Талисманы Шаннары - Брукс Терри. Страница 57

Уолкер представил себе морщинистое лицо Коглина и услышал в лесной тишине хрипловатый звук его голоса. Коглин прожил много лет.

Он жил очень долго, много дольше того, что было отмерено ему судьбой. Его пощадили у Каменного Очага, чтобы он мог застать возвращение Паранора. Старик умер так, как хотел умереть. Он отдал свою жизнь ради жизни Уолкера.

Отказываться от такого подарка — не черная ли это неблагодарность? Коглин дожил до того времени, когда его ученик превратился в друида, меж тем ему самому никогда не было суждено стать друидом. Он дожил до того, чтобы увидеть, как Уолкер воплощает в жизнь мечты Алланона и заветы Брин Омсворд. К худу или к добру, но лишь благодаря Коглину Уолкер уцелел.

Он ощутил, что его горе начинает утихать.

В горе и сожалениях нет смысла. Это жернова, влекущие в прошлое, которого уже нет. Ни к чему хорошему это не приводит. Если думать о будущем, то нужны равновесие и трезвый взгляд на жизнь. Уолкер мог и должен был все помнить. Воспоминания, однако, направляют в нужное русло грядущие события и учат наилучшим образом использовать возможности. Он снова подумал о друидах, об их уловках и о методах, какими они вершили историю народов.

Прежде он презирал их. Но теперь сам сделался друидом. Ради этого Коглин жил и ради этого умер. Теперь Уолкеру представилась возможность продолжить деятельность своих предшественников, сделать все то, чего не сумели сделать они. Нельзя упускать такого случая. Разве не этого хотел Коглин?

Когда Бо встал и в последний раз склонил голову перед холмиком, где покоился его старый друг, солнце уже скрывалось за пологом леса. Теперь он почти смирился с тем, что произошло, приняв суровую действительность. Коглин ушел. Уолкер остался. Старик показал ему пример силы, мужества и решимости. Он должен сохранить память об учителе в своем сердце.

Лучи солнца стали багровыми, золотыми, пурпурными, и Уолкер побрел сквозь темнеющий лес назад, к Паранору.

Ночью ему приснился Алланон. В первый раз с тех пор, как Уолкер покинул Каменный Очаг.

Сон был спокоен, и видение его не прервало.

Вернувшись в замок, Уолкер, утомленный событиями, умылся, переоделся, немного поел и выпил кубок эля в том зале, в котором особенно любил сиживать Коглин. Шепоточек, свернувшись, лежал у ног Бо, время от времени посматривая на него светящимися плошками глаз, словно спрашивая, куда запропастился старик.

Разбитый и сокрушенный, едва держась на ногах, Уолкер отправился в спальню, укрылся одеялом и позволил себе забыться сном.

И сразу же провалился в сновидения. В ночной темноте, в одиночестве он брел по сверкающим черным камням, которыми было вымощено дно Сланцевой долины. Чистое небо усеивали звезды. Полная луна, чистая, словно свежевыбеленный холст, сияла над зубчатыми вершинами Зубов Дракона. Воздух благоухал свежестью, как в незапамятные времена, лицо овевало дуновение прохладного ветра. Уолкер был облачен во все черное: мантия с капюшоном, сапоги и перевязь — друид, идущий по стопам друидов. Он не задавался вопросом, кто же он, вышедший из туманной глубины Черного эльфийского камня, прошедший сквозь огонь преображения в колодце цитадели, вернувшийся в мир людей. Он был владельцем Паранора и слугой всех народов.

Осознание этого исполняло его странным, бодрящим чувством. Чувством, казавшимся непреходящим.

Время во сне летело быстро, и вот он приблизился к Хейдисхорну — к недвижным и черным ночным водам. Озеро странно и таинственно блестело в лунном свете. Под ногами Уолкера с шуршанием осыпались мелкие камешки, но, помимо этих звуков, ничто не нарушало тишины. Казалось, он один в целом мире, последний бредущий по земле человек, последний бодрствующий в пустоте и бездне.

Он достиг берега Хейдисхорна и остановился у самой кромки воды, сбросил на плечи капюшон, опустил голову на грудь и задумался.

Ожидание длилось несколько мгновений. Хейдисхорн забурлил, воды вскипели, словно в поставленном на огонь котле. Водоворот, медленное и неуклонное кружение волн по часовой стрелке, охватил всю озерную гладь от берега до берега.

