Край забытых богов (СИ) - Борисова Алина Александровна. Страница 48

— Но это тоже «эльвины селиарэ», профессор, — невесело констатирую я. Нет, все это тоже интересно. Вот только зачем он произнес это «мой народ»? Растравил только душу ожиданием чуда…

— А ты совсем не слушаешь меня, верно? Но хорошо, что хотя бы смотришь. Так посмотри-ка теперь сюда, — он наклоняется и снимает маску с лица одного из умерших.

Череп, обтянутый кожей. На всем скелете нет ни клочочка кожи, а здесь — полностью сохранившееся лицо. Да, высохшее и словно сжавшееся, но — лицо. И даже нос не провалился, ровный, острый… А не бывает у дикарей таких носов! И скулы такими не бывают, и глаза… Ну, глаза не сохранились, конечно, как и веки, но я могла представить его живым. И живи он в тот день, когда вампиры отделяли тех, кого они отныне будут звать животными от тех, кому позволят изображать людей, его записали бы человеком. Он мог бы быть моим предком, действительно мог.

— Но как же? — потрясенно шепчу, вновь и вновь обегая глазами лицо древней мумии. Потому что этот человек, умерший две тысячи лет назад — он совсем как я, моего рода. Мой единственный родственник на тысячи километров окрест. Вот только, — маска…Я же видела его маску…

— Во-от! — радуется профессор. — Теперь ты видишь, верно? Два народа. Жил один. Назовем их условно «людьми запада», раз теперь они только на западе у нас и сохранились. А потом сюда пришли и «люди востока». Пришли войной, и победили местных, и остались. Брали в жены местных женщин. Пользовались услугами местных ремесленников. Принесли свои традиции. И позволили оставить местные. И постепенно из двух разных народов получился один народ, а две противоположные традиции объединились в рамках одного государства, а два разных способа уйти в посмертие — под сводами одного склепа, постепенно проникая друг в друга. И вот уже на безликие куклы надевают маски, а тщательно замумифицированные останки предают очистительному огню, — у него аж глаза горят, когда он рассказывает об этом замечательном процессе. — А маска, — Нардан осторожно кладет ее рядом с черепом, давая возможность сравнить, — говорит нам о том, что иметь внешность «человека с востока» было в те времена значительно престижней. Даже в глазах их местных богов. Вот и лепили — почти портретно, но подчеркивая восточные черты и затушевывая западные, чтобы…

Вот значит… как понятно. Родился похожим на маму, а мечтал — на папу. И с детства ходил, старательно щурясь, чтоб быть как он, и красил рыжие волосы черной краской… И даже посмертную маску ему заказали, чтоб боги увидели, что в душе-то он был как папа, совсем-совсем… Вот только престижного обряда кремации не удостоили, видно воином все равно не стал, не помог прищур.

И маска не помогла…

— И какое же это объединение? Их захватили, им навязали чужую власть, чуждые им законы, их традиции вывернули наизнанку, научили стыдиться самих себя, — не могу разделить его оптимизма. — Вы представьте его, — киваю на мертвеца со снятой Нарданидэром маской, — как он жил. Он ведь в самом себе половины не принимал, пытался вытравить. Если он так стыдился черт лица, доставшихся от матери, то как же он стыдился ее веры, ее традиций, ее обрядов? Как пытался от них отказаться, запретить их, забыть…

— Всего не забыть, Лариса. Не выходит. Даже у вампиров не вышло создать «чистую» человеческую культуру. Все так сложно переплетено в подсознании… Вылезает. Видоизмененным, но вылезает, — не согласился Нардан. — Да, он вполне мог быть ярым радетелем за чистоту расы или веры. Но скажи ему кто, что маска — это от маминых предков, он бы дрался и спорил до хрипоты, что она исконно восточная. И он не лукавил бы… Он бы действительно в это верил. То есть, даже борясь за «чистоту культурной традиции», он все равно продвигал ее симбиоз. Ничто не проходит бесследно, девочка. Всегда остаются следы…

Следы. Да, остаются. В древних склепах… А мы могли бы быть одним народом. Общие дети, смешанные черты, и древняя мудрость каждого народа, та, что Лоу собирает по крупицам в своих книгах, могла бы быть общим достоянием… Могла бы. Но не стала. Задолго до вампиров не стала. Потому как человек, чья мумия лежит у моих ног, не считал всех своих предков равно достойными уважения и памяти, ему не нужна была общая мудрость древних… И наверно, не только ему, раз так легко вампиры нас поделили. И вычеркнули наше общее прошлое… И людей больше нет. Есть животные — дикие, домашние и дрессированные…

Опускаюсь на пол, когда-то полностью выстланный берестой, теперь почти полностью усыпанный пеплом. Подтягиваю колени к груди, опускаю на них подбородок. Невеселая вышла экскурсия.

