье Дютур, имперский прокурор, заявил Бернадетт, что ей всё причудилось, и стал настаивать, чтобы она больше не ходила к гроту. Бернадетт отвечала со всей серьёзностью, что она ничего не придумывает и что дала слово Деве Марии вернуться. Дютур отступился.

Другого чиновника мэрии, месье Эстраде, хоть он и считался агностиком, настолько потрясла история девочки, что он стал её ближайшим другом и записывал слово в слово её рассказы. Однако глава полиции Джакоме решил действовать строже. Однажды, когда Бернадетт возвращалась домой с вечерни, её остановили и препроводили в его кабинет.

В полицейском участке она встретила и месье Эстраде. Он пришёл удостовериться, что никто не нарушает её законных прав. После обычных вопросов Джакоме попросил её описать, что происходило в гроте. Девочка, как часто это делала, сложив руки на коленях, спокойно повела рассказ. Полицейский пытался сбить её с толку и «поймать на слове», притворяясь, что слышит обратное тому, что она говорила. Потерпев неудачу, Джакоме предположил, что Бернадетт просто пытается привлечь внимание и заслужить уважение других детей. Это обвинение девочка отвергла так же спокойно, как и отвечала на вопросы. Глава полиции стал угрожать, что если она не отступится от всех своих глупостей, то ему придётся посадить её в тюрьму. Здесь месье Эстраде мягко посоветовал девочке дать слово не приходить больше в грот. И снова она отказалась.

К счастью, отец Бернадетт узнал о её задержании и явился в участок. Он твёрдо пообещал месье Джакоме, что больше никаких неприятностей не возникнет, и Бернадетт отпустили под его поручительство.

Однако девочка была намерена сдержать своё общение, данное Богородице. И хотя шла она окружным путём, её выследила полиция. Пока Бернадетт молилась на коленях, полицейские почтительно стояли рядом, но стоило ей закончить, как её тут же спросили, были ли у неё видения.

— Нет, в этот раз я ничего не видела, — отвечала она.

Она возвращалась домой, и жители деревни свистели ей вслед и потешались: мол, «Дева Мария» испугалась полиции и нашла себе место поспокойней. Полицейские подумали, что девочка усвоила этот урок. И Бернадетт действительно усвоила, что как ни велика вера, она не всегда вознаграждается святыми видениями. Через два дня она вернулась в грот и была удостоена откровения о «трёх дивных тайнах». Однако девочка поклялась хранить их и никогда так и не раскрыла.

При восьмом посещении Богородица трижды сказала ей о покаянии, а на следующий день велела: «Выпей воды из фонтана и вымойся в нём». Бернадетт была озадачена: у Массабейля никогда не было ни источника, ни фонтана. Тем не менее она последовала велению Богородицы и стала скрести землю. При виде этого наблюдатели засомневались, скептики начали откровенно смеяться, уверенные, что девочка потеряла остатки рассудка и что они просто-напросто следовали за деревенской дурочкой. Но вскоре из земли выступила вода. Бернадетт напилась из грязной лужи и вымыла в ней лицо. Даже те из собравшихся, кто доверял ей, отвернулись от неё, считая себя обманутыми. Но на следующий день на месте лужи забил родник, и вода заструилась по скалам.

При десятом посещении Богородица велела Бернадетт «поцеловать землю за всех грешников», что девочка немедленно выполнила. Многие из тех, кто собрался тогда, последовали её примеру. Следующие повеления Богородицы исполнить было сложнее. Во время одиннадцатого и двенадцатого посещения Бернадетт было сказано потребовать у местных священников выстроить у грота часовню и организовать паломничество. Но как могла она, бедная, немощная и безграмотная крестьянка, требовать от Церкви постройки часовни?

Тем не менее Бернадетт отправилась к аббату Пейрамалю, которого боялась больше, чем главы полиции, и сообщила ему о желании Богородицы. В этот момент священник читал требник в саду и совсем не был в восторге от того, что Бернадетт помешала его молитве. Он резко заявил девочке, что Церковь не строит часовен по требованиям «таинственных незнакомок». Он сказал, что Дама должна назвать себя, а если Дама этого не уразумеет, значит, она — самозванка или просто галлюцинация Бернадетт. Через три дня Бернадетт вернулась рассказать аббату о том, что Дама требует совершить крестный ход к источнику. На этот раз священник швырнул в неё своим требником.

Когда она пришла в грот 4 марта, там её ждали не только тысячи простых людей, но и солдаты, и конная полиция, посланные мэром и местным комендантом.

Когда появилась Бернадетт со свечкой, двадцать тысяч человек приглушённо зашептали: «Вот она! Вот она!»

Разочарование толпы было неизбежным. Люди приходили в надежде увидеть и услышать Богородицу, а вместо этого видели только маленькую крестьянку на коленях, окружённую странным сиянием. Они хотели какого-нибудь чуда, такого, например, как неожиданно расцветший розовый куст. Но «знамение», которого все ждали, ещё только должно было произойти. И оно произошло, когда Бернадетт осталась одна!

Шестнадцатое посещение состоялось в Благовещение. Месье Эстраде сидел со своей сестрой, когда возбуждённая Бернадетт ворвалась в его дом. Она только что была в гроте и упросила Даму раскрыть своё имя, но совершенно не поняла смысла её ответных слов, хотя и слышала их очень ясно. Она спросила на своём горном наречии (наполовину французском, наполовину испанском) у Эстраде: «Que soy era Immaculado Conception?» — «Что такое Непорочное Зачатие?»