Фэнтези 2007 [сб.] - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 59
Виконт лежал на кровати. Он хотел подняться навстречу гостям, но лишь откинулся на смятые подушки. Разорванная и окровавленная одежда, серое, покрытое слоем пыли лицо, заострившиеся черты — все это говорило само за себя.
— Вы ранены?! Лежите, не вставайте! Сейчас я пошлю за лекарем...
— Не надо лекаря! Я сама.
— Но, Мэлис...
— Никаких «но»! Кто тут ведьма — я или ты?! Позвольте, виконт... Не смущайтесь, вы — не первый мужчина, какого я увижу нагишом. Фарт, неси мой ларчик с зельями! Да, кликни слугу: пусть тащит бинты, корпию, полотенца и много горячей воды. И дюжину свечей белого воска с фундаром — у них должны быть. Быстро!
— Понял, дорогая, — ответил лучший венатор Реттии, маг высшей квалификации Фортунат Цвях, хорошо знавший характер обожаемой супруги. — Я мигом.
И исчез.
— Овал Небес! На вас живого места нет! Вы бились с целой бандой?!
— Можно сказать и так...
— Когда вас ранили? Вчера? Вечером?! Странно... Судя по ранам, никогда не скажешь. У хомолюпусов, конечно, заживление идет еще быстрее, но... Вы самый живучий виконт во всей Реттии! А, вот и мои зелья!
Мэлис проворно выхватила из рук мужа увесистый резной ларец, покрытый кирпично-красным лаком, и взялась перебирать содержимое.
— Мэл, виконту не вредно разговаривать?
— Не вредно.
— Тогда позвольте узнать, что с вами случилось? Фортунат придвинул кресло и устроился рядом с кроватью. Еще вчера днем Джеймс Ривердейл наверняка не стал бы откровенничать. Отделался бы кратким рассказом о драке с шайкой злодеев — что, по большому счету, было бы чистой правдой, хотя и в урезанном виде. И начал бы лелеять планы скорой мести.
Сейчас же он чувствовал неодолимое желание рассказать магу все. Чары, развязывающие язык? — нет, молодой человек ни на минуту не сомневался, что охотник на демонов не прибег бы к столь недостойному способу разговорить собеседника. Просто в пансионат Ахмета, верхом на измученной лошади, добрался человек, во многом не похожий на своего предшественника. Различия и радовали, и пугали — но их следовало принимать, как свершившийся факт, а не прятать голову в песок.
... мы, ревнители идеалов...
... мы, циники...
... я...
Это осталось в прошлом, в синей ночи под желтым месяцем.
Джеймс уже открыл рот, собираясь начать, но ему помешали. Явились двое слуг с огромной лоханью, над которой столбом стоял пар. Третий слуга принес корпию и полотенца. Четвертый — свечи. Далее прибыл лично Толстяк Ахмет, сокрушаясь и охая. Он проморгал приезд Джеймса и сейчас искупал вину.
Выставить хозяина вон, а главное, убедить в том, что никого не следует извещать о прискорбном случае, стоило большого труда. Наконец Мэлис поблагодарила Ахмета так вежливо и обстоятельно, что хозяин побледнел и испарился.
Отказавшись от помощи слуг, маг с ведьмой сами раздели дико стесняющегося Джеймса, усадили в лохань, и Мэлис принялась обмывать раны. Рассказывать что-либо в такой ситуации было бы весьма затруднительно, и молодой человек ограничился блаженными стонами. Вскоре его насухо вытерли мохнатым полотенцем, вернули в кровать, и рыжая ведьма принялась колдовать над ранами — смазывая их вонючими мазями и шепча наговоры над свечами, зажженными от щелчка пальцев венатора.
Все это время Джеймс счел за благо молчать. Скажешь что-нибудь невпопад — и на ране, чего доброго, вместо новой кожи нарастет драконья чешуя!
— Ну, вот и все, — ободряюще подмигнула Мэлис. — Дорогой, ты не сольешь мне из кувшина? Я хочу помыть руки...
— Простите, виконт, что настаиваю... Я не слишком любопытен, но в данном случае очень беспокоюсь за вас. Я не только о ранах. Взгляните на себя.
Держа кувшин, Фортунат свободной рукой указал на овальное зеркало в тонкой раме, висевшее на стене. Располагалось зеркало удобно: молодой человек мог видеть свое отражение, не вставая с кровати.
Поначалу Джеймс ничего особенного не усмотрел — если, конечно, не считать последствий конфликта с Вучей Эстевен. А потом неудачно повернул голову — и увидел.
Серебристые нити в волосах.
Они смотрелись чужеродно, непривычно. Словно град побил ниву пшеницы, блестя подтаявшими льдинками.
— Вы расскажете, что с вами произошло?
— Да.
... Когда Джеймс закончил, охотник на демонов долго молчал. Молчала и ведьма, глядя не на раненого — на мужа; боясь нарушить тишину, помешать венатору думать.
— Это худшее из того, что могло случиться.
Голос мага звучал жестью под ветром.
— Это гений.
Рассказ Фортуната Цвяха, охотника на демонов, не вполне понятный случайному слушателю, но и для рассказчика тоже понятный не до конца
«Гении не от мира сего!» — говаривал Гарпагон Угрюмец, учитель Фортуната Цвяха в нелегком деле охоты на демонов, когда был в дурном настроении. То же самое он повторял после визита Трифона Коннектария, своего друга детства, отца гипотезы осевой конгениальности, — но в данном случае Гарпагон еще и бранился последними словами, не стесняясь присутствием молодого ученика.
И был прав.
Гении существуют. Это известно любому чародею с высшим и даже средним профессиональным образованием. Людям, не связанным с Высокой Наукой, это известно ничуть не в меньшей степени, — но, в отличие от чародеев, факт существования гениев их не раздражает. По одной гипотезе гении считались высшей формой эволюции джиннов. По другой — гении были недобоги, тупиковая ветвь. По третьей, совсем уж завиральной гипотезе (за авторством Коннектария, о которой речь шла выше), гении — аборигены миров, нанизанных с нашим на единую мануальную ось, данные нам в ощущении при достижении пиков их личной гениальности.
Честно говоря, ни одна из гипотез не получила должного подтверждения. Изучать гения можно лишь по его проявлениям, а закономерности, полученные таким путем, могли свести с ума кого угодно. «И сводили!» — добавлял Гарпагон Угрюмец после визита Трифона Коннектария, выразительно крутя пальцем у виска.
Гения же во плоти никто и никогда не видел.
Да, Добряка Сусуна изображали пузатым весельчаком, перед которым два лысых мальчика несли поднос с людскими грехами и тяготами — дабы гений мог их пожрать на радость своим поклонникам. Да, Черную Кварру рисовали в виде черного, как смоль, квадрата — и верили, что, сосредоточась на квадрате, всякий через сорок восемь часов узрит истинный облик Кварры, Расхитительницы Пороков. Но традиция эта пошла откуда угодно, только не от явления гениев народу.