Фэнтези 2007 [сб.] - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 36
Получилось недурно.
Очень длинный и тяжелый клинок бретты позволял на рипосте удачно сыграть корпусом, выдергивая оружие в другую плоскость.
— Не ахти, — сказали за спиной.
Не оборачиваясь, Джеймс повторил всю серию, от первого выпада до завершающего рипоста с passado sotto. На этот раз он в финале довел дело до крайности, буквально стелясь над землей и далеко отставив назад левую ногу.
Острие бретты ударило в опору стойки с кинжалами.
— И тем не менее, — сказали за спиной. — Я не о вас, сударь. Вы чудесно владеете клинком. Но эта бретта слишком тяжела для таких игр. Есть риск получить по голове. Или по руке. Скорость — великое дело.
— Возможно, я получу по голове, — спокойно ответил Джеймс. — А возможно, кое-кто получит славный укол в локоть. Или ладонь доброй стали в правый бок. На вашем месте я бы не был столь категоричен...
И повернулся к незваному советчику.
Разумеется, это был не хозяин лавки.
Хозяин бы себе никогда не позволил фамильярности.
Это был клиент.
В определенной степени, выражаясь слогом трубадуров, Джеймс смотрел в зеркало. Любитель «свинских мечей» оказался с ним одного роста. И сложен был примерно так же: сухой, гибкий, подвижный. «Звоночек», шутил дедушка Эрнест, находясь в добром расположении духа.
Одевался клиент не по баданденской — скорее по южно-анхуэсской моде. Хубон на волосяной подкладке, формой напоминающий доспехи; широкие, туго простеганные штаны до колен. На плечи «охотник», как молча прозвал его Джеймс, набросил короткий плащ. Голову венчала шляпа с узкими полями.
Но что касается лица, то зеркало оказалось кривым.
Лицо под шляпой подходило скорее бюргеру-пивовару, мало гармонируя с телосложением записного дуэлиста. Брюзгливый рот, одутловатые щеки. Мешки под глазами. На висках — косые залысины; на затылке волосы собраны в щеголеватый пучок — черно-серебряный, как первый из двух новых камзолов Джеймса. Рябые щеки — последствия оспы или кожной болезни. Шрамик на левой скуле: звезда о семи лучах. Под кустистыми бровями, спрятавшись в норы глазниц, блестели две вишни — влажные, очень темные.
И орлиный нос с нервными ноздрями.
Раньше, беседуя с хозяином, «охотник» стоял к Джеймсу спиной. Молодой человек не мог видеть его лица. Разве что мельком, когда «охотник» слегка поворачивал голову, изучая приглянувшееся оружие. И все равно казалось, что у него было другое, более подходящее лицо.
А это ему приспособили от случайного чужака, на скорую руку.
Потехи ради.
«Что за дурацкие мысли?!» — одернул себя Джеймс. В самом деле, для выпускника хомобестиария Шестирукого Кри, человека, одной из трех боевых ипостасей которого был гнолль-псоглавец, он мыслил слишком косно. Если ты видел человеческие лица у птиц, львов и козлов или бычью морду над мощными плечами богатыря, как у Иржека Чапы, добродушнейшего борца-минотавра, с кем ты выпил после занятий немало сладкого мускателя...
— Желаете попробовать?
В словах Джеймса крылся вызов.
Хозяин лавки благоразумно исчез без промедления. К чему мешать благородным господам делиться друг с другом секретами искусства? Видимо, он сталкивался с подобными случаями не в первый раз. А иногда даже имел от. этого кое-какую выгоду.
Но недоверчивый собеседник вдруг улыбнулся, разом сняв напряженность ситуации. Когда рябой улыбался, лицо его становилось гораздо симпатичней, прямо-таки лучась обаянием.
— Я не хотел вас обидеть, сударь. Простите, если мой комментарий показался вам оскорбительным. Конечно же, я хочу попробовать. Только, умоляю вас, давайте помедленнее... Мне хотелось бы вникнуть в суть приема, а не провоцировать ссору. Полагаю, вы тоже не сторонник рейнконтра?
Джеймс кивнул, оттаивая. Рейнконтром в школах фехтования называли бой без правил.
— Эй, хозяин! — рябой огляделся. — Дай-ка нам пару шелковых пуговиц!
— Зачем? — поморщился Джеймс.
Он не был поклонником пуговиц, обтянутых шелком — их надевали на острия шпаг во время учебных поединков.
— Смею надеяться, сударь, мы с вами достаточно опытны?
В качестве согласия рябой обнажил шпагу, висевшую у него на поясе, и отсалютовал Джеймсу. В ответ молодой человек приветствовал «охотника» бреттой, которую до сих пор держал в руке — и без предупреждений перешел к действиям, двигаясь с демонстративной неторопливостью.
Финтом в кварту он вынудил соперника сделать шаг назад. Затем, притворившись, что замешкался с продолжением, спровоцировал серию ответных ударов, коротких и быстрых, наносись они в настоящем, а не договорном бою. Этой атаке, в которой чувствовалась школа, Джеймс противопоставил ряд академически четких, выверенных, что называется, «до ногтя» парадов. И в тот миг, когда звон клинков достиг апогея — так опытный дирижер сердцем чувствует нарастающее крещендо оркестра — молодой человек провел требуемый passado sotto.
Не очень глубокий, но вполне достаточный.
Кончик бретты легонько тронул локоть «охотника».
— Туше!
— Блестяще! Признаюсь, я был не вполне прав, споря с вами...
Похвала, скажем честно, приятна даже самым прожженным циникам. Джеймс подумал, что ошибся с первоначальной оценкой рябого. Вне сомнений, достойный сударь. Весьма достойный.
И готов признать ошибку вслух, что есть признак благородства.
— Еще раз?
— Конечно! Что вы скажете, если я...
Рябой попробовал в конце серии достать клинком голову уклоняющегося Джеймса — и не достал. Вместо этого длинная бретта еле слышно уколола его в правый бок. Войди рапира всерьез, у «охотника» возник бы повод опасаться за свою драгоценную печень.
— Превосходно!
— Вы мне льстите...
— Ничуть! Позвольте, я рискну повторить вслед за вами...
Джеймс кивнул и поменялся с «охотником» ролями, перейдя в атаку. Парады рябого выглядели более чем прилично; правда, им недоставало блеска. Повторяя passado sotto, рябой применил тот самый глубочайший вариант с опорой левой рукой об пол. Вышло неплохо, но в последний момент задняя нога «охотника» чуть поехала.
Удерживая равновесие, рябой больше, чем следовало бы, наклонился вперед. Выпад получился длиннее задуманного, и острие шпаги разорвало ткань камзола на боку Джеймса Ривердейла.