Волшебник у власти - Брукс Терри. Страница 17
— Абернети, — сказал Микел едва слышно, словно отвечая на вопрос стражника.
Еще с минуту Микел Ард Ри изучал пленника, после чего, не глядя на стражников, приказал им:
— Подождите за дверью. — После их ухода Микел, оставив Абернети стоять, уселся за большой полированный дубовый стол, заваленный бумагами. — Абернети, — повторил он, словно все еще не веря глазам. — Что ты здесь делаешь?
Когда стражники схватили писца, он был так напуган, что с трудом мог стоять, но почти смирился со своим положением, вернее, у него появилось чувство смертельной усталости, если не обреченности. Поэтому он ответил почти спокойно:
— Советник Тьюс отправил меня сюда по ошибке. Он пытался осуществить какие-то свои волшебные превращения.
— Вот как?! — Микел выглядел заинтересованным. — Что же старый болван пытался сделать на этот раз?
— Пытался превратить меня обратно в человека, — ответил Абернети монотонно.
Микел Ард Ри оценивающе поглядел на пленника и вдруг рассмеялся:
— А помнишь, Абернети, почему он некогда превратил тебя в собаку? Помнишь, как он потом не мог ничего с этим поделать? Я удивляюсь, как ты вообще подпустил его близко к себе. — Микел покачал головой. — Советник Тьюс никогда ничего не делал правильно, правда ведь?
И это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Абернети ничего не ответил. Он думал о королевском медальоне, который висел у него на шее под туникой, и очень хотел, чтобы Микел Ард Ри не узнал об этом.
Микел, кажется, прочитал его мысли.
— Ну что ж, — сказал он, растягивая слова, — значит, ты здесь по воле своего незадачливого покровителя. Ирония судьбы! Но знаешь, Абернети, тут что-то не так. Ни человек, ни собака не могут пересечь волшебные туманы без помощи медальона. Разве не так?
Он ждал ответа. Писец покачал головой.
— Волшебство… — начал было он.
— Волшебство, говоришь? — перебил его Микел. — Ты о волшебстве советника Тьюса? И ты думаешь, я поверю, что благодаря этакому волшебству ты попал из Заземелья в этот мир? Едва ли. Почему бы тебе, однако, не доказать, что ты говоришь правду, не удовлетворить мое любопытство? Открой-ка шею.
Абернети похолодел:
— Но я же сказал…
— Открой шею. Быстрее.
Абернети сдался. Он расстегнул пряжку, и Микел увидел серебряный медальон.
— Ясно, — прошипел он в злобе. — Значит, я не ошибся.
Микел вышел из-за стола и подошел к пленнику вплотную. Он продолжал улыбаться своей холодной улыбкой.
— А где моя бутылка? — тихо спросил хозяин кабинета.
Абернети решил поиграть в наивность. Чем черт не шутит… А вдруг…
— О какой бутылке ты говоришь? — спросил он.
— Я говорю о бутылке из витрины, Абернети, в музейном зале. Куда она делась? Ты знаешь, где она, и ты мне об этом расскажешь! Я ни на грош не верю рассказам о том, что ты случайно появился в моем замке. Не верю, что это произошло из-за ошибки волшебника. Уж не считаешь ли ты меня последним дураком? Ты попал сюда из Заземелья благодаря королевскому медальону. Явился сюда, чтобы украсть мою бутылку, и это удалось тебе! Остается только дознаться, где ты ее спрятал. Может быть, в спальне Элизабет, а, Абернети? Признавайся, эта девчонка — твоя сообщница?
Абернети прежде всего старался никак не показать, что боится за девочку.
— Так тебя интересует Элизабет? — невинно спросил он. — Она на меня случайно набрела, и я немножко поиграл с ней — вот и все. Если хочешь, можешь обыскать ее комнату, Микел.
Микел хищно посмотрел на пленника.
— А знаешь, — спросил он, — что я с тобой сделаю?
— Надеюсь, ты мне расскажешь об этом, — ответил писец, стараясь на выдать волнения.
— Я посажу тебя, Абернети, в клетку, как поступил бы с любым бродячим животным. Тебя будут кормить и поить, как собаку, и дадут тебе подстилку. В этой клетке тебя будут держать, пока ты не скажешь, где моя бутылка. — Микел Ард Ри уже не улыбался. — И еще — пока ты не отдашь мне волшебный медальон!
