История любви - Сигал Эрик. Страница 7

Моя мать и Дженни обменялись рукопожатиями, а также традиционными для нашего дома банальными любезностями. Все сели и замолчали. Я пытался понять, что происходит. Несомненно, моя мать присматривалась к Дженни, оценивая ее костюм (сегодня в ней не было ничего богемного), ее позу, манеры и произношение. Должен сознаться, что, хоть Дженни и старалась придерживаться самого изысканного политеса, ее родной Крэнстон давал о себе знать. Очевидно, Дженни тоже приглядывалась к моей матери. Говорят, что так поступают все девушки. Наверное, таким образом они лучше узнают парней, за которых собираются выйти замуж. Вероятно, приглядывалась она и к Оливеру III. Интересно, заметила ли Дженни, что он выше меня? А что она думает про его кашемировый джемпер?

Конечно, Оливер III, как водится, сосредоточил весь свой огонь на мне.

— Ну, как живешь, сын?

Для человека, окончившего Гарвард, он удивительно нудный собеседник.

— Прекрасно, сэр. Прекрасно. Заботясь о равномерном течении беседы, моя мать спросила у Дженнифер:

— Надеюсь, вы хорошо доехали?

— Да, — ответила Дженни, — хорошо и быстро.

— Оливер всегда ездит быстро, — вмешался Камнелицый.

— Готов спорить, что не быстрее, чем ты, отец, — парировал я.

Интересно, что он на это скажет?

— М-да… Полагаю, не быстрее. Смотри, не проспорь свою задницу, отец. Моя мать, которая всегда и во всем принимала его сторону, тут же перевела разговор на более отвлеченные темы — живопись, музыка… Впрочем, я не прислушивался. Через какое-то время в моей руке оказалась чашка чаю.

— Спасибо, — поблагодарил я и добавил: — Мы скоро уже поедем.

— Что-что? — пробормотала Дженни. Кажется, они говорили о Пуччини или еще о чем-то в этом роде и мою реплику сочли несколько неуместной. Моя мать взглянула на меня (уникальное событие!).

— Но ведь вы приехали на обед, не так ли?

— Э-э, мы не можем остаться, — сказал я.

— Именно так, — ответила Дженни почти одновременно со мной.

— Мне необходимо вернуться, — объяснил я Дженни совершенно серьезно.

Она бросила на меня взгляд, означавший: «Что ты такое несешь?» И тогда Камнелицый произнес:

— Вы остаетесь обедать. Это приказ. Даже наигранная улыбка не смягчила резкости его тона. Ну нет, такой фигни я не потерплю даже от финалиста Олимпиады.

— Мы не можем, сэр, — повторил я.

— Мы должны, Оливер, — проговорила Дженни.

— Почему?

— Потому что мне хочется есть, — ответила она. Мы сели за стол, покорные желанию Оливера III. Он низко склонил голову. Мать и Дженни последовали его примеру. Я тоже опустил глаза.

— Благослови нашу трапезу для нашего блага и нас для служения Тебе и помоги нам всегда помнить о нуждах и желаниях других. Об этом мы просим Тебя, во имя Сына Твоего Иисуса Христа. Аминь.

Господи Иисусе, я был просто раздавлен. Мог бы хоть сегодня не утомлять нас своим благочестием. Что подумает Дженни? Ведь это же какой-то пережиток Средневековья!

— Аминь! — произнесла моя мать. (Дженни тоже, очень тихо.)

— Свисток — мяч в игре! — сострил я. Никто не улыбнулся. А Дженни вообще отвела взгляд и стала смотреть куда-то в сторону. Оливер III быстро глянул на меня через стол.

— Очень жаль, Оливер, что ты хоть изредка не играешь в бейсбол.

Обед проходил не в полном молчании, благодаря замечательному дару моей матери поддерживать светскую беседу.

— Так, значит, вы родом из Крэнстона, Дженни?

— Частично. Моя мать из Фолл Ривер.

— Бэрретты владеют несколькими предприятиями в этих местах, — заметил Оливер III

— …веками эксплуатируя несчастных бедняков, — подхватил Оливер IV.

— В девятнадцатом веке, — уточнил Оливер III. Моя мать улыбнулась, очевидно, довольная тем, что ее Оливер выиграл эту подачу. Ну, нет уж!

— А как насчет планов автоматизации производства и сокращения рабочих мест? — отбил я мяч с лету.

Наступило молчание. Я ждал сокрушительного ответного удара.

