Радиус поражения - Каменистый Артем. Страница 8

– Что значит оригинал? – не удержавшись, встрял Рощин.

– В энциклопедии на букву «О» посмотрите – там все написано достаточно подробно и простенько. В расчете на дебилов. Вы, надеюсь, все поймете.

– Считайте, что посмотрел. И «оригинала пистолета» там не нашел.

– Конечно, не найдете – там такого нет. Вы можете копии делать только текста с бумаги, а я могу копировать все – дайте только шаблон и сырье. Мой ксерокс вашим не чета – ему любой предмет по зубам. Ваши технологии и близко к подобному еще не подобрались. Максимум – могут делать бронзовый макет копируемого предмета. Ни о какой внутренней структуре или полной аналогии не может быть и речи. Вам до такой технологии еще не один век расти.

Грищенко, недовольно покосившись на Рощина, перехватил инициативу в свои руки:

– Так вы признаетесь, что замешаны в многочисленных нападениях на военные объекты с целью хищения вооружения?

– Да, признаюсь. Давайте ручку – все подпишу. Будете гордиться моим корявым автографом. Жаль, что недолго.

– Расскажите об остальных членах вашей группы. Сколько их? Фамилии и адреса.

– Сколько? Всего у нас сейчас около шестидесяти серьезно посвященных и еще человек четыреста, которые не знают всего, вроде тех же операторов «глаз». Есть еще сотни три помощников, используемых почти втемную, – знают лишь о мелочах. Ну и свинок у нас миллионов четыреста.

– Не понял?

– А чего тут непонятного? Шестьдесят человек посвящены почти во все, четыреста помощников и опытных техников, сотни три разного сброда, занимающегося сбором информации, составлением алгоритмов обучения и прочими мелочами, и около четырехсот миллионов свинок. – Последнюю цифру задержанный произнес с огромным удовольствием, явно смакуя. – Я вообще-то хотел довести их число до шестисот шестидесяти шести миллионов – знаковая цифра, библейская, но вряд ли это теперь получится. Есть еще и бонус в виде разных грызунов или огненных шагателей, но мы пока не знаем их боевых возможностей. Может, они окажутся бесполезными… Вы ведь меня не отпустите сейчас, после допроса?

– А сами как думаете?

– Думаю, что нет. Раз так, то до библейского числа мне уже не добраться… Пройдет несколько часов – и свинки потянутся к портальным тупикам. Первым умрет Гриша, если уже не умер, потом… потом умрет человечество… Это будет кардинальная санация планеты. Уничтожение… Свинки тоже потери понесут – без этого не обойтись. Не добраться мне теперь до шестисот шестидесяти шести… Гришу тоже жалко – светлая голова. Без него бы всего этого не было. Но он слишком наивен и много ошибается – оставлять его сейчас нельзя… Не туда его заносит… не туда… Вредно для дела… Да и побаиваюсь я его временами – с ним что-то не то. Со всеми, кто слишком много работал с артефактами, что-то не то… Но с ним особенно. Сильное воздействие на психику, а может, и не только на психику. Мне иногда страшно – я ведь тоже слышу голоса. И вижу знаки… Но я сопротивляюсь этому, а он нет. Он почти безумен! И безумен искусственно!

– Махров! Еще раз повторяю – не стройте из себя дурака. Отвечайте по существу. Фамилии и адреса. И адреса мест, где вы держите похищенное оружие. Если вы начали сотрудничать со следствием, не останавливайтесь – это глупо. Сотрудничество вам зачтется – обещаю.

– Я? Со следствием? Сотрудничаю? Смешно. Да я здесь просто развлекаюсь. Странно, но чувствую себя почти как бог. Я ведь знаю будущее, а вы нет. Завтра я буду на вершине мира, а вы все сгниете. Интересная ситуация. Забавная. Не так ли?

В своем безумии задержанный был неподражаем – Рощин, глядя в его глаза, не замечал ничего, кроме подтверждения истинности каждого слова. Махров действительно верил во все, что говорил. Действительно полный псих. Это даже не последствия аварии – на ровном месте такое вдруг не появляется. Но у этого психа была информация. В его бреде присутствовали крохи истины. Особенно Рощина зацепило упоминание самоходной гаубицы. В российской армии воровали много и охотно, но чтобы утащить такую машину прямо с позиции на полигоне – это был нешуточный скандал. Естественно, следов не осталось. Орудие испарилось. Как испарялось все, до чего добирались хитрые руки этой удивительно неуловимой шайки.

