Сафари для победителей - Каменистый Артем. Страница 55

Неподалеку от виселицы на козлах для распилки бревен лежал связанный человек. Он был гол и окровавлен. И почти непрерывно кричал: Феррк пассатижами обрабатывал ему пальцы. Феррк, разумеется, не ногти ему подстригал. Хотя с ногтями работал тоже.

Это был единственный пленный — его нашли после боя. Неудачник сломал ногу, пробираясь через рогатки и рвы, а мужества застрелиться у него не хватило. Вот и пришлось ему утолять любопытство советника. Парень и без пыток готов был рассказать все, что знает и чего не знает, но Граций предпочитал получать информацию с пытками.

Так гораздо надежнее.

Из недр танка выбрался Эттис, не спускаясь, отрапортовал:

— Господин советник! У меня есть новости хорошие и новости плохие! Хорошая новость — та штука, что торчит у нас теперь в левом борту, при ударе хорошенько встряхнула корпус, и башню главного калибра расклинило. Теперь башня может вращаться.

Граций улыбнулся — его танк стал более боеспособен.

— Капитан, еще хорошие новости есть?

— Сожалею — нет! Снаряд, что пробил нам борт, крепко засел в броне — вытащить не так просто будет. Лучше пусть там и останется пока. И вмятина вокруг хорошая — даже балку погнуло немного. Кусок брони, с ладонь размером, разнесло на мелкие осколки, и эти осколки наделали бед. Пулеметчика убило, водитель при смерти, радист-пулеметчик ранен в плечо, в руки и лицо — глаз вытек и скулу размозжило. Крови много потерял — тоже может не выжить. Еще пара ребят побита серьезно, но, думаю, эти выкарабкаются. Остальные на ногах — им не сильно досталось.

— А танк? Сможет продолжать бой? Что там у него с гусеницей?

— Да ленивец до ума доведем — это недолго, а потом и гуску поставим. На ходу будет часа через два. Освещение внутреннее тоже наладим, к фарам проводку починим; перископ разбило, но объектив запасной есть: заменим и сами отрегулируем — не первый раз. А вот с рацией совсем плохо — ее не починить.

— Уверены? Нам нужна связь.

— Уверен. Разбирается в ней хорошо только наш радист, но тут и без него все понятно. Кусок брони разбил переднюю панель и влетел внутрь — из девяти радиоламп уцелели только четыре. А запасных в ремкомплекте всего две осталось. Даже если мы все там перепаяем, что поломало, рация не заработает — трех ламп не хватает, и мы их здесь нигде не найдем.

— Плохо, Эттис: командование должно знать о том, что произошло. Мой радист сгинул бесследно вместе с рацией — думаю, сгорели.

— Может… может, гонца послать?

Граций не стал даже отвечать на столь вопиющую глупость. Считая выживших танкистов, штрафников, выпущенных из подвала (счастливчики — темнобожники не догадались туда заглянуть), и солдат, чудом уцелевших в резне, у советника осталось восемьдесят четыре бойца. Остальные не пережили ночи или сбежали в леса, благо они зеленели здесь почти со всех сторон — куда ни беги, в них уткнешься. Одиночного гонца отправлять нельзя — слишком опасны эти края. Значит, не меньше отделения надо, а то и двух. Причем донесение они доставят в Скрамсон лишь через пару дней в самом лучшем случае. Если очень сильно повезет и подкрепление вышлют немедленно, ждать их опять придется те же два дня. Скорее всего, выйдет даже дольше… Неразумно ослаблять свои и без того невеликие силы ради столь туманных перспектив.

Тупик… У Грация остался танк (запасы горючего и боеприпасов к нему невелики — ночью много ушло, а обоз практически уничтожен), два пулемета, легкое орудие с поврежденным прицелом и менее сотни перепуганных солдат. Где-то по округе бродят сотни недобитых темнобожников. Несмотря на ночную панику, они не стали слабее — трупов своих оставили немного. Скорее даже усилились, прихватив с собой немало трофеев. Одних пулеметов, наверное, не меньше десятка — все укрепленные точки разграбили.

Плохо. Есть, правда, надежда, что жреческая сотня все еще жива. Но верилось в это слабо — неужто темнобожники оставили бы их без внимания? На месте вражеского командира Граций бы такого не допустил. Если, разумеется, командир не глупец. А он не глупец — ловушку организовал мастерски, сумев с малыми потерями почти полностью уничтожить большой отряд Коалиции. Да и без этого всем известно, что Гейен Малкус — личность неординарная, человек немалого ума. Спасибо пленнику — любезно рассказал о том, кто командовал нападением. Очень жаль, что первый министр находится в стане врагов: таких людей следует держать в союзниках. Редкий и ценный кадр — ухитрился выбиться из самых низов. Для Темной империи карьера невероятная.

Если жрецов тоже перебили, Граций с кучкой солдат остался в местности, кишащей врагами. С единственным танком и поломанным легким орудием. Любая серьезная неполадка с драконом приведет к катастрофе — нечем будет отбиваться.

Лейтенант с рукой, прямо поверх рукава перемотанной сомнительной чистоты тряпкой, шлепая по грязи, приблизился к навесу. Устало отдал честь:

— Господин советник, мы нашли командира ланийского эскадрона.

— Тарка Маатима? Реца? Хорошее известие — приведите его ко мне.

Советник уже начал было выстраивать в голове стратегические планы по использованию командных качеств этого неглупого дикаря, но действительность разнесла их в прах: Тарк не смог прийти — его принесли.

Рец был еще жив, но не надо быть врачом, чтобы понять: это ненадолго. Ниже колен ноги ланийца превратились в кровавые лохмотья, облепившие кости, левой руки не было по локоть, а голова почти полностью замотана заскорузлой от крови мешковиной. Узнать его смогли по кольчуге с приметной бронзовой бляхой на груди. Непонятно, почему ланиец до сих пор жив. Очень сильный человек — девять из десяти отдали бы концы сразу, едва получив такие раны.

— Советник, вы здесь?! — тяжело прохрипел умирающий.

— Да. Что с вами случилось? Вы один уцелели?

— Советник, снаряд. Граната разорвалась слишком близко. Не повезло. Наверное, я один остался. Их было слишком много. Такое я видел у себя на родине, когда с юга приходит саранча. Она перелетает через пролив — от нее темнеют небеса. Самые голубые в мире небеса — небеса моей Дании. Саранчу не остановить… Советник, я так и не увижу родины. Одиннадцать лет…

Граций, при всей его циничности и практичности, был способен и на бесполезные поступки. Этот человек достоин последней беседы — его можно уважать за один лишь характер.

— Тарк, я не буду вас обманывать. Я не врач, но здесь врач не поможет — вы умираете.

— Знаю…

— Будь у нас несколько хороших жрецов, шанс был бы. Ноги спасти тяжело, а вот с остальным могли справиться. А так…

— Ноги-ноги… мой конь — мои ноги… Советник, уходите. Вы не послушались меня вчера — послушайтесь сегодня. Это не ваша страна. Чужая страна. Вашей она никогда не будет. Прощайте, советник, — я слышу шум крыльев. Ко мне спускается Аммилл — золотой ангел Дании. Помолитесь своим богам, чтобы он напоследок показал мне белые пески моей родины.

Удивительно, но до ушей советника и впрямь донесся странный шум: с неба действительно что-то приближалось.

Спускалось прямиком на деревню.

В просвете среди туч проглянуло солнце. Ослепленный Граций, ладонью прикрыв глаза, не сразу заметил источник подозрительного шума, и, когда над головой с ревом пронеслась огромная птица, советник едва не упал от неожиданности. Но быстро пришел в себя и удаляющуюся машину осмотрел уже почти спокойно — с искренним интересом.

Это был самый большой и странный из самолетов — ничего подобного Граций никогда еще не видел. Помимо очень впечатляющих размеров, удивляла конструкция: моноплан с широченными крыльями, чуть скошенными назад и украшенными четверкой двигателей; полностью закрытая кабина, сверкавшая стеклом нескольких окон впереди и по бокам. Разворачиваясь по широкой дуге, аэроплан продемонстрировал эмблему на боку: желтый лев на черном щите, два скрещенных скипетра и корона сверху — того же цвета, что и лев.

Знакомая эмблема — герб Нового Амстердама. Территория, неподконтрольная королевской власти. Свободный остров — столица сопротивления власти тьмы.