Радиус поражения - Каменистый Артем. Страница 86
Тоха наблюдательный. И память у него неплохая. И лениться в этих вопросах он тоже не намерен.
Присев, Тоха с силой потянул вверх упор, повернул его, согнул в шарнире. Получилась оригинальная ручка для переноски. Ухватил за нее, поднял винтовку. Да уж – тот пулемет, с которым раньше Рощин бегал, вроде полегче был.
Но с этим неудобством он готов мириться легко – винтовка того стоила.
Добираясь до лагеря, Тоха понял еще кое-что: он слаб. Глупые солдатские приколы про «упал-отжался-встал» и «сто раз отжаться на кулаках» теперь казались не столь глупыми – в них был практический смысл. Сейчас он прошел около пяти-шести километров по пересеченной местности, а руки готовы были оторваться. Да и ноги немного гудели. Хотя все можно списать на усталость – ночь ведь не спал, и много чего хлебнуть успел, бегая по мертвому городу наперегонки с разъяренными свинками.
В лагере кипела серьезная работа. Самоходка стояла на берегу озера. С одной стороны над ней трудились Лысый с Бакаевым – смывали приставший слой прудового ила. С другой – сверкало пламя газосварочного аппарата: похоже, Егорыч всерьез воспринял идею срезать все лишнее. Плита, по крайней мере, уже лежала отдельно от установки.
Тоха с грустью понял: отдохнуть не удастся. Пахали все, кроме Синего, бабки и «мальчика Ксюши». Ну и Юлька, как обычно, охраняла порядок – возле грузовика с автоматом на изготовку дежурила: ночь на носу, а с нею и крысы. Но, как ни странно, никто на Тоху внимания не обратил. Лишь Наталья Викторовна попыталась его накормить, но, выслушав усталые отмазки и внимательно посмотрев в Тохины глаза, отстала. Порекомендовала залезть в кузов и поспать.
Это он и сделал. Лег, закрыл глаза и мгновенно выключился. Без сновидений, без ночных пробуждений. И даже грохот ударов кувалдами по металлу его не побеспокоил. Ему надо отоспаться хоть немного и проснуться пораньше, чтоб попрактиковаться с винтовкой, пока солнце стоит низко. Может, утренние условия отличаются от вечерних – это надо проверить, ведь с точки зрения стрелка Тоха еще никогда этим не озадачивался.
А теперь вот придется.
Глава 22
Немецкий снайпер сидит в окопе, с русской стороны никого не видно, работа простаивает. Решил применить хитрость. Кричит:
– Николай!
Из окопа выглядывает голова, снайпер стреляет, убивает.
– Василий!
Опять выглядывает солдат, снайпер его снимает.
– Иван!
Та же печальная история.
В окопе сидит чукча и молится:
– Только не Бузырбай! Только не Бузырбай!
В отряде полковника (или все же генерала?) Рощина количество единиц боевой и вспомогательной техники не изменилось – четыре. Но – увы, качество упало. Теперь впереди двигался танк все с тем же экипажем, за ним шел тяжелый бульдозер с Тарасом за рычагами, вслед за бульдозером, увлекаемая толстым тросом, тащилась самоходка. В ней помимо Тохи находились Рощин, Егорыч, Лысый и Бакаев. Все остальные размещались в последней машине – грузовике. После боя у шоссе в нем прибавилось места для людей, но убавилось боеприпасов – атомная пушка тогда использовала свой возимый НЗ, а вот танкисты подкалиберных не жалели. Имелась и пятая единица техники – мотоцикл, крепко прихваченный веревкой прямо к пушечному стволу: Тоха решил, что он может пригодиться, и никто не стал возражать. Но его можно не учитывать.
Экстрима прибавилось, причем не из-за снижения боеспособности (по сути, боевая машина осталась всего лишь одна). За два дня, проведенных на поляне у озера, мужики сумели кое-как довести самоходку до ума и затолкать в ствол атомный снаряд. Теперь для выстрела достаточно подсоединить пару проводков и щелкнуть одним тумблером. А если Егорыч пугает всерьез, то и просто серьезного толчка хватит для срабатывания взрывателя. Перспектива вероятного атомного взрыва народу не нравилась. И лишь Тохе было по фигу – он в такой исход не верил. Покойный Чижов тоже в свое время пугал последствиями близкого нахождения от места разрыва оборонительной гранаты. И что? Тоха чуть ли не под ноги себе такую кинул – и до сих пор живой. Ухо, правда, немного повредило – мочку срезало. Но ему это не мешает – пусть и вторую отрежет осколком. Не жалко.