– Махров, хватит здесь комедию ломать. Фамилии. Адреса.

– Явки и пароли, – противно прыснул задержанный. – Завтра четыреста миллионов моих свинок наведаются в гости. В гости к человечеству. Они будут повсюду – ни одного уголка не обделят вниманием. Двадцать лет мы собираем информацию по военным объектам – если и пропустили что-то, то немногое или мелочь. Армию накроют сразу – вряд ли более одного процента боеспособных военнослужащих сумеют пережить первый день. А потом возьмутся за города – главные рассадники человеческой грязи. Города за день не уничтожить – с ними повозиться придется. Но ничего, мы ведь никуда не торопимся. Свинки придут в каждый дом, в каждую квартиру. И здесь их тоже будет немало. Придут прямо сюда и поубивают к чертям всех. Кроме меня. Я ведь избранный – они ведь за мной придут. Все, уводите меня отсюда. Устал я на вас смотреть… покойнички. Больше ничего говорить не буду. Скучно стало. Вы – унылые.

– Так мы и развеселить можем – нам это недолго.

– Чем? Пригрозите мне незабываемой ночью, проведенной в камере для гомосеков? Не смешите. Я при аварии головой ударился – мне нужен покой и ласковая медсестра. Если на мне царапина лишняя появится, представляете, какой скандал может подняться? «Украинские фашисты пытают известного эколога и борца за сохранение дикой природы!» Ваше руководство с вами потом такое сотворит, что гомосекам и не снилось. И вообще – все, что я здесь нес, это параноидальный бред искалеченного человека.

– Слишком у вас интересный бред… – Грищенко поднял трубку внутреннего телефона: – Уведите его.

Дождавшись, когда за конвоирами закрылась дверь, повернулся к Рощину:

– Ну как?

– Похож на психа, но в этом деле он замаран по уши. Гаубицу увела та же шайка – с тем же почерком. Я могу даже номер машины дать. Он этот эпизод упоминал. Ну и остальное добро тоже.

– Что – они и танки угоняли в неведомые дали? Он ведь про них говорил?

– Бывало и такое.

– Да уж… дела у вас… Сейчас мы его до вечера помаринуем, а потом я за него серьезно возьмусь. Есть у нас тут один старичок – расколоть кокос об матрас может, дай только пару часиков и подготовленного клиента. Подготовкой займусь. Не слезем с него, пока не пойдет информация. А она пойдет.

– Мне можно будет при этом присутствовать?

Увы, в глазах Грищенко ответ прочитался еще до того, как сорвался с губ. Сотрудничество – это хорошо, но пора российскому гостю и честь знать.

– Нежелательно. Со мной – одно дело, а с дедушкой… Но я вам сообщу, если он начнет разливаться соловьем. А там, наверное, все равно россиянам его передавать придется – запрос, думаю, сделаете. Если на Украине за ним ничего серьезного нет, то он – ваш. Убийства солдат у вас же были. У нас мы можем пришить ему лишь хранение огнестрела – несерьезно.

– Не удивлен, если и на вашей земле они отметились в чем-нибудь похуже, чем хранение оружия.

– Запросто. Надо поднять инфу по пропажам вооружения – может, найдем их следы. Но каково загибает, а? Четыреста миллионов свинок. Мне многое доводилось слышать, но такое… Крут этот Махров – психиатрам очень понравится.

* * *

Игорь Анатольевич Синельников, или в прошлом просто Синий, открыв дверь, стиснул Рощина в объятиях. Дружеских, разумеется, объятиях. И хотя Рощин не видел его уже десять лет, показалось, что не прошло и дня. Изредка бывает, когда между людьми возникает чувство полного единства. Какого-то сродства, не оставляющего места для неловкости в любой ситуации. И все между ними естественно – без глупых стандартных церемоний. Можно не видеться годами, но помнить друг о друге с теплом, звоня не только чтобы поздравить с днем рождения, а и без всякого повода. «Серега! Вечер добрый! Я тут футбол посмотреть решил, но как глянул на игру, от ужаса полез за водкой. Первую рюмаху уже накатил за упокой этих педерастов, что в чистом поле всей толпой мяч найти не могут, а вторую – за твое здоровье пью. Если у тебя что-то есть, а у тебя не может не быть, наливай и себе – чокнемся о трубки. Мы ведь не алкаши сам-на-сам пить?!» Вот так и жили старые друзья – их разделяли границы и тысячи километров, но ощущения разлуки не было. Они не просто поддерживали связь – они оставались вместе.