Уолкер понял, что происходит. Он уже видывал такое и раньше. Хейдисхорн шипел, его поверхность испещрили пена и пузырьки, рассыпавшиеся сотнями алмазных искр. Раздался вой, истошная мольба узника о свободе. Долина содрогнулась, словно узнавая голоса взывающих, и в страхе съежилась. Уолкер Бо не пошевелился.

Из темных вод, сопровождаемый угрюмыми кликами, его взору явился Алланон — серый призрак, покинувший подземный мир ради разговора со смертным преемником. Его одеяние мерцало и переливалось в лунном свете — бесплотный дух в человеческом облике, туманное подобие, сияющий контур. Он всплывал из глубин, пока не замер на застывшей поверхности лицом к Уолкеру Бо.

— Алланон, — приветствовал его Темный Родич, не узнавая собственного голоса.

— Ты хорошо справился с делом, Уолкер Бо… — Гулкий голос Алланона звучал, как из бездонной пропасти, содрогаясь и искажаясь при ударе о камни.

Уолкер покачал головой:

— Не так уж и хорошо. Обыкновенно или, точнее, как надлежало. Я выполнил долг, потеряв при этом себя прежнего и став тем, кем ты предназначил мне стать. Прежде я был недоволен, но теперь мой гнев утих.

Воды Хейдисхорна вновь забурлили и зашипели. Тень скользнула вперед по озерной глади, не делая никаких усилий, сама собой. В десяти футах от Уолкера она остановилась.

— Жизнь — пора выбора, а смерть — пора воспоминаний о том, что мы выбрали. И, надо сказать, эти воспоминания не всегда приятны Уолкер кивнул:

— Я знаю. Так и должно быть.

— И ты печалишься о Коглине…

Уолкер снова кивнул.

— Но это тоже кануло в прошлое. Наш выбор оказался верным. И даже в последнем случае.

Тень воздела руки. При этом движении во все стороны серебряными облаками брызнули мириады искрящихся капель.

— Я не мог спасти его. Даже друиды не властны над смертью. Когда пришло мое время, Бреман предупредил меня. А я предупредил Коглина. Я дал ему возможность вернуться в Четыре Земли, куда был вновь перенесен Паранор, дал возможность в последний раз помочь тебе в битве с порождениями Тьмы. Это все, что я мог…

Уолкер ничего не отвечал, устремив взгляд на призрак, но на самом деле глядя куда-то вдаль, сквозь него. Перед его мысленным взором проносились минувшие события, последний бой Коглина. Смерть завладела стариком, но она завладела им тогда, когда пробил его час.

— Будь это в моей власти, я вернул бы тебе все, что ты утратил, Уолкер Бо. Но я не могу вернуть тебе ничего из того, что ушло, и так будет всегда. Жизнь друида состоит из множества потерь…

Во сне Уолкер видел, как долина тонет в нахлынувшем тумане, медленно тает и удаляется во мглу времен. Перед взором его, теснясь и обгоняя друг друга, летели какие-то белесые хлопья. Туман плыл медленно и тягуче, чьи-то жизни на несколько секунд прибивало к озеру и снова уносило по неведомому пути.

Мелькали лица, преимущественно незнакомые, слышались голоса, то веселые, то печальные.

Шло время, часы слагались в дни, а дни складывались в годы. Уолкер стоял на прежнем месте, не изменяясь, пребывая в вечном одиночестве.

— Так будет отныне и с тобой. Помни…

Но Уолкеру не было нужды запоминать — он обладал памятью Алланона, дарованной ему перерождением. Он унаследовал память существовавших до него друидов. Он знал, какая ему предстоит жизнь, и понимал, что именно это и называют судьбой.

— Помни…

Шепот тени прервал мерный бег времени, Сланцевая долина обрела четкие контуры, а поток мыслей Уолкера вернулся на круги своя.

— Зачем я здесь, Алланон? — спросил он.

— Твой внутренний мир сложился, Уолкер Бо. Ты стал тем, кем тебе суждено было стать.

Ты надел мантию друида и будешь носить ее вместо меня. Иди же теперь из Паранора в Четыре Земли. Ты нужен там…

— Я знаю.

Клочковатый туман не рассеивался. Алланон склонил голову.