Грузовик, бульдозер и беспомощная самоходка застыли посреди леса. Танк укатил на разведку – опасно двигаться наобум в обстановке ограниченной видимости. Местность дикая лишь на вид: рядом парочка крупных поселков городского типа. Там наверняка свинок полно.
Тоха на остановках время не терял – не прекращал практиковаться с винтовкой. Позавчера извел тридцать патронов, вчера пятнадцать. А уж сколько вчера имитаций выстрелов проделал – не счесть. Правый глаз покраснел от постоянного напряжения: засыпая, Тоха видел перед собой перекрестье оптического прицела, а руки ныли от постоянной возни с такой нешуточной тяжестью. В тех редких случаях, когда его все же привлекали к работе, он, наоборот, отдыхал – зрение отходило от нагрузки, а если мышцы и напрягались, то это были другие мышцы, не те, что задействованы в стрельбе и переноске оружия.
Но Тоха не жаловался – его все устраивало. Об одном жалел – что винтовка не попала к нему в ту ночь, когда он впервые увидел Рощина. Хотя честно признавался себе – ничего похожего на нынешний энтузиазм он бы тогда проявлять не стал. Но хоть что-то бы получил, хоть какие-то минимальные навыки неминуемо бы закрепились даже у последнего разгильдяя. С автоматом он ведь тогда освоиться сумел.
На ветку сосны, склонившуюся над дорогой, уселась сойка. Настороженно поглядывая в сторону самоходки, начала ковыряться в складках коры. И не понимала, глупая, что находится под прицелом единицы самого мощного ручного огнестрельного оружия в районе. Тоха, прижавшись пузом к прохладной броне, вел птицу почти идеально – не выпускал из перекрестья. Вот она в очередной раз сделала перебежку, остановилась, начала чистить перышки. «Щелк!» Готово – птичка условно мертва. Перемолота тяжелой пулей на грязный фарш. Рукоятку затвора отвести на себя, затем отпустить. Повторить упражнение по уничтожению пернатой дичи.
Бакаев, высунув из люка свою вечно всем недовольную азиатскую морду, сердито прогудел:
– Опять щелкаешь. Вчера весь день щелкал – работать не заставить было, и сегодня щелкаешь. Уши еще не болят от этих щелчков?
Тоха вопрос проигнорировал, да и не нуждался Бакаев в ответах, продолжая в том же духе:
– Бог тебя наказал – оторвал мочку на ухе. Пометил. Теперь ты не сможешь такое носить. – Солдат гордо продемонстрировал таскаемую в нарушение устава серьгу. – Видал? То-то!
Тоха, условно прикончив сойку в очередной раз, взвел винтовку, соизволил ответить на подколки:
– Знаешь, Бакаев, умные люди уже давно выяснили: если мужчина носит в ушах серьги, то это или пират, или педераст. И знаешь что интересно – я не первый день с тобой знаком и ни разу еще возле тебя корабля не видел. Так что…
Лысый, высунувшийся из соседнего люка, по-лошадиному проржал: желчный Бакаев постоянно его донимал, но у бедолаги не хватало интеллекта, чтобы так красиво его опускать в ответ.
Бакаев, побагровев, судя по виду, хотел сказать что-то примитивно-матерное, но почему-то осекся, не успев вымолвить ни звука. Не хотел, наверное, вести себя с Тохой грубо. А Тоха не удивился – после его возвращения все с ним обращаются как с гранатой без чеки. Бакаев просто забылся на минутку, или мозги от тряски укачало, – иначе бы не полез.
Из люка командного отделения высунулся Рощин. Увидев, что оказался на прицеле крупнокалиберной винтовки, вздрогнул, взмахнул рукой:
– Антон, отведи эту мортиру в сторонку.
– Товарищ генерал, винтовка не заряжена.
– Антон, раз в год и палка стреляет. Никогда не наставляй на людей и домашних животных. И я не генерал.
– Китель генеральский – значит, генерал. Встретим кого – солидно будет, что нами генерал командует, а не полковник.