Сафари для победителей - Каменистый Артем. Страница 48

И не только дни — годы.

Слишком долго тянулась эта проклятая война…

Ситуация стала угрожающей: посмей офицеры закрутить гайки до упора, дело может закончиться кровопролитным бунтом. Эти солдаты выиграли войну, но до сих пор не реализовали своих прав победителей — проклятый советник гонял их под дождем из одной нищей долины в другую, не позволяя расслабиться. А здесь, увидев на примере местного гарнизона, что служба иногда может быть приятной, они захотели получить все и сразу.

Офицерам оставалось одно — частично контролировать стихию, не позволяя ей переходить за все рамки. Пусть сегодня солдаты развеются: завтра можно будет наказать нескольких самых буйных и тогда уж завинтить гайки. Бунта как такового не будет — так, спонтанная вспышка. Утром это быдло станет лениво-покорным, как и положено вчерашним крестьянам и нищим пролетариям.

На пулеметных и артиллерийских постах расставили более-менее надежных бойцов. Хоть часть из них должна устоять против соблазнов и охранять деревню на случай нападения.

От советника скрыть происходившее было невозможно. Он не был глух: прекрасно слышал женский смех и визг, пьяные солдатские голоса и шум от потасовок — вояки агрессивно делили приглянувшихся красоток. В отряде Грация около тысячи бойцов, в деревне двести несостоявшихся жертв и, наверное, столько же крестьянок, более-менее пригодных к употреблению. Конфликты неизбежны…

А еще у советника имеется подразделение, неподвластное соблазнам. Жреческая сотня — четыре светлых жреца и восемьдесят храмовых солдат-послушников. Увы, соблазнам они неподвластны лишь в теории. Дурной пример заразителен: глядя на творящиеся бесчинства, неизбежно заразятся. И останется Граций один, в окружении бесчинствующей мрази. Офицерам он не верит — не сумеют они обуздать разгула. Слишком долго армия воевала, и марш выдался очень тяжелым — у людей попросту посрывало все тормоза; они сейчас невменяемые.

Жреческую сотню Граций сберег — отослал прочь. И танкетку тоже отправил с ними, на случай если в пути нарвутся на серьезного противника. Отдал приказ выдвигаться на север и перекрыть там Тропу на втором ее повороте, а заодно и параллельную ей дорогу. Советник не знал, что беглецы намерены пройти именно там, — он просто убирал святое подразделение подальше от мирских соблазнов. Но чтобы не сидели без дела, замышляя плохое, предписал хватать всех подозрительных, и неподозрительных тоже, после чего строго расспрашивать — необходимо как можно быстрее напасть на след беглецов. Мимо четверки военных жрецов незаметно проскочить трудно, а отправленный с ними Раррик способен значительно оптимизировать процедуру «расспросов».

Оставалось последнее. Солдатам Эттиса Граций лично вручил денежные премии, намекнув, что это лишь малый задаток: по окончании операции они немыслимо обогатятся. Экипаж и без того был вышколен (кого попало к королевским драконам и близко не подпускали), а после такого поощрения можно быть уверенным — бесчинствовать не станут.

Уладив дело с экипажем, Граций приказал отогнать танк на южную окраину деревни. Машину поставили среди рвов и рогаток — атаковать ее здесь будет затруднительно. Советник проведет ночь в чреве броневого дракона вместе с Феррком, капитаном Эттисом и верными солдатами. А утром они вернутся в деревню, соберут помятых солдат, после чего начнут вешать и пороть.

Граций не сомневался, что к полудню в его распоряжении будет около тысячи послушных солдат, больше не помышляющих о бабах и пьянстве. Естественно, это лишь временно: память у быдла коротка, и через несколько дней они опять начнут мечтать о старом.

Но если повезет, к тому времени цель похода будет выполнена.

