Фэнтези 2007 [сб.] - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 63
Лик Лысого Гения.
«Хоть бы Мэлис не подала виду, что узнана его! На бульваре перед ней стоял один человек, сейчас подходит другой — двуликий, укрытый милостью гения от подозрений, Абдулла ничего не должен заподозрить...»
Узрев приближающегося мужчину, ведьма привела одежду в очень условный порядок, чем и ограничилась. В ее поведении сквозило откровенное кокетство: дама должна соблюсти приличия, но ведь вы уже все видели, не правда ли? Легкомысленная провинциалка, искательница любовных приключений облизывала губы острым язычком и улыбалась, предлагая начать процедуру знакомства.
— Простите, сударыня... Я не хотел вас испугать.
— Испугать? Меня? Сударь, я не в том возрасте, когда боятся незнакомцев! Особенно таких приветливых незнакомцев...
— О, вы просто героиня баллады! Я не помешал вашему одиночеству?
— Разве кавалер, желая полюбоваться водопадом, может помешать даме?
— Но если вы кого-то ждете? И я — третий лишний?
— Даже если и жду, — игриво подмигнула Мэлис, — третий не всегда бывает лишним. Присаживайтесь, сударь, поболтаем о пустяках...
Абдулла наскоро огляделся, желая удостовериться, что он с жертвой наедине. Затем, рассыпавшись в комплиментах, опустился на траву у ног дамы.
Темнело с неестественной быстротой. Не будь Джеймс целиком поглощен наблюдением, он решил бы, что с глазами творится что-то неладное. В синь небес разиня-писарь пролил чернила. По траве, шурша, поползли голубоватые тени. На солнце набежало облако, пупырчатая туша с головой урода, сделав солнце похожим на ущербный, ядовито-желтый месяц. Скалы обратились в руины, по которым гулял ветер. Струи водопада искрились, подобно песку, осыпающемуся под луной.
Рука! Рука Абдуллы!
Что он делает?
Сумерки навалились внезапно, как борец-пахлаван, туманя взор.
Стилет!
Он взялся за стилет!
Маги не видели, как ладонь Абдуллы Шерфеддина легла на рукоять стилета. Они смотрели глазами ведьмы, а подмастерье сидел к Мэлис спиной, и руки его были скрыты от женщины — а значит, и от чародеев-соглядатаев.
Мурашки, несясь по хребту, превратились в ядовитых сколопендр. Этот ожог, словно удар бича, швырнул Джеймса вперед. Загнутые шипы крюколиста рвут одежду и кожу? — пускай! Не жалким шипам удержать пикирующую гарпию! Три человеческих роста? — ерунда! Он ошибся на пару шагов, но набранная скорость помогла стремительным кувырком преодолеть это расстояние.
Что сделано, то оплачено.
Время доставать кошелек.
Они катились по траве и камням — прочь от женщины, прочь от желтого месяца в синей ночи, под закатным солнцем, под шум водопада, и Джеймс был счастлив, как никогда в жизни...
— Остановитесь, виконт! Вы его убьете!
— Хватит!
— Мы его взяли!
Абдулла больше не шевелился. Избитое тело подмастерья оплетал блестящий кокон из нитей, мерцающих бледно-розовым светом.
— Жаль, — сказал Джеймс Ривердейл, поднимаясь.
— Чего вам жаль?
Молодой человек не ответил. Он купался в волнах уходящего озноба, не слыша, как Фортунат Цвях благодарит его за спасение жены, давая клятву оплатить долг сполна, как Азиз-бей произносит над задержанным формулу ареста...
И все-таки — жаль, думал он, боясь довести эту мысль до логического конца.
— Слава!
— Слава-а-а!
— А-а-а!
Не правда ли, когда долго кричат «слава!», в конце получается очень похоже на «халва-а-а!»? Вам так не кажется? Ну тогда извините.
— ... Оружие можете оставить при себе. Таков знак высочайшего доверия — привилегия, дарованная вам солнцеликим тираном Салимом ибн-Салимом XXVIII!
— Благодарим за честь.
— Зато магические артефакты, а также украшения и драгоценности прошу оставить здесь. Если желаете — под опись. По окончании аудиенции все будет возвращено вам в целости и сохранности. Нет-нет, сиятельная госпожа, вам ничего снимать не надо! Это касается только мужчин.
— Артефакты — это я еще понимаю... Но побрякушки?
— О, сие правило установлено в дворце милосердного тирана более трех столетий назад. Дабы благородные гости его безупречности не чувствовали себя ущербными, невольно сравнивая свои скромные украшения с ослепительным великолепием царственного облачения владыки! Исключение делается лишь для особ августейших фамилий.
— Мудрое правило, — кивнул Фортунат Цвях, снимая с безымянного пальца перстень с кистямуром голубой воды. — Чувствуется знание людских слабостей. Запишите, пожалуйста: двенадцать каратов. Во избежание.
Охотник на демонов тоже неплохо разбирался в людских слабостях.
У мудрого правила, как у всего на свете, имелась и оборотная сторона: вдруг кто-нибудь явится на аудиенцию, увешанный драгоценностями, способными затмить «великолепие царственного облачения»?! Такого конфуза несравненный тиран допустить никак не мог.
— А теперь попрошу на инструктаж по этикету.
Инструктаж затянулся на добрых три часа. Реттийцам волей-неволей пришлось внимать напудренному и напомаженному церемониймейстеру, похожему на циркуль с усами, который смеха ради нарядили в халат и атласные шаровары. Впрочем, к необходимости идти к трону мелким шагом или ни в коем случае не чихать в зале все отнеслись с пониманием.
Кому хочется вызвать гнев солнцеликого тирана?
Азиз-бей же откровенно скучал: лицезреть Салима ибн-Салима XXVIII ему доводилось не раз, и этикет он знал назубок.
Наконец церемониймейстер хлопнул в ладоши, и двое почетных караульщиков с ятаганами наголо повели аудиентов по бесконечным лестницам и коридорам. Анфилады комнат, ажурные галереи — солнце процежено сквозь витражи, пятнает мрамор пола; ноги по щиколотку утопают в коврах; яшма и сердолик, оникс и янтарь, черненое серебро и сусальное золото, канделябры на дюжину дюжин свечей...
Путь закончился перед огромной дверью высотой в три человеческих роста. Именно с такой высоты виконту пришлось вчера прыгать на убийцу. В нишах по обе стороны двери мерцали клепсидры из хрусталя, в которых падали последние капли. Едва верхние емкости клепсидр опустели, за дверьми раздался чистый и долгий звук гонга.
Створки начали отворяться.