Где бы ты ни скрывалась - Хейнс Элизабет. Страница 13

Конечно, все произошло на улице, но почему-то было ощущение, что осквернена и моя квартира. Я грязная. Нечистая. И квартира нечистая. Повсюду его мерзкий запах. Везде. Помочь мне могло только одно: проверки. Что ж, попробуем.

После первого захода паника не утихла ни на йоту, и я присела на минутку, чтобы разобраться, в чем дело. Ясно! Его запах въелся в мою кожу, надо как можно скорее смыть его. Я сорвала с себя одежду, запихнула в мешок для мусора. Потом выпотрошила содержимое сумки на кухонный стол и отправила это туда же. Так, а теперь надо вынести мешок на площадку, чтобы тут не воняло.

Теперь в душ! Я включила воду, взяла щетку для ногтей и мочалкой хорошенько оттерла прикосновения Робина. Когда я закончила, кожа была красной и саднила. Я чистила зубы, пока десны не начали кровоточить, потом прополоскала рот и надела чистые треники и футболку.

Теперь можно опять заняться проверкой. Черт, ну почему не помогает? Полчаса спустя, стоя на цыпочках на крышке унитаза и шаря руками по стене вокруг наглухо закрытого окошка, я поняла причину: я все еще чувствую себя оскверненной. По моим начисто отмытым щекам бежали едкие соленые слезы.

Я снова все с себя сорвала, бросила свои чистые вещи в бак с грязным бельем и, морщась от боли, встала под душ. «Ты уже чистая, правда, — совсем, прямо-таки до дыр чистая. Посмотри на свое тело, ты смыла с себя его прикосновения, все смыла, нет его больше тут».

Не помогает… Я снова достала щетку для ногтей и антибактериальное мыло. Я терла и терла, стекающая с меня вода окрасилась в розовый цвет. И это всколыхнуло в памяти что-то болезненно-неприятное, словно заныла старая рана.

Я завернулась в очередное чистое полотенце и присела на край ванны, изнемогая от усталости. Не могу больше, не могу… Но я знала, что все равно придется снова лезть под воду.

После третьего сеанса в душе я наконец-то смогла приступить к одеванию. Достала из шкафа чистую футболку и леггинсы. Стала все это натягивать, не сняв с себя полотенце. Это был непростительный промах. Мучительно захотелось все сделать как надо, то есть начать снова. И снова проверить квартиру, убедиться, что я в безопасности. В полной безопасности. Боже!

Как холодно! Как болит голова… И руки трясутся, и одежда трет, царапает истерзанную мочалкой кожу.

И снова этот неотвратимый ритуал: я отправилась проверять засовы на своей двери.

В половине седьмого я уже падала с ног от усталости. Пока готовила себе чай, паника отступила. Грея ледяные, дрожащие руки о горячую чашку, я присела на край дивана, зная, что через несколько минут меня опять понесет к двери, и пытаясь хоть чуть-чуть оттянуть этот момент. Включила телевизор. В такую рань не показывали ничего стоящего, но я застряла на какой-то викторине. В щебечущих детских голосах было что-то успокаивающее, и я сама не заметила, как задремала. И тут же с криком проснулась от вопля полицейской сирены.

Викторина закончилась, передавали полицейский репортаж о каком-то убийстве. Сирены надрывно выли.

«Не бойся, — запоздало крикнула я себе, — это же только изображение в телевизоре», но было поздно. Трясущимися руками я схватила пульт и нажала кнопку «Выкл».

Потом свернулась калачиком в углу дивана, стараясь тише дышать, опасаясь не услышать какой-нибудь шорох. Дрожь усилилась, все тело и даже кожа на голове покрылись мурашками.

Он что, приснился мне или действительно был здесь? Он был здесь? Вот он придавливает меня своим весом, хватает меня за руки, заводит их назад, надевает наручники, они впиваются в кожу, режут ее как ножом. Его дыхание — вчерашний перегар, он дышит им прямо мне в рот.

Нет! Нет, это неправда! Его здесь нет… нет…

Я открыла глаза, но тут передо мной возникло лицо Робина. А, так это он прячется здесь! Прячется, ждет, когда я снова засну.

Когда слезы и дрожь начали утихать, за окном давно рассвело. Я была вымотана до предела, не могла пошевелиться и все равно боялась заснуть. Собрав последнюю волю в кулак, я заставила себя приподняться и сесть на диване. По-хорошему надо было бы снова все проверить, но сил не было. Ей-богу.

Дрожа от холода, я прошлепала на кухню, включила отопление на полную мощность и поставила чайник.

Садик под окном выглядел серым и безжизненным, только зеленая трава немного радовала глаз. Деревья стояли голые, гниющие бурые листья, собранные в кучки, лежали в углах у стен. Ветер гнул верхние ветки, мне казалось, даже из кухни я слышу его завывание. Чайник вдруг ожил, забурчал, забулькал. В глазах было ощущение сухости и жжения. Похоже, я выплакала все слезы на много лет вперед. Наверное, на улице было очень холодно. Я судорожно зевнула.

Я отнесла кружку с чаем в спальню, отдернула занавески, чтобы видеть качающиеся верхушки деревьев, и легла.

Я смотрела на танец ветвей на ветру, над ними весело неслись куда-то серые облака. Тонкие веточки приветственно мне махали. Всю кожу, истертую до крови мочалкой, мучительно саднило, я лежала на покрывале, не в силах пошевелиться.

Главное — выжить. И как-то перетерпеть выходные.

Вторник, 18 ноября 2003 года

Утром он ушел до того, как меня в семь разбудил будильник.

Я попыталась стряхнуть с себя приятную полудрему и потащилась в душ — только там я могу по-настоящему проснуться. В душе мне вдруг стало как-то не по себе, как будто я вчера перебрала спиртного. Но спиртное было тут ни при чем, опьянела я от нашего медленного, прекрасного «второго сеанса», у меня до сих пор приятно ныл живот, когда я вспоминала детали… Но привычный запах шампуня и мыла меня отрезвил, и в памяти упорно всплывали другие картины: разбитое лицо, кровоподтеки на боку, слезы. Во что я, собственно, вляпалась? Чем же это занимается мой новый любовник?

На работу я доехала на автопилоте и какое-то время подчищала накопившиеся за несколько дней «хвосты», пытаясь встряхнуться, одолеть усталость после бессонной ночи и долгих любовных утех. Но как только я сумела отвлечься от Ли, на мобильный мне пришло сообщение: «Прости за вчера. Я не окончательно все испортил?»

Я положила телефон на стол и стала обдумывать ответ. Закрывая глаза, я немедленно видела его лицо на соседней подушке; в неярком свете ночника белокурые волосы отливали на концах серебром, синие глаза разглядывали меня внимательно, со странным выражением, которое я не могла до конца понять. Под глазом разливался багровый синяк, над бровью алела свежая царапина, тем не менее Ли улыбался.

«Все хорошо».

Я посмотрела на свой ответ… Что еще-то добавить? «Все хорошо, дорогой, заходи в любое время, когда тебе вздумается»? «Все хорошо, спасибо, что зашел»? «Все хорошо, продолжение было отличное, с остальным разберемся потом»?

В конце концов я стерла свое «Все хорошо», вообще не стала отвечать. Как меня учили в школе: «Если не знаешь, что сказать, лучше вообще ничего не говори».

Понедельник, 26 ноября 2007 года

В понедельник я потащилась на работу. Как обычно по понедельникам, плелась еле-еле. Я так устала, что даже не помнила, каким путем шла в контору в пятницу. До автобусной остановки пришлось переть целую милю, а я и так опаздывала. Я пыталась прибавить скорость, но ноги отказывались слушаться. Я не видела Стюарта с субботней ночи, но знала, что в воскресенье он не выходил из дому. Иногда до меня доносился сверху шум, стук дверцы кухонного шкафа, сливающаяся из ванны вода, но большую часть времени там было совершенно тихо.

Кэролин пришла проведать меня в одиннадцать.

— Ты пойдешь пить кофе? — весело прощебетала она.

Интересно, а сколько она спала за эти выходные?

— Может, позже, мне надо кое-что закончить.

— Боже, Кэти, до чего же ты бледная! Как смерть! А вроде бы совсем немного выпила.

Я невольно рассмеялась:

— Аминь!

— Что-нибудь случилось? Я думала, ты идешь за мной, обернулась — а тебя и след простыл. Робин сказал, что ты решила пораньше лечь…