— А как насчет кофе? — спросила Элисон Форбс Типси Бэрретт.

Для заключительного раунда мы перешли в библиотеку. Назавтра меня и Дженни ожидали занятия, Камнелицего — дела в банке и многое другое. Разумеется, и Типси запланировала какое-нибудь неотложное дело на раннее утро.

— Сахару, Оливер? — спросила моя мать.

— Оливер всегда пьет кофе с сахаром, дорогая! — сказал мой отец.

— Спасибо, только не сегодня, — ответил я. — Без молока и без сахара, мама.

Вот так мы и сидели, с чашками кофе, нам было очень уютно и абсолютно нечего сказать друг другу. Поэтому я и решил подбросить тему для разговора.

— Послушай, Дженнифер, — поинтересовался я, — что ты думаешь о Корпусе Мира? Она только нахмурилась в ответ.

— О, значит, ты уже рассказал им об этом? — спросила моя мать у моего отца.

— Сейчас не время, дорогая, — отозвался Оливер III с той наигранной скромностью, которая буквально взывала: «Ну расспросите меня, расспросите». Деваться было некуда.

— А что случилось, отец?

— Ничего особенного, сын.

— Не понимаю, как ты можешь так говорить, — воскликнула моя мать и повернулась ко мне, чтобы без потерь донести до меня эту важную новость. (Я же говорил, что она всегда и во всем принимает его сторону.) — Твой отец собирается возглавить Корпус Мира.

— О-о!

Дженни тоже сказала «О-о», но с надлежащей радостью в голосе. Мой отец пытался изобразить смущение, а моя мать, кажется, ожидала, что я паду ниц или сделаю еще что-нибудь в этом роде. Подумаешь, тоже мне госсекретарь нашелся!

— Поздравляю вас, мистер Бэрретт! — Дженни взяла инициативу на себя.

— Да. Поздравляю вас, сэр. Мать так и распирало от желания поговорить об этом.

— Я уверена, что подобная деятельность исключительно облагораживает.

— О, несомненно, — согласилась Дженни.

— Да, — сказал я без особого воодушевления. М-м, передайте мне сахар, пожалуйста.

Глава 8

— Ну, Дженни, подумаешь — тоже мне госсекретарь нашелся!

Слава Богу, мы наконец-то возвращались в Кембридж.

— Все равно, Оливер, ты мог бы проявить побольше энтузиазма.

— Я же сказал: «Поздравляю».

— Ужасно великодушно с твоей стороны.

— А ты-то чего хотела?

— Боже мой, — ответила она, — да меня просто тошнит от всего этого.

— И меня тоже, — добавил я. Довольно долго мы ехали в полном молчании, но что-то было не так.

— Отчего тебя тошнит, Джен? — спросил я как бы вдогонку.

— От того, как отвратительно ты ведешь себя со своим отцом.

— Так же отвратительно, как и он со мной. Дженни развернула широкомасштабную кампанию по пропаганде отцовской любви. Ну, в общем, типичный итало-средиземноморский синдром. И еще она говорила, какой я наглец.

— И ты к нему все цепляешься, и цепляешься, и цепляешься…

— Это взаимно, Джен. Ты могла бы заметить.

— Я думаю, ты ни перед чем не остановишься, лишь бы «достать» своего отца.

— Невозможно «достать» Оливера Бэрретта III. Последовало непродолжительное, но странное молчание, и потом Дженни сказала:

— Невозможно… Разве что жениться на Дженнифер Кавиллери…

У меня хватило хладнокровия, чтобы припарковаться возле рыбного ресторанчика, после чего я повернулся к Дженнифер — злой как черт.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Я думаю, что это одна из причин, — произнесла она совершенно спокойно.

— Дженни, значит, ты не веришь, что я люблю тебя?! — закричал я.

— Любишь, — ответила она все так же тихо, — но как-то странно… Ты ведь любишь еще и мое булочно-крэнстонское происхождение.

Я не знал, что ответить, и ограничился заурядным «нет», но зато повторил это слово несколько раз и с разной интонацией. Я был настолько расстроен, что мне даже пришла в голову мысль: а вдруг в ее ужасном предположении есть доля правды?

Но Дженни тоже было не по себе.

— Я никого не осуждаю, Олли. Просто мне кажется, что это одна из причин. Ведь и я люблю не только тебя самого. Я люблю твое имя. И даже твой номер. — Она отвернулась, словно собиралась заплакать, но не заплакала. — В конце концов, это тоже часть тебя, — закончила она свою мысль.