Советник, закрывшись в кормовом отсеке, спал сном младенца. Солдаты экипажа, подремывая в центральном, видели сладкие сны, как они получают по мешку золота и устраивают самый разнузданный загул в истории войск Коалиции. Феррк, ворочаясь на жестком ложе, непрерывно вздыхал — ему очень хотелось находиться сейчас в деревне, обнимая одной рукой пухлую бабенку, а другой пивной бочонок. Но нельзя — своим местом при Грации пройдоха очень дорожил. А ведь как охота…

В деревне сейчас находились солдаты двух стрелковых батальонов, саперной роты, двух эскадронов драгун, отдельного разведотряда, мортирной батареи, обозной полусотни, мехвзвода, только что созданной гарнизонной роты, ланийского эскадрона и нескольких совсем уж мелких подразделений. Ввиду превратностей войны штатного состава не было нигде, но, если всех собрать в кучу, получится более тысячи вояк.

Из этой тысячи отдыхали только сотни полторы, причем большая часть занималась этим из-за невозможности присоединиться к загулу — больные, раненые и покалеченные, а также запертые Грацием в холодный погреб.

Остальные спать не собирались — они веселились. Хватило пары часов, чтобы подразделение цивилизованной армии смахнуло с себя пыль прогрессорского налета, превратившись в стандартную банду средневековых мародеров. И хотя здесь не имелось свежезахваченного города, солдаты все равно решили реализовать свое право победителя: взятую крепость положено отдавать на разграбление. И никто не вправе этому мешать.

Так было при их дедах и прадедах, а кое у кого и при отцах. Пора вспомнить былое. Пусть Энжер со своим прогрессом катится прямиком в ад, и все семнадцать королей вслед за ним. Сегодня они солдатам не указ, и дисциплинарный устав им тоже не указ.

Две сотни несостоявшихся жертв на такую толпу маловато — победители резво мобилизовали все женское население деревни. От худосочных подростков до беззубых старух: озверевшая солдатня ничем сегодня не брезговала. Бойцов будто безумием накрыло, причем всех одновременно. Смирные и дисциплинированные солдаты превратились в кровожадных насильников. Они вламывались в дома, хватали девочек, годящихся им в дочери или даже внучки, грубо тащили на сеновалы или валили прямиком на земляной пол. Если отцы и братья пытались этому помешать, в дело шли приклады и штыки. Некоторых убивали или калечили просто так — даже без попыток к сопротивлению. Брага, замешанная с грибной пыльцой, легко ломала последние замки морали: хотелось все сразу, побольше и только для себя.

Браги, кстати, на всех не хватило — запасы иссякли почти мгновенно. Недолго думая, разграбили офицерские пайки в обозе, с хохотом закусывая дорогое вино элитным сыром, тягучими конфетами и вялеными ланийскими дынями. Этого тоже не хватило — толпа отправилась на штурм дома старосты. Офицеры, устроившиеся там на ночлег, не рискнули препятствовать вторжению — повыпрыгивали в огород через окна, перебравшись в сараи и на сеновал.

В погребе обнаружилась сокровищница — несколько высоких бочек темного пива, хмельного кваса и даже немного вонючего ржаного самогона. Вытаскивать их никто не стал — разливали во все, что только можно, прямо на месте. Пойло хлестало отовсюду сразу — глиняный пол начало затапливать. Уровень быстро поднялся до колен, и далее почти по пояс, воздух покинул крошечное помещение, уступив место облаку спиртовых паров. В этом мареве упившиеся солдаты быстро теряли сознание и падали. Их топтали остальные жаждущие, бедолаги захлебывались, но их судьба никого не волновала — содержимое погреба продолжали вычерпывать ведро за ведром. За очередь к этой бурде наверху дрались — доходило до штыков и поножовщины.

Параллельно вспомнили, что ланийцы, презирая спиртное, тешат себя курением конопли. Конопли, кстати, на здешних огородах хватало — крестьяне выращивали ее ради грубого волокна. Молодая, весенняя, ни на что не годная. Без разницы: солдаты начали возиться с самокрутками, а более опытные наркоманы устраивали дымные жаровни в закрытых наглухо палатках. Пьяные до потери соображения меднозадые новобранцы и вовсе пытались получить удовольствие с помощью нарванного в потемках укропа или другой бесполезной растительности. Самовнушение — великая вещь: желторотики начинали видеть удивительные вещи даже после пары затяжек сельдереем.