— Он посмотрел пленнику прямо в глаза. — Я ведь не забыл закон владения медальоном. Я не могу просто отобрать его у тебя. Ты непременно сам должен вручить его мне, иначе он будет бесполезен для меня. И ты мне вручишь его, Абернети! И сделаешь это добровольно! Я устал от здешнего мира. Подумываю о том, чтобы вернуться в Заземелье. Теперь я не прочь стать королем. — Он вновь уставился на Абернети, очевидно, разгадав его тайные опасения, и, довольный, отступил на полшага. — Если же ты добровольно не отдашь мне бутылку и медальон, то останешься сидеть в этой клетке, пока не сдохнешь. И может быть, тебе придется сидеть там очень-очень долго!
Абернети ничего не ответил. Он молчал, пораженный словами своего врага.
— Эй, стража! — крикнул Микел. Стражники тут же явились, и он приказал им:
— Отведите эту тварь в подвалы и посадите в клетку. Кормите его, как кормят собак: дважды в день, и еще приносите воду, но больше ничего не давайте. И никого к нему не подпускайте! — Когда стражники потащили Абернети в коридор, он услышал за спиной насмешливый голос Микела:
— Лучше было бы тебе никогда не появляться здесь, придворный пес.
Абернети наградил Микела презрительным взглядом.
Глава 7. ПРОСЧЕТ ГНОМОВ
Кыш-гномы бежали на север, подальше от своего правителя. Точнее, они не сами бежали, а Злыдень перенес их в облаке из дыма и огня к подножию скалы в нескольких километрах к северу от поля битвы. Он сделал это поистине со сказочной быстротой. Щелчок и Пьянчужка понятия не имели, что сталось с их королем и его спутниками: да им и думать об этом было страшно. Но не думать вообще они не могли, хотя и не признавались друг другу, что им не дает покоя один и тот же вопрос. Как-никак они совершили одно из самых непристойных преступлений — взбунтовались против любимого короля. Хуже того, по сути, они совершили на него нападение! То есть, конечно, нападение совершил Злыдень, но ведь все это произошло из-за них, и потому они считали себя виновными! Гномы и сами не могли взять в толк, как все случилось. Ведь прежде они и мысли не допускали о неповиновении Его Величеству.
И все же это случилось, и что им было теперь делать? Гномы бежали, потому что не представляли себе иного выхода. Конечно, король разгневался на них, конечно, настигнет их и сурово накажет. Значит, Щелчку и Пьянчужке оставалось только убежать и спрятаться от короля. Но куда убежать и где спрятаться?
Так они и размышляли над своим трудным положением, пока не наступила ночь. Гномы слишком устали, и им пришлось остановиться на ночлег. Они снова нашли пустую барсучью нору и улеглись там, в темноте и тишине, нарушаемой только стуком их сердец и голосом их совести. Открытая бутылка лежала у входа в нору, а Злыдень снова уселся на горлышке и на свой лад забавлялся с двумя пойманными им несчастными мотыльками. Луны и звезды были скрыты за тучами, и звуки казались странно глухими и далекими.
Щелчку и Пьянчужке было явно не по себе. Они хотели успокоиться и заснуть, но не могли.
— Как здорово было бы сейчас попасть домой! — плаксиво повторял Пьянчужка, а Щелчок в ответ молча кивал. Гномы не могли ни поужинать, хотя проголодались, ни заснуть, хотя очень устали. Они лежали в норе и думали о том, какое несчастье их постигло. Иногда они наблюдали за Злыднем, который заставлял мотыльков летать туда-сюда по своему произволу, словно это были малюсенькие бумажные змеи. Но на этот раз его игра уже не казалась им забавной или интересной. Гномы словно разочаровались вдруг в своем «чудесном» и «прелестном» спутнике.
— По-моему, мы с тобой совершили ужасную глупость, — прошептал Щелчок, первым решившийся заговорить о том, что мучило обоих.
— И я так думаю, — тихо ответил Пьянчужка.
— Мы совершили непростительную ошибку, — продолжал Щелчок.
Пьянчужка молча кивнул.
Гномы покосились на Злыдня, который перестал играть с пойманными мотыльками и уставился на них во все глаза.
— Может быть, еще не поздно вернуть эту бутылку королю? — осторожно начал Щелчок.