Золотой плен - Грэм Хизер. Страница 57

Он спрыгнул с кровати и начал одеваться, чуть не разрывая пальцами одежду.

Эрин не ответила. Она закрыла глаза, обернулась покрывалом, как бы защищаясь от своей безнадежности.

Когда он заговорил снова, голос был спокойным, бесстрастным, и он полностью контролировал свое состояние.

— Ты спросила, что осталось между нами, жена. Стена. Ты презираешь меня; я доверяю тебе не больше, чем моим глазам. Но мы муж и жена, и я хочу ребенка, которого ты носишь. Я хочу наблюдать за его развитием. Только несколько человек, которым я доверяю, знают, что королева Дублина стала причиной гибели двенадцати мужчин — я не говорю об их семьях, которые жаждут мести. Так что ты можешь снова управлять домом. Но не покидай его. Два раза я не предупреждаю. И вот еще что: не вздумай избегать меня, никогда. Ты — моя жена, и я буду говорить с тобой, когда и сколько захочу, и прикасаться к тебе, когда и сколько захочу. — Он помолчал мгновение, повернувшись к ней спиной, его голос звучал мрачно, когда он снова заговорил:

— Я дурак, Эрин, но мне нравится верить, что остается надежда.

Он помолчал, как бы давая ей возможность усвоить его слова, потом добавил:

— Ты бы поднялась, Эрин. Большая зала ожидает своих короля и королеву.

Ничего больше не оставалось. Она должна быть благодарна. Он мог заковать ее в цепи, заключить в темницу или отречься от нее и от их ребенка. Но ничего этого в действительности не произошло, ничего не изменилось, кроме его чувств к ней. Теперь он стал зол и заставлял ее страдать.

Она быстро одевалась, ее пальцы дрожали, она поправила плащ и нервно взглянула на него, ожидающего ее около двери.

Олаф стоял нетерпеливый, занятый своими мыслями. Высокий, величественный, ее великолепный воин. Норвежский Волк — высокомерный, властный, самонадеянный.

Она боролась со слезами, вспоминая, что он мог быть и нежным, когда хотел ее. Его собственность…

Он протянул ей руку, и она приняла ее, чувствуя, что ее губы начинают дрожать. Все могло бы обернуться совсем по-другому.

— Олаф, — позвала она сдержанно.

— Да?

— Я повинуюсь тебе сейчас, потому что ты сильнее.

— Меня не волнует, почему ты повинуешься мне или следуешь моим предостережениям, лишь бы ты делала это.

Эрин с трудом сдерживала слезы. Когда он открыл дверь, она незаметно проскользнула за ним. Они спустились в большую залу, оба блистая красотой, но в душе борясь с муками.

Олаф опять стоял под полной луной, его душу терзали мучения. Ни он, ни Эрин не остались в зале на обед. В гневе он забыл ей рассказать о смерти ее брата Лейта и Феннена Мак-Кормака.

В зале она быстро обнаружила, что ее брат не присутствует, и разрыдалась.

Олаф не смог прикоснуться к ней. Она бы оттолкнула его, поэтому ее брат Брайс утешал ее, а Олаф мучился от боли и неизвестности.

Она предала его! Или нет? Обстоятельства против нее, и это было так мучительно сознавать. А он снова почувствовал радость жизни, узнав, что у него будет ребенок, наследник.

Плачет ли она по своему брату? Или по Мак-Кормаку? Желает ли она, чтобы лучше он умер вместо ирландского короля? Олаф глубоко вздохнул. Он почувствовал боль. Он будет уважать ее чувства и поищет ночного приюта возле своего очага.

ГЛАВА 20

Величественные корабли заполнили береговую линию и гавань. Их драконовая чешуя и красно-белые паруса колыхались на ветру. Устрашающее и. прекрасное зрелище.

Олаф стоял в гавани, ожидая прибывших норвежцев. Его золотые волосы и плащ вздымал резкий ветер. Однако ни один викинг не решился бы осмеять ирландское одеяние Волка, так как выражение его лица — а это можно было различить даже с моря-было гордым. Он казался золотым богом. Многие, сражаясь с ним, считали, что Олаф окружен солнечной аурой. Сигурд стоял по правую сторону от него, а по левую — Грегори и Брайс Мак-Аэд.

Когда первый гость сошел на берег, его приветствовала доброжелательная улыбка Олафа. Гость и король Дублина встретили друг друга возгласами дружелюбия и восхищения.

Первым заговорил гость. Он был почти такого же роста, как и Волк, на год или два старше. Его манера держаться была более раскованна.

— Итак, братец Волк, вот он! Прекрасный город Дублин — твой. Он извлек тебя из моря и прекратил твое существование как викинга!

— Да, Эрик, это так, — ответил Волк. — Добро пожаловать в Ирландию.

— Приглашение от ирландца? — Эрик засмеялся. Его серо-синие глаза внимательно рассматривали брата.

— Нет, ты никогда не убедишь в этом ирландцев, — ответил Олаф, пожав плечами. «Особенно мою жену», — добавил он про себя. Но Эрик уже разговаривал с Сигурдом, громко похлопывая рыжеволосого гиганта по спине.

— Сигурд! Старый боевой топор. Неужели мой брат и тебя вытащил из моря?

— Мы ведем честную торговлю, Эрик. Честную торговлю. Ты увидишь сам, — уверил Сигурд Эрика, широко улыбаясь.

— Скажи своим людям, чтобы они выходили на берег, брат, — продолжил Олаф, — а мы поспешим в большую залу. Я представляю вам Грегори из Клоннтайрта и Брайса Мак-Аэда.

Ирландские принцы смотрели на норвежца с большой настороженностью, но против его доброжелательности трудно было устоять. Убедившись, что это один из тех викингов, от которых не исходит угроза, Брайс и Грегори остались в гавани с Сигурдом, чтобы сопровождать норвежские войска, в то время как Олаф с Эриком отправились ко входу в обнесенный стенами город.

Когда радость первой встречи улеглась, Эрик посмотрел на своего брата мрачно.

— Я прибыл, брат, с подарками от нашего отца, ярла. Но кроме этого, Олаф, я пришел, чтобы предупредить тебя.

— Предупредить? — переспросил Олаф, удивленный. Только три недели прошло с тех пор, как он вернулся с севера страны, сражаясь с датчанами. Неужели он должен всю жизнь провести в боевых походах?

— Да, предупредить, — повторил Эрик, тревожно тряхнув головой. — Новости быстро передаются по морю. Я знаю, что датчане во главе с Фриггидом Кривоногим потерпели сокрушительное поражение. Тем не менее, до нас дошли и другие вести. Фриггид вернулся на родину. Говорят, что он собирает людей, обещает большие богатства — да, он обещает им город Дублин, если они опять пойдут с ним. Ему потребуется на это время, Олаф, так как даже смельчаки боятся тебя. Но ты должен предпринять меры и защитить себя надежно, так как этот датчанин полоумный, и его не интересует, что он сильно рискует, пытаясь убить тебя.

— Все знают, Эрик, — — сказал Олаф тихо, — что я никогда не недооценивал этого датчанина. Я знаю, что он пойдет против меня снова и снова, пока один из нас не отправится танцевать с валькириями. Я жду того дня, когда снова встречусь с ним, так как это непременно должно случиться. Даже если он угрожает мне через море, ты должен говорить от моего имени. Пусть разнесется молва, что Дублин не может быть взят. Его стены из камня, а его народ, норвежцы и ирландцы, будут защищать его до последнего вздоха. Ты смеешься, что я стал ирландцем, брат, но я от этого выиграл. Половина этого прекрасного острова будет сражаться на моей стороне.

Эрик остановился, уперев руки в бока, его большая золотая голова была откинута назад. Он посмотрел на решительно сверкающие глаза его брата, потом на стены Дублина. Потом тепло рассмеялся, вся мрачность исчезла с его лица.

— Брат, я не смеялся над тобой. Я восхищаюсь тобой, так как ты действительно прочно стоишь на этой земле, которую никто до тебя не покорял. Я говорил о делах, брат, и теперь я свободен от этой обязанности и готов посвятить время отдыху. Ты обрадуешься, увидев подарки, которые мы привезли. Шелка, драгоценные камни и серебряную посуду, гобелены, чтобы украсить стены. И… — Эрик на мгновение замолчал, хитро подмигнув брату, — и совсем особенный подарок для тебя.

Олаф настороженно поднял брови.

— Пощади меня, Эрик, что это за подарок?

— Женщина, брат. Редкостная и восхитительная красавица. Захваченная у франков, которые, как говорят, украли ее из далекой Персии. У нее цветная кожа, она сладка как мед, ее глаза — как миндаль в ночи…