Фэнтези 2007 [сб.] - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 171

Я чуть помедлил, прежде чем взяться за последний лист. ЛОШАДИ ВСЕ

Что — все?! Что, ради Девственной Матери?! Все сдохли? Все украдены? Все превратились в жаворонков и упорхнули? Летописец... В любом случае конюшня пуста — ни лошадей, ни их трупов. Вот уж и вправду — лошади все...

ВИАЛЬ КАСТАЛОМОМ

Ну, это и так было ясно...

ГАРДЕ И МАКАЛАН

Коротко и исчерпывающе. Прощай, Гардье, хоть я и не нашел твое тело.

ДЕРЕВЬЯ НЕ УЙТИ

Понятно...

ПРИНСЕСА ПОЁТ

Святые Небеса!!! Да, Иветта любила петь... Но что же она такое спела, что этот недоумок счел нужным отметить песню в своей хронике?!

КОЛО САМ

Что сам?! Колло сам покончил с жизнью, расстреляв себя из атура? Бред...

ШАРИТ МОЗГИ

Вокруг замка бродила тварь, способная к эмпатии, а то и к телепатии? Поди пойми...

ЛЕВЕЛЕ КАМИН ГАРИТ

Прощай, Левелле... Значит, писал все-таки Ла-Пуэн. Бедняга, хорошо же «пошарили» в твоих мозгах.

НУАРМОН САМ

Прощай, Нуармон...

ВЫПАЛЗАЕТ НОЧЬЮ

Эх-х-х-х...

АСТАЛИСЬ ДВА ПАМИЛУЙ ДЕСТВЕНАЯ МАТЬ

Вот как... Вот что написал перед смертью известный богохульник Ла-Пуэн... Надеюсь, Девственная Мать вняла твоей просьбе,

Два-три слова я не сумел разобрать. Прикидывал так и этак — нет, не «принцесса». И не «Иветта». Она одна из двух уцелевших на момент последней записи? Не бесспорно, о судьбе еще пятерых ничего не сказано...

Бедная девочка... Ну и в историю же втравил я тебя... Зачем, зачем я послушал Виайля с его хитроумными планами... Зачем ехал к Танкреду кружной дорогой, через Острова? Пускай бы проследили мой путь из Буа, пускай заподозрили бы, что Рыжий Эйнис — я... Зато сэкономил бы месяц, этот жуткий месяц, — и вовремя увез бы Иветту...

Надо было подняться в донжон и взглянуть страшной правде в глаза...

Заклятия подействовали удачно, бедро почти не болело, и я почти не хромал. Но все равно винтовая лестница донжона показалась мне бесконечной.

Дверь оказалась не заперта, повернулась на петлях с легким скрипом. Я не решался шагнуть внутрь.

— Арно, милый, это ты?

Сердце замерло. В самом прямом смысле прекратило биться. Ноги приросли к плитам пола. Горло стиснула невидимая петля — ни вздохнуть, ни крикнуть.

Наваждение... Не бывает... Не бывает хороших концов у страшных сказок...

А потом сердце ожило и забилось: да-да-да! Именно тебе выпал хороший конец! Ты заплатил страшную цену, за спиной остались мертвые друзья и мертвые враги, мертвая Изабо... Ты заслужил!!!

А потом ожили ноги и стремительно шагнули через порог. К Иветте. И к половине королевства в придачу...

Лишь невидимая петля не отпустила горло.

Пожалуй, к лучшему...

Я хотел закричать, — и не смог.

Я хотел зарыдать, хоть давно разучился, — и не смог.

— Арно, милый... — вновь позвала Иветта.

Ее голос остался прежним — звонким и мелодичным голосом семнадцатилетней девчонки.

И прежним осталось лицо — лишь тени под глазами стали чуть глубже, да на лбу появилась крохотная вертикальная морщинка.

Остальное же... На остальное лучше бы не смотреть... Но взгляд упорно возвращался к телу, неуклюже задрапированному алой тканью — по-моему, шторой с окна бального зала...

Сейчас у Иветты должен был истекать седьмой месяц беременности... На вид же она переносила дитя... Переносила несколько лет, как минимум. Она и раньше любила сидеть в этом огромном, неудобном кресле, украшенном резным гербом сьеров де Буа на высоченной спинке... Устраивалась на самом краешке, как птичка на жердочке, и говорила, что ощущает незримую духовную связь с предками.

Теперь бесформенное нечто, прикрытое алой тканью, заполняло все кресло целиком. Даже не помещалось, нависало над громадными подлокотниками. Едва ли ЭТО могло встать, даже сдвинуться с места: из-под ткани расползались в стороны многочисленные отростки — живые, разноцветные, пульсирующие. И буквально врастали в камень стен, пола, свода...

— Арно, милый... Подойди, поцелуй меня...

Кажется, она меня не видела. И, скорее всего, не сознавала, что говорит. Ее устами говорила мерзкая тварь — завлекала, подманивала...

Я сделал коротенький шаг вперед. Затем еще один. Приближался медленно-медленно — сам не зная, зачем.

— Арно, милый...

В комнате было жарко — в камине пылали очень странным фиолетовым пламенем очень странные угли...

Преодолев половину пути от двери к креслу, я остановился. Не своей волей — тело натолкнулось на преграду, упругую и абсолютно невидимую. Усилил напор — преграда мягко толкнула обратно. Я двинулся вдоль нее — в одну сторону, затем в другую... Бесполезно, протянулась от стены до стены.

— Арно-о-о-о...

Нет, меня не заманивают. Глупо заманивать и не пускать... Голос зазвучал неожиданно — громкий и бесстрастный. Зазвучал у меня в голове.

— Уходи, человек!

И тут же возникло крайне неприятное чувство — словно когтистая лапа залезла в череп и небрежно перемешивает мозги.

Прости, Ла-Пуэн, ты был неплохим летописцем... Но мне совсем не хочется узнать, какие песни пела принцесса и ЧТО выползает отсюда по ночам...

Не знаю, сколько я простоял у прозрачной стены. Чувство времени утратилось абсолютно...

Нет и не было никаких лесных монстров, думал я. Есть один-единственный монстр, но растущий медленно и иначе, чем люди... Сначала отрастивший руки — слепо тянущиеся, ощупывающие мир, невзначай убивающие букашек-людей, оказавшихся между пальцами. Потом ноги, слепо топчущие все и всех... Потом что-то еще... Чем для монстра — нет, для МОНСТРА — служит, к примеру, Белая Слизь? Желудочным соком? С Прыгучей Смертью все понятно — блохи, мелкие паразиты...

А мозг зреет здесь. Зреет в чреве Иветты.

— Уходи, человек! — вновь загремел голос в моей голове. — Уходи и никогда не возвращайся! Ты помог мне — и я отпускаю тебя!

У нечеловеческого мозга должны быть нечеловеческие мысли... Кто переводит их в доступные мне слова и выражения? Я сам? Или то, что уцелело от Иветты? Какая разница... Потому что слова — ложь. ЭТО не пускало меня сюда. И не выпустит обратно. Лишь здесь — именно здесь, на верхнем этаже донжона, Он (Она? Оно?) не может дотянуться до меня... Пока не может. Точно так же человек не сможет добраться до шустрой букашки, заползшей ему в ухо...