Мое бумажное счастье (СИ) - Рейш Николь. Страница 9

– Не думай, что если нам не вырывают крылья, мы не испытываем боли. С этой меткой мы не можем даже подойти к порталу, не то, что пройти через него. Они не пропустят, поэтому нам и нужна твоя помощь.

– Как все сложно... Я с трудом могу вникнуть, даже в половину этого бреда. –Поставив локти на стол, я спрятала лицо в ладонях, я так устала от всего этого, у меня самой сейчас забот выше крыши, в моей жизни творится полный беспредел, а я еще вляпалась в сумасшедшую историю с ангелами.

– Это реальность, Бемби,– усмехнулся Дани. – Тут по-другому ни как. Так что не снимай это колечко, оно поможет тебе вычислять ангелов, ты же знаешь, не одни мы хотим вернуться.

– Очевидно, спрашивать, почему вас выперли из Эдема бесполезно, – Дани нахмурился – Поэтому, лучше скажи с чего ты взял, что достоин, вернутся обратно? Ясно же, что вы в чем-то напортачили. Что дает тебе право думать, что ты загладил свою вину?

– Я виновен лишь в том, что люблю своего брата, – совершенно без эмоций ответил парень, но глаза его были наполнены злостью, которую он явно не желал показывать, но я ее уловила. – Это не является грехом, но и не оправдывает мои поступки. А сейчас возвращайся в постель, тебя ждет долгий день.

Он медленно встал, взял со стола красивую расписную шкатулку и запер ее в сейфе, вернув картину на место. Одна мысль не выходила у меня из головы.

– Ты сказал, что имя появилось при рождении, твои родители дали его тебе?

– Нет. Считай, что это – порядковый номер. – Даниэль развернулся и вышел из кабинета, больше не сказав мне ни слова. Через пару минут, я последовала его примеру.

Из моей головы вылетело, что утром у меня встреча с Эстер, и супер длинный список того, что надо купить.

Будильник прозвенел в девять часов утра. Я приняла быстрый душ, переоделась и уже в девять сорок пять мы с Даниэлем выехали на встречу с Эстер. Изначально с нами еще собирался Мил, но у него появились кое-какие зацепки по поводу второго медальона и он уехал. Чему я была очень рада, так как понятия не имела, как объяснить их компанию подруге. Врать ей мне не хотелось.

Всю дорогу до кафе Даниэль был угрюм и молчалив. Я даже не знала, что он на такое способен. Я пыталась выяснить у него, что происходит и все ли в порядке, но он проигнорировал мой вопрос и лишь сделал радио погромче. Мило...

Эстер уже была на месте, за нашим любимым столиком у окна. Как всегда одета с иголочки. Как можно выглядеть идеально в такую рань? Я представила Эстер и Даниэля, ожидая, что он сразу же включи свой «режим павлина», но нет, он остался таким же надутым и сосредоточенным. Сказав, что не хочет мешать нам секретничать, он занял столик чуть ближе к выходу. Я только сейчас заметила, что из машины он прихватил свой ноутбук и теперь все внимание Даниэля приковано к его экрану.

Подруга засыпала меня кучей вопросов, начиная от Зака, заканчивая тем, где я теперь живу. Мне ничего другого не оставалось, как рассказать ей всю правду за исключением всего сверхъестественного дерьма в это истории. Я не умею врать и Эстер это прекрасно известно, она сразу меня вычислит. Так, что пусть будет, так как есть.

Вид у нее был полуобморочный, но в целом она нормально переварила полученную информацию и дала слово, что, ни кому, ничего не скажет, и я в этом не сомневалась. По части тайн она куда лучший хранитель, чем я.

День был ужасно долгий. Я купила почти все, что было в списке. Даниэль покорно таскал пакеты с покупками, и когда их становилось слишком много, относил все это в машину. Хоть я и старалась брать только все не обходимое, этого необходимого было слишком много с учетом того, что все, что я когда-либо имела, кануло в не бытьё. Мне было жутко неудобно брать у Уорнеров деньги, но оставшись, ни с чем выбирать, не приходилось и как только мои счета будут восстановлены, я верну им все до последней монетки.

Даниэль и Эстер неплохо спелись. Два стилиста на мою голову. Критиковали почти все, что я брала для примерки. Они единственные, кто видимо получал удовольствие в этой ситуации. Но, слава Богу, в пять вечера я была уже дома, на полу гардеробной, и разбирала гору пакетов.

Кое-как все, развесив и разложив, я начала собирать пустые пакеты и упаковки с пола, запутавшись в собственных ногах, я полетела вперед. И непременно разбила бы себе нос, если бы вовремя не уперлась в шкаф ладонью.

Раздался щелчок и небольшой ящичек выдвинулся вперед на пару сантиметров. Ну, надо же. Я подошла поближе.

– Странно... – Я начала ее рассматривать, как такое вообще возможно? Не большой и не глубокий ящичек, рассчитанный на мелкую бижутерию, теперь выпирал из шкафа на добрые пять сантиметров. Я потянула его на себя, но он не выдвинулся, а открылся, как дверца.

Глава 8

Тайник практически пуст за исключением небольшой деревянной шкатулки.

– Ничего себе.– Да, у меня дурная привычка говорить сама с собой. Интересно, что внутри? Я прислушалась, вокруг вроде бы было тихо, ни кто не ошивался возле моей спальни, но я решила не рисковать и поспешила запереть дверь. – Что бы наверняка!

Достав и открыв шкатулку, я обнаружила в ней лишь пару белых перьев, кулон из золота, усыпанный какими-то камнями зеленого цвета (скорее всего это изумруды) и старый, потрепанный годами конверт.

Внутри него были две фотографии и письмо, написанное красивым каллиграфическим почерком.

Я начала рассматривать фотографии. Они черно-белые, и судя по всему, сделаны много лет назад.

На первом фото была изображена девушка. Очень красивая девушка я бы сказала. На вид она старше меня лет на пять или шесть. Ее волосы уложены в красивую прическу, лицо обрамляют завитые локоны. У нее такое приятное лицо, пухлые губы, белоснежная, яркая улыбка, добрые, горящие глаза.

Одета она в красивое, пышное платье с длинными рукавами. В одной руке она держит веер. А на груди у нее находится этот самый кулон с изумрудами.

Эта фотография прямиком из девятнадцатого века.

– О, мой Бог.

На второй фотографии она в той же одежде сидит бок о бок с Миланом. Это точно Мил, конечно, он сменил имидж, прическу и всякое такое. Но это он. Это точно он.

Сколько же ему лет?!

Ошарашенная я начала читать письмо.

Дорогой Милан.

Любимый мой, если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет в живых. И мне очень, очень жаль, что я не смогла быть рядом с тобой, как можно дольше.

Мы провели вместе полвека, и я каждое утро говорила Богу спасибо, за то, что он подарил мне тебя. И я надеюсь, что у меня будет шанс вымолить твое прощение.

Это лишь малая часть того, что я могу для тебя сделать, ты слишком многим пожертвовал, хоть я того и не стоила.

Я люблю тебя. Люблю большой, безграничной любовью. Ты для меня все в этом мире и даже больше.

Я прошу тебя лишь об одном, не оплакивай меня, я не вынесу твоих слез и твоей боли. Мне слишком тяжело переносить свою. И я знаю, что убила меня ни старость, ни болезнь, ни чья та рука, меня убила мысль о разлуке с тобой.

Я люблю тебя.

Наша любовь похожа на безграничное, глубокое море.

И я, к сожалению, в нем утонула.

Я знаю, что святого во мне мало, но я молю небеса о том, чтобы они даровали мне место в рае, и когда ты вернешься домой, мы снова будем вместе, но на этот раз навсегда.

Прости меня, любимый, за то, что оставила тебя одного наедине с нашим горем.

Катарина пообещала мне, что отдаст тебе это письмо в самую темную минуту твоей жизни, как напоминание о том, что у тебя есть я и я люблю тебя везде, где бы я ни была.

Я жду тебя, твоя Хлоя.

Я не могла сдержать слез. Сколько нежности и боли в этом письме. Какой сильной была ее любовь. Их любовь. Через что они прошли. И видимо для нее, как дань памяти о ней, и была сделана эта комната.

Только одного не могу понять, почему это письмо спрятано здесь? Неужели Катарина не отдала его Милу? Это не честно. Должна ли я отдать эту шкатулку ему, стоит ли мне бередить его раны?