— О чем думаешь, Ларис? — Нарданидэр опускается на колени за моей спиной, мягко потянув за плечи, вынуждает откинуть голову на его плечо. Я не сопротивляюсь. Привыкла, они вечно тут обнимаются.

— История — странная вещь, профессор. Когда-то давно было престижно быть «человеком востока». А потом для выживания стало значительно полезнее выглядеть «человеком запада». И тоже, наверное, были те, кто хотел бы подправить свою внешность — но уже в другую сторону…

— Жизнь переменчива, но неизменна, — мягко отзывается он. — Не печалься. Так и знал, что придется тебя утешать, хоть с эмоциями и ошибся.

Его руки нежно скользят по моим плечам. Он тихонько целует меня в затылок, не позволяя остаться наедине с печальными думами. И его поддержка сейчас… Она важна, как и то, что он взял меня с собой в самое первое «погружение». Не потом, когда здесь все расчертят на квадраты, и толпа деловых и веселых вампиров будет старательно протоколировать и консервировать. А сейчас, пока все здесь еще первозданное. В первозданной тишине и пустоте. И то, что он выключил камеры, позволив мне остаться наедине с древностью, важно тоже. Вампирская камера передает не только картинку. Она вытягивает все — эмоции, настроение. И быть объектом столь пристального внимания толпы вампиров в моменты, когда с эмоциями справится сложно — не предел моих мечтаний.

Да, все то, что нас с Нарданом сейчас окружает — предмет их научных интересов, им все это важно, но все же… Это еще не их история. Моя. История людей. Малюсенький ее фрагмент. Все же, еще почти две тысячи лет, потомки тех, кто покоятся в этом склепе, здесь жили, и, наверняка, опять воевали, и вновь объединялись с кем-то, переплетаясь корнями…

Рука Нардана скользнула на грудь. Я вздрогнула.

— Так не надо, профессор. Для меня это уже личное.

— Расслабься, — не соглашается он. — Мы так далеко сейчас. И от личного, и от настоящего, — его рука сжимала мне грудь, большой палец поглаживал… так уверенно, по-хозяйски.

— Перестаньте! — привыкнув к их бесконечным ласковым прикосновениям, я была не готова поверить, что на этот раз он настроен куда серьезнее. — Праздник вечером в общем шатре, а мы не там, и я…

— В общем шатре ты стесняешься, я это знаю. Человеческие девочки вечно всего стесняются, — он перебивает меня спокойно, мягко. Но рука его жестко держит за талию, лишая даже призрачного шанса вырваться, а другая, не удовлетворившись ощупыванием сквозь одежду, рвет вырез футболки, обнажая плечо, затем уверенно обхватывает мою грудь уже под бельем. — Но как сладко им бывает в процессе, верно?

— Не верно! — то, как он мял мою грудь, возбуждению совсем не способствовало. Хуже того, начинала подкатывать паника. Он не остановится. Вспомнились его обмолвки о том, что он изначально собирался меня «утешить», разговоры про «таинство первого проникновения» и то, что он выключил камеры, предстало вдруг совсем в другом свете. — Это что, вы так представляете себе «посвящение в археологи»?!

— Это славная традиция, Ларис, ее не надо ломать, — спокойно подтверждает он мои самые худшие опасения, полностью игнорируя мои отчаянные попытки убрать его руки.

— Нарданидэр, пожалуйста, — постаралась, чтоб голос звучал холодно и уверенно, — Я здесь с Лоурэлом, вы знаете. И он в первый же день сказал, что категорически против…

— Он сказал детишкам, не мне. Я здесь начальник, солнышко, — один его жест, и юбка задрана к поясу. — Да что ж ты бьешься, как рыбка? Тебя не учили вампиров слушаться? — игнорируя мои протесты, его рука проникает под ткань трусиков и уверенно движется к промежности. — Какая дивная шерстка! Люди, все же, такие зверушки…