100 великих феноменов - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 62

Уже на закате своих дней он признавался: «Я не вправе рассказать всю правду… Есть принцип: посвящённый в великую тайну должен унести её с собой». Известно, что он всё-таки поведал, и довольно пространно, о своих встречах и с высшими чинами фашистской Германии, и с руководителями советских спецслужб. Следовательно, не это было «великой тайной», предопределившей судьбу «посвящённого» Сергея Вронского. Так что же он унёс с собой в могилу?

Чтобы хоть предположительно понять, к каким тайнам был причастен Вронский, надо вспомнить начало XX века. Тогда во многих странах, и прежде всего в Германии, США и России, возродились тайные масонские общества. Но если раньше масоны ориентировались на Египет, то теперь они пытались найти «вечную истину» в магической стране Шамбале.

В Тибет отправлялись экспедиции, снаряжаемые совершенно не связанными между собой учреждениями и организациями. Там, например, побывало несколько экспедиций немецкого Биорадиологического института (где, как мы знаем, учился, а затем работал Сергей Вронский), экспедиция русского философа и художника Николая Рериха, которая щедро финансировалась некими американскими «филантропами».

Несколько раз пытались отправиться туда почитатели Беловодья из СССР. В частности, выделить деньги на такую экспедицию просил «пламенный рыцарь» Октябрьской революции Дзержинский. Однако вернёмся к германскому периоду жизни Сергея Вронского.

Во время визитов к своим высокопоставленным пациентам он исправно прислушивается к их разговорам и подробное содержание передаёт в один из советских разведцентров в Германии. Понятно, что получаемая от него информация должна была иметь большую ценность. Кроме того, он выполняет в эти годы и отдельные конкретные поручения.

Например, однажды его попросили ввести в круг людей, близких фюреру, бывшего российского боксёра Игоря Миклашевского. Вронский познакомил Игоря с Максом Шмелингом, чемпионом мира по боксу, которого часто приглашал к себе Гитлер. По воспоминаниям советских чекистов, Миклашевский получил тогда задание особой важности: проникнуть в ближайшее окружение Гитлера и при удобном случае ликвидировать его.

Правда, пишет в своей книге Павел Судоплатов, Сталин был вынужден отказаться от этого плана, опасаясь, что люди, которые придут на смену Гитлеру, заключат сепаратное перемирие с Англией…

Вронский довольно успешно помогал советской разведке. Но иногда совершал недопустимые, «безумные» поступки. Судя по его возможному участию (об этом упоминается вскользь в одном источнике) в неудавшемся покушении на Гитлера, в молодости был он человеком горячим, отчаянным, с авантюрным складом характера.

Фюрера должны были взорвать 8 ноября 1939 года в мюнхенской пивной «Бюргербрау», но он уехал оттуда примерно на полчаса раньше намеченного времени, и взрыв мощной бомбы не достиг намеченной цели. А ведь репрессии, последовавшие за этим покушением, могли поставить под угрозу безопасность самого Вронского.

Ещё один пример. В 1941 году его посылают в Африку в качестве врача-экстрасенса при немецком экспедиционном корпусе фельдмаршала Роммеля, который сражался в Ливии и Египте.

Роммель тогда подарил Вронскому личное оружие с надписью «За честную и преданную службу германскому рейху». Фельдмаршал был далёк от мысли, что свою битву в Северной Африке он проиграл англичанам ещё и потому, что «преданный рейху» врач-экстрасенс регулярно передавал противнику важные стратегические данные…

Тесные контакты Вронского с фашистскими главарями не могли не вызывать подозрения у руководства советской разведки: на кого же на самом деле он работает? Не случайно в 1942 году ему было предложено срочно прибыть в СССР — якобы для вручения награды.

Позднее Вронский рассказывал, что, сверившись с гороскопом, он увидел крайне неблагоприятные перспективы для себя. Но оставаться в Германии тоже было нельзя — те же звёзды предсказывали скорое разоблачение и неминуемую гибель. Да что звёзды! После побега Гесса для немецких астрологов наступили нелёгкие времена. Многие оказались в тюрьмах.

Оформив немецкий дипломатический паспорт, Вронский отправляется в родную Прибалтику. Там — невероятно, но факт, — чтобы завладеть нужным ему самолётом, он гипнотизирует обслуживающий персонал фронтового немецкого аэродрома, заставляет его заправить лёгкий аэроплан, на котором намеревается пересечь линию фронта…

Самолёт был сбит; из горящей кабины его вытащили свои и отвели к фронтовым особистам. Те уже собирались отправить его в штаб к Рокоссовскому, но, узнав, что он хирург, тут же определили в блиндаж, служивший полевым госпиталем.

Сергей Алексеевич сутками не отходил от операционного стола, пока лазарет не разворотило снарядом. Бревном ему повредило плечо, ушибло внутренности. Особистам пришлось наконец отправить его к генералу.

Но по пути в штаб фронта во Вронского сзади, будто бы случайно, выстрелил офицер из группы сопровождения. С тяжёлым ранением в голову его отвезли умирать в военный госпиталь, по счастью, в тот, где оперировал великий хирург Бурденко.

Увидев в списках безнадёжных знакомое имя (дело в том, что в своё время Николай Нилович близко знал старшего Вронского), Бурденко потребовал немедленно готовить Сергея к операции. И случилось чудо — он выжил.

Однако травма была очень серьёзной — пришлось восстанавливать навыки речи, учиться ходить. В 1943 году Вронского демобилизовали с инвалидностью первой группы и отправили в глубокий тыл.

В 1944 году Вилис Лацис, будущий председатель правительства Советской Латвии, случайно встретил бедствовавшего друга детства в Уфе и похлопотал о нём. Сергея Алексеевича направили в освобождённую от немцев прибалтийскую республику инспектором гражданской авиации.

В 1945 году его назначили директором средней школы в Юрмале. А в 1946 году по доносу его арестовали, осудили на 25 лет трудовых лагерей и отправили в Мордовию, в Потьминские лагеря.

«Лагерному начальству я казался полубогом, — рассказывал Вронский. — Они подчинялись мне безоговорочно, боясь за своё здоровье, а я лечил их гипнозом и психотерапией». И вот тогда он решил использовать эту удачно сложившуюся ситуацию и применить приобретённые в «Заведении № 25» навыки. Вронский успешно симулировал последнюю стадию неизлечимого онкологического заболевания — и тюремный врач поспособствовал тому, чтобы заключённого, отсидевшего лишь пятую часть срока, «отпустили умирать на свободу».

Правда, он никак не мог устроиться на работу; если его где-то и принимали, то вскоре увольняли под благовидным предлогом — достаточно было одного звонка из «ведомства».

Выжить ему помогал бывший школьный товарищ, работавший под Ригой следователем. Способности Сергея Алексеевича использовали при поиске пропавших людей и вещей. В 1963 году Вронский наконец переехал в Москву, где подпольно читал московской богеме свои лекции по астрологии. Знакомый экстрасенс свёл его с философом А. Ф. Лосевым, у которого он прожил около года.

Потом в поисках постоянной работы Вронский «пробовался» то в МВД, то в КГБ, то в Минобороны. Вспоминать об этих мытарствах Сергей Алексеевич не любил. Наконец, по личному распоряжению Н. С. Хрущёва его направили в Звёздный городок — работать «по специальности».

О людях, с которыми его свела здесь судьба, он вспоминал с теплом. Жаль только, к советам Сергея Алексеевича руководство Звёздного городка не всегда прислушивалось… Он, например, настаивал на переносе даты операции Сергея Королёва (генеральный конструктор умер на операционном столе).

Вместе с Юрием Гагариным побывал в США, встречался с братьями Кеннеди, предсказал трагическую гибель им и Мэрилин Монро. В 1968 году Вронского пригласили в лабораторию биоинформации, где он читал будущим врачам-биорадиологам лекции о влиянии космических факторов на организм и психику человека. Но кто-то из слушателей поспешил «настучать», и изучать «лженауку» тут же запретили.

Несмотря на все злоключения, подпольного астролога оценили «на самом верху», стали обращаться за рекомендациями; чаще всего охрану высшего руководства интересовали дни, удачные для отъезда в другую страну и пребывания в ней. Леонид Ильич, запуганный «китайской угрозой», очень хотел знать точную дату смерти Мао Цзедуна, надеясь на улучшение советско-китайских отношений после этого события. Такая работа не приносила Вронскому ни славы, ни денег.