Радиус поражения - Каменистый Артем. Страница 65

Ядерная реакция – это быстрый процесс, все исчисляется миллионными долями секунды. За это время должно успеть обжаться ядро, начаться цепная реакция деления в инициаторе и синтеза в усилителе [35]. Пуля в стволе автомата не успеет и сантиметра пройти за время между подрывом детонаторов и началом фазы огненного шара – это начало, собственно, атомного взрыва. Так, прапорщик, чем вы тут собирались заменять недостающие сегменты? Выплавленным из мин толом? Или спичечных головок стакан начистить хотели? Боюсь, при работе в таких условиях вам было бы нелегко получить работоспособное устройство.

Онищенко, состроив уморительную гримасу, издевательски-уважительно заявил:

– А как вы насчет спичек догадались? Именно этим и занимался – два стакана уже начистил. Кстати, может, подскажете, где недостающие части, и, раз уж вы здесь, поможете собрать эту штуку?

– Этих частей нет, и достать их невозможно. Несколько лет назад, еще при полевых испытаниях, сегменты из этого снаряда поместили в имитатор, после чего им выстрелили. После того как имитатор разобрали, специалистам что-то не понравилось именно в этой паре деталей – их увезли в центр боевого применения на детальное исследование. А так как программу заморозили, никто не стал их возвращать или присылать замену. Да и будь у нас пластины, монтаж – тоже дело нелегкое. Я не уверен, но, по-моему, вся начинка заливается особым пластиком. Наглухо. Затем снаряд лежит, покуда не выйдет срок хранения, – потом его утилизируют. Срок, кстати, не особо большой…

Онищенко, горестно оглядев хлам на столе, уточнил:

– Так, значит, второй снаряд никак не собрать? Ведь все ж почти есть.

– Никак. Точнее, сделать-то можно… Но где нам найти рабочих, способных работать на высокоточном оборудовании? И где найти такие станки? А взрывчатку? Даже в идеале времени на это уйдет слишком много, а мы торопимся. Хватит и одного.

Синий, устав от лекции, присел перед тележкой:

– А ничего дура. Сколько же он весит?

– Центнер, – буркнул Рощин, все еще перебирая на столе какие-то запчасти.

– И как? Он точно рабочий?

– Теоретически да. Практически… Усилитель собран на готовом тритии, а у трития полураспад двенадцать лет с хвостиком. Чем больше он находится в заряде, тем больше заражается продуктами распада. Чем выше их концентрация, тем хуже: они снижают мощность взрыва. В штатном варианте эта мощность около девяти килотонн – это всего лишь прогноз, без испытаний. Но снаряд лежит здесь уже пять лет, пылью покрываясь, а тритий все это время продолжал распадаться…

– Он хоть вообще рванет?

– Ну, это само собой – даже если весь тритий заменится гелием, цепная реакция произойдет. Но штатной мощности, конечно, уже не добиться.

– Но на этот институт хватит хоть? Или как?

– На институт хватит – не сомневайся. Взрыв в любом случае должен получиться очень приличный. А если повезет – то посильнее, чем в Хиросиме, жахнет. Хотя опять же – это теория. Без практики. Будь тут одно плутониевое ядро, без усиления, все было бы более предсказуемо. А так… Трудновато было запихать в корпус снаряда столько всего. Хорошо бы на практике проверить, как оно все сработает, но ведь не проверяли…

Тоха, завороженно уставившись на круглый, зеркально отполированный шарик, лежащий в самой обычной стеклянной пепельнице, не удержался, потрогал его пальцем. Поверхность была ощутимо теплой, и это навело его на нехорошие мысли:

– Мужики. А это… Здесь радиация высокая?

– Детей у тебя уже не будет, – буркнул Синий.

Рощин вообще ничего не сказал – обратился опять к прапорщику:

– Вы собирались из пушки им выстрелить?

– Ну не из рогатки же.

– Значит, с оружием знакомы хорошо?

– Нет. Но сталкивался. Думаю, прямой наводкой пульнуть смогу – там много ума не надо.

– Прямой наводкой?!!! – поразился Синий. – Прапорщик, да ты опытный камикадзе! Это ведь атомный снаряд, и взрыв будет атомным! Далеко ли ты пульнуть сможешь?

– Я знаю. – Голос Онищенко был само спокойствие.

– Тогда на кой тебе целых два снаряда?!

– Мы уже вроде бы все это обсудили – снаряды нужны, чтобы их взрывать. Один снаряд – один взрыв; два снаряда – два взрыва.

– Прапор, если пульнуть атомным снарядом прямой наводкой, то до второго снаряда просто очередь не дойдет. Прямая наводка – это дело такое: далеко не стрельнешь. Накроет же самого. Хотя… в принципе ведь заряд не стратегический…

– Господа артиллеристы! – вмешался Рощин. – Давайте подискутируете в свободное время. А сейчас надо вытащить снаряд наверх и заняться орудием. Прапорщик, пушка исправна? Стрелять сможет?

– Два года назад проверку прошла – стрелять способна была. Сейчас не знаю.

– Н-да… Ну что ж, посмотрим.

Тоха топал за мужиками, будто турист за экскурсоводами. Лысый, Юлька и пацан находились в таком же положении – офицеры, оказавшиеся в родной стихии военного объекта, вели себя здесь как рыбы в воде. Проходя мимо бесконечного ряда каких-то складов, или, наверное, правильнее, боксов, Тоха не раз замечал в открытых или разбитых свинками воротах разнообразную боевую технику, но, кроме «младших», никто на нее не таращился.

Прапорщик, остановившись у очередного бокса, указал на запертые ворота:

– Здесь.

– Ключи есть? – уточнил Рощин.

Онищенко без комментариев извлек из кармана отвертку, поковырялся в замке, со скрежетом его провернул. Интересно: может, и замки в атомном хранилище открывались с такой же легкостью? Тоха бы не удивился – он уже понял, что реалии ядерных арсеналов не слишком походят на картины, увиденные в зарубежных фильмах.

За последние дни Тохе довелось повидать немало боевой техники. Он отлично рассмотрел БТР на мосту через Донец, вдоволь накатался на броне настоящего танка. У свинок видел самоходную гаубицу и зенитную установку. Из всего этого бронированного добра его разве что танк вчера впечатлил – стремно было увидеть его на узкой лесной дороге. Но если бы Тоха на той же дороге увидел то, что скрывалось в боксе, он бы, без сомнения, наложил полные штаны – даже сверху бы посыпалось.

Бывают пушки маленькие, бывают большие. А бывают ПУШКИ.

В боксе стояла именно ПУШКА.

Бронированная головастая гусеничная машина с туповатым, вытянутым вперед лбом. Сзади, через весь корпус тянулся ствол. Ствол впечатлял. Он даже далеко за корпус выходил – упирался в самые ворота. Еле поместился в бокс. На конце чехол, а жаль – хотелось бы оценить калибр. Хотя чего там оценивать, и так понятно – не мелкашка. Хорошо, что таких штук у свинок нет: наверняка одним снарядом девятиэтажку в воздух поднять может. Не говоря уже про ядерные боеприпасы.

Онищенко коротко доложил:

– Через месяц увезти ее должны были – стоит у нас законсервированной без движения уже не первый год. Никаких заказов под нее давно уж нет, только место занимает. Так что повезло. И позвольте поинтересоваться – как стрелять будем? Какая дистанция?

– Прямой наводкой точно стрелять не придется, – ответил Рощин. – В идеале надо бить с дистанции не ниже тридцати километров. Боюсь, ближе подбираться опасно.

Прапорщик, прикурив от бычка очередную папиросу (он, похоже, по два блока в день их выдувает), спокойно сообщил:

– Хреновая идея. Без пристрелки, без топопривязки, без метеоданных, без подготовленного экипажа… Легче с завязанными глазами в таракана плевком попасть.

– Я ему это и говорил! – вклинился Синий.

– Ну, с топопривязкой вопрос вполне решаем, – заявил полковник. – Здесь картами запасемся – на них указаны топографические знаки. Даже без инструментов и спецов можно тупо поставить орудие на одном из них, координаты института снимем с той же карты. Синий, разве не сможешь рассчитать выстрел, имея координаты позиции и цели?

– Для начала надо хотя бы таблицы найти к этому орудию. Причем таблицы именно для спецбоеприпаса – именно этого, нового спецбоеприпаса. Я так понимаю, со старым у них обязательно должно быть расхождение по весу. Не верю я, что все у них одинаково. А уж дальше… Нет, Рощин, я за тридцать километров стрелять не возьмусь. За такую идею в дурдом лет на пять закрывают – нормальный человек такое никогда не предложит.