Как влюбиться без памяти - Ахерн Сесилия. Страница 37

Адам разбил яйцо, перепачкался и скривился, а потом вылил желток в одну миску, а в другую выбросил скорлупки и белок. Второе яйцо он просто раздавил всмятку, а с третьим более-менее справился. Я попыталась выловить скорлупки из белков. Потом, вместо того чтобы высыпать сахар в желтки, сыпанула его в белки. Я, конечно, попыталась это исправить, но ничего толком не вышло. Надеюсь, наша инструкторша этого не заметила. Адам тихо давился от смеха. Так, теперь добавим ванилин и экстракт лимона. Ну все, можно взбивать. Адам, разумеется, задумался о чем-то своем – надо полагать, о драгоценной Марии. Мне стало смешно, и я мазнула себе взбитым белком по подбородку, так что получилась белая борода, и, обернувшись к нему, произнесла надтреснутым, резким голосом, как у его отца:

– Сын мой, ты должен возглавить компанию! Ты Бэзил, черт подери, ты об этом грезил!

Он удивленно вытаращился на меня, а потом откинул голову и расхохотался – громко, во весь голос, настолько заразительно и весело, что все вокруг оглянулись.

Инструкторша бросила на нас неодобрительный взгляд, Адам извинился, но смех продолжал распирать его изнутри.

– Извините, я на одну минутку, – сказал он и поспешно вышел в коридор, откуда до нас донесся его громкий, всхлипывающий хохот.

Теперь все в классе смотрели на меня. Я вытерла белую бороду и с улыбкой развела руками.

– Твой пирог в духовке. Будет готов через двадцать минут. На, держи, здесь холодно, – сказала я, подойдя к Адаму сзади. Я протянула ему пальто, затем бокал шампанского. – У нас перерыв десять минут, потом будем покрывать глазурью.

Я отпила глоток шампанского. Он посмотрел на меня, в глазах плясали чертики, а потом снова расхохотался. Он смеялся так весело, что я не удержалась и тоже засмеялась… вместе с ним или над ним, я и сама этого толком не понимала. Наконец он успокоился, потом снова принялся хохотать, но в итоге все же унялся.

– Давно я так не веселился, – сказал он. От мороза у него шел пар изо рта.

– Да не так уж это было и смешно.

Он снова согнулся пополам.

– Нет, было, – с трудом выговорил он.

– Если бы я знала, что яичная борода способна тебя так порадовать, я бы уже давно ее себе нарисовала, – улыбнулась я.

– Это не борода. Это ты. – Он весело смотрел на меня, глаза его сияли. – Ты лучше любого лекарства. Тебя нужно выписывать вместо антидепрессантов.

Меня искренно тронули его слова. Раньше он и близко не говорил мне ничего такого приятного, я впервые почувствовала, что, возможно, и вправду помогаю ему. Но, вместо того чтобы сказать ему что-нибудь ласковое, я включила психотерапевта:

– А ты когда-нибудь принимал антидепрессанты?

Он ненадолго задумался, возвращаясь опять к роли пациента, от которого ждут ответа.

– Да, один раз было. Я пошел к психотерапевту, рассказал, как я себя чувствую, ну он мне их и прописал. Но на самом деле они мне слабо помогли, и через месяц я бросил их пить.

– Потому что они не могли устранить суть проблемы, – сказала я.

Судя по тому, как он на меня посмотрел, ему не слишком понравилось мое замечание. Он понял, что я опять пытаюсь вынудить его пойти к врачу. Так что я слегка притормозила.

– А вот печь пироги – замечательный способ устранить проблему на корню, – улыбнулась я.

– Конечно, потому что ты точно знаешь, что делаешь и зачем, – согласился он.

– Конечно.

Мы оба замолчали, и я подумала – может быть, это тот самый момент, когда надо признаться в том, что творится у меня в душе. Или достаточно его намека на то, что он все понял? И, словно почувствовав, что сейчас произойдет, он очнулся и нарушил наше молчание.

– Ладно, пора заняться глазурью.

Прежде чем украшать пироги, мы должны были достать их из печи. Из всего класса только у нас одних пирог провалился в середине. По какой-то неведомой причине, едва мы извлекли его из духовки, он сказал «пу-уф» и осел прямо у нас на глазах. А мы осели на пол и так истерически хохотали, что я едва не описалась. И тут нас очень вежливо, но твердо попросили покинуть помещение.

Глава XV

Как пожать то, что посеял

По дороге к ресторану, где Мария праздновала свой день рождения, мы зашли в супермаркет, чтобы украсить свой пирог. Оба мы были в приподнятом, полубезумном состоянии и, вероятно, со стороны походили на пьяных. Мы оба слишком давно ничего подобного не испытывали. Адам нес наш недопекшийся пирог с дырой посредине – выполнена эта красота была в форме сердца, а края обгорели.

– Это самый уродливый пирог, какой я когда-либо видел, – смеясь, сказал Адам.

– Ему надо просто сделать небольшую подтяжку лица, – отмахнулась я, пробираясь вдоль полок. – А-га! – Я взяла банку со взбитыми сливками, потрясла ее и сняла крышку.

– Эй! – сердито закричал продавец.

Адам немедленно достал пачку банкнот, и продавец тут же умолк. Адам держал пирог, а я его разукрашивала. Первая попытка оказалась ужасной: я недостаточно хорошо встряхнула спрей, и сливки с легким пшиканьем растворились в воздухе, забрызгав и пирог, и Адама.

– Я бы сказал – двадцать процентов на пироге, а восемьдесят у меня на лице.

Я едва не свалилась от хохота. Когда мы оба слегка успокоились, я предприняла вторую попытку. Она оказалась более успешной. Когда я закончила, Адам задумчиво оглядел результат. Поразмыслив, он взял пакетик со всякой украшательской ерундой и извлек оттуда несколько штуковин, похожих на молочные зубы. Руки у него тряслись от смеха, но он все же умудрился прилепить несколько зубиков.

– Ну, что скажете? – с восторгом спросил он у продавца.

Длинноволосый юнец не выразил особого восторга.

– Чего-то не хватает, – мрачно заметил он.

Этому пирогу, вообще говоря, очень много чего не хватало.

– Я бы чипсов добавил, – изрек юноша.

– О, это гениально, – обрадовался Адам.

Он велел мне открыть пакетик с чипсами, высыпал его на середину кошмарной пироговой рожи и отступил на пару шагов, любуясь нашим произведением.

– Превосходно, – сообщил он, осмотрев его со всех сторон.

– Это худший пирог, который я когда-нибудь видела.

– Именно. Поэтому он превосходен. Она поймет – это я его сделал.

Напоследок он купил свечку в виде футбольного мяча и влепил ее в центр, со счастливой улыбкой сказав мне:

– Мария ненавидит футбол!

После чего мы вернулись в машину, где нас терпеливо дожидался водитель.

Мы стояли возле «Эли Брэсери» и наблюдали за Марией и ее подругами сквозь огромные окна, но так, чтобы она нас не заметила и бдительная охрана тоже. Было холодно, пошел мелкий снег. Ноги у меня закоченели, губы еле двигались, а нос уже давно отвалился, во всяком случае, по моим ощущениям на лице его не было.

– Сегодня я себя чувствую… напрочь заиндевевшей, – сказала я, и Адам улыбнулся в ответ. Наше бурное веселье поутихло и перешло в дружелюбное согласие. – Ты знаешь этих девушек? – Я спрашивала не столько из любопытства, сколько из желания проверить, могу ли я еще шевелить губами.

Адам кивнул.

– Да, это ее лучшие подруги.

Все они были прехорошенькие, и многие оборачивались в их сторону, но они, кажется, были полностью поглощены друг другом, и их стол в углу ресторана был чем-то вроде центра мироздания. Я не могла отвести глаз от Марии. Ее неизменная красная помада, аккуратная стрижка, стильное кожаное платье – все было просто идеально. Она весело болтала, шутила, радостно реагировала на любое замечание – никто не оставался без ее внимания. Только раз я скосила глаза, чтобы посмотреть на Адама, который смотрел на нее. Смотрел так, что было ясно – он тоже находит ее идеальной. В ней было что-то гипнотическое, что заставляло безотрывно глядеть только на нее. Убийственное качество. Я ненавидела ее все сильнее, но при этом хорошо понимала: она – лучший вариант для Адама. Они составляли сногсшибательную пару, ни в чем не уступая друг другу. Каждый был по-своему хорош и по-своему уникален. Адам глядел на нее как завороженный, но лицо у него стало грустное, как будто, потеряв ее, он потерял свое сердце, свое «я».