Корабль невест - Мойес Джоджо. Страница 61

– У меня все прекрасно. Честно, – сказала Маргарет, старательно отводя глаза.

– Ой, Деннис снова на ринге. Пойду посмотрю, захочет ли кто-нибудь заключить со мной пари. Хотя что-то не вижу желающих. Тем более при таких ставках. – Джин резво вскочила, одернула юбку и присоединилась к остальным зевакам.

Маргарет с Фрэнсис остались есть мороженое. Где-то вдалеке, у самого горизонта, шел танкер, и они молча следили за ним до тех пор, пока он не растворился в туманной дымке.

– Это что у тебя? – Маргарет посмотрела на письмо, которое держала в руке. Неожиданно она поняла, что имя адресата очень хорошо видно. Фрэнсис больше ничего не сказала, но в ее глазах был немой вопрос. – Ты… собираешься кинуть его в море, да? – (Маргарет бросила взгляд на лазурную воду.) – Что ж, может быть, и правильно. Однажды у меня был пациент, его любимая погибла в Германии во время бомбежки. Он написал ей прощальное письмо, мы положили письмо в бутылку, а бутылку выбросили за борт нашего плавучего госпиталя.

– Я собиралась его отправить, – сказала Маргарет.

Фрэнсис снова посмотрела на конверт, словно желая проверить, правильно ли она прочла имя. Затем с озадаченным видом повернулась к Маргарет. За ее спиной зрители, окружившие ринг, что-то возмущенно кричали, но Фрэнсис не сводила взгляда с подруги.

– Я солгала, – сказала Маргарет. – Позволила всем думать, что она умерла, но это не так. Она нас бросила. Уехала два с половиной года назад.

– Твоя мать?

– Угу. – Маргарет помахала письмом. – Сама не понимаю, зачем я его сюда принесла!

Затем Маргарет начала говорить, уже не заботясь, услышит ее кто-нибудