Черный единорог - Брукс Терри. Страница 18

Он все еще пленник неутоленной страсти, которую разбудила в нем мать Ивицы. Девушка только будто утяжеляла вес опутавших отца цепей.

Поэтому Ивица не стала искать у отца разгадку сна о черном единороге. Она пошла к матери.

Мать приближалась, извиваясь и кружась с непостижимой силой и изяществом. Дикое существо, тоже пленница неодолимых желаний, мать тем не менее любила Ивицу безмерно и безоглядно. Она приходила, как только Ивице была нужна ее помощь, связь между ними была так сильна, что они часто могли читать мысли друг друга. Сейчас они вели молчаливую беседу, обмениваясь образами, означавшими любовь и потребность друг в друге. Связь становилась все теснее, мысли облачались в слова…

— Мама, — еще раз прошептала Ивица.

Она была словно во сне. Мать танцевала, и в вихре балетных движений перед Ивицей предстало видение, которое привело ее сюда. Вновь появился черный единорог, существо утонченной, пугающей красоты. Он стоял в темном лесу, который Ивица видела в первом сне, и стройная фигура животного поблескивала отчасти в лунном свете, отчасти в тени и походила на ангела смерти. Увидев единорога, Ивица вздрогнула. Он казался то сказочным эльфом, то демоном из Абаддона. Выгнутый рог сверкал, копыта били о землю. Наклонив голову, зверь то рвался вперед, то осторожно отступал. Он как будто был в нерешительности.

Что его беспокоит? Ивица была в удивлении.

Вдруг она опустила глаза и нашла ответ у себя в руках. Она снова держала золотую уздечку. Единорог боится этой уздечки, Ивица это чувствовала. Она погладила уздечку, и нити плавно заскользили между пальцами. Странный поток чувств захватил сильфиду. Уздечка давала огромную власть! Ивица поняла, что может подчинить себе единорога. Во всем мире не осталось ни одного такого животного, лишь в царстве фей, куда Ивица, возможно, больше не попадет; этот единорог был единственным, и он может стать только ее, если она этого пожелает. Нужно лишь протянуть руку…

Но нет, резко остановила себя девушка, если она хоть на кратчайший миг прикоснется к этому существу, она пропала. Ивица это знала, она знала это всегда. Она принесет уздечку Бену, потому что уздечка принадлежит ему…

А потом единорог поднял голову, образец красоты и изящества. Идеально симметричная морда, длинная грива колыхалась, словно шелк, от малейшего дуновения ветра. В глазах единорога стоял страх, но не перед Ивицей с ее золотой уздечкой, а перед чем-то неведомым сильфиде. Ивица застыла от ужаса. Глаза черного единорога грозили поглотить ее. Сон затягивался, Ивица быстро моргнула, чтобы разрушить чары, и на миг заметила в глазах животного еще что-то, кроме страха. Это была несомненная мольба о помощи.

Руки Ивицы поднялись почти независимо от ее воли, и она протянула вперед уздечку как талисман.

Черный единорог заржал грубо и страшно, и тени леса как будто замерцали в ответ. Сон резко улетучился, и единорог исчез. Осталась лишь мать Ивицы, танцующая на защищенной соснами полянке. Лесная нимфа в последний раз закружилась поблескивающим в темноте пятнышком лунного света, замедлила пируэт и бесшумно перепорхнула к краю поляны, где стояла коленопреклоненная дочь.

Ивица с трудом поднялась — сон отнял у нее все силы.

— О мама, — пробормотала она и сжала тонкие зеленоватые руки нимфы. — Что мне показали? — Затем Ивица нежно улыбнулась, на глазах появились слезы и тут же потекли по щекам. — Но тебя ведь нет смысла спрашивать, да? Ты знаешь не больше меня. Твой танец — это то, что ты чувствуешь, а не знаешь.

Тонкие черты матери приняли легко читаемое выражение: глаза опустились, губы слегка изогнулись. Мать понимала Ивицу, но помочь не могла. Ее танец происходил не от знания, но вел к нему. Так волшебные силы действуют через создания природы.

— Мама! — Ивица покрепче сжала ее тоненькие руки, черпая энергию от их прикосновения. — Я непременно должна знать, чем вызваны эти сны о единороге и золотой уздечке. Поведай мне, пожалуйста, почему я увидела то, что одновременно манит и пугает. Какому видению верить?

Маленькие ладони, в свою очередь, сжали руки Ивицы, и мать ответила коротким звуком, напоминающим крик птицы, этот звук раскатился эхом в лесной ночи.

Стройное тело Ивицы наклонилось совсем низко, и какой-то холодок заставил ее вздрогнуть.

— В Озерном крае есть тот, кто поможет мне понять? — тихо спросила Ивица.

— Есть тот, кто знает? — Ее лицо напряглось. — Мама, я должна пойти к нему! Сегодня же!

Мать опять дала быстрый ответ на языке фей. Она встала и торопливыми кругами прошлась в танце через всю поляну и обратно. Ее руки страстно молили. «Завтра, — говорили они. — Сегодняшний вечер занят. Сегодня — твой вечер».

Ивица подняла голову.

— Да, мама, — послушно прошептала она.

Она поняла. Она желала бы поступить по-другому и не однажды так и поступала, но не могла отрицать, что мать права. Двадцатидневный цикл подходил к концу, Ивице предстояло превращение. Она так сильно ощущала его необходимость, что еле сдерживалась. Она опять вздрогнула. Нужно было спешить.

Ивица вдруг подумала о Бене, и ей стало жаль, что его нет рядом.

Девушка встала и прошла в середину поляны. Руки поднялись к небу. словно она хотела вобрать в себя разноцветный лунный свет. Ивицу залило лучами, и она почувствовала, как из земли, на которой танцевала мать, поднимается материнская сила. Ивица начала впитывать эту силу.

— Встань поближе ко мне, мама, — попросила она, и ее тело замерцало.

Ступни выгнулись и обратились в корни, которые прорыли ходы вниз, в темную землю; руки удлинились и стали ветвями — превращение началось.

Мгновение спустя все кончилось. Ивица исчезла. Она стала деревцем, своей тезкой, и должна была остаться им до рассвета.

Мать медленно опустилась на землю рядом с ивушкой, из тени вынырнул призрак ребенка. Какое-то время мать была неподвижна. Затем хрупкие бледные руки обвились вокруг грубого ствола, в котором сосредоточилась жизнь дочери, и мать крепко прижалась к нему.

Приближался рассвет. Луны Заземелья блекли одна за другой, ночные тени уступали место расширяющемуся золотому диску, который медленно пробивал себе путь на востоке.

***

Советник Тьюс шествовал по залам замка Чистейшего Серебра, тощая фигура в сером облезлом одеянии с разноцветными лентами, и вид у волшебника был такой, будто он потерял лучшего друга. Рядом с вестибюлем советник свернул за угол и врезался в Абернети.

— Ранняя прогулка, а? — лукаво спросил писец. Советник хмыкнул, и морщины, бороздившие его лоб, стали еще глубже.

— Я не могу заснуть и никак не пойму почему. Бог видит, за такой день можно было устать.

Лохматая морда Абернети не выдавала его мыслей. Он пожал плечами и зашагал рядом с волшебником.

— Я понял, что вечером кто-то вломился в спальню короля, и этот кто-то называл себя королем. Тьюс снова хмыкнул:

— Сумасшедший. Ему повезло, что его отпустили. Это король приказал: «Переправьте его на равнину». Уверяю тебя, если бы мне предоставили право решать, я бы не был столь великодушен.

Они пошли дальше.

— Странно, что король просто отпустил его, — наконец заметил Абернети. Его нос дернулся. — Обычно он находит лучшие способы обойтись со своими врагами.

— Гм-м-м. — Советник будто не слышал. — Меня беспокоит, что этот человек столько знал о снах. Он знал о волшебных книгах, о путешествии короля, о единороге… — Тьюс немного помолчал. — Казалось, он знает все. Он был так уверен в себе.

Какое-то время друзья только переглядывались. Советник зашагал вверх по лестнице, ведущей к галерее, которая выходила к внешним парапетам на фасаде крепости. Внизу лежал мост, соединяющий остров с равниной; он раскинулся через озеро, массивный и величественный. Сквозь редеющую мглу советник вглядывался в далекий берег, искал что-то глазами у самой воды. Его совиное лицо напряглось, как натянутый узел.

— Незнакомец, очевидно, ушел, — наконец проговорил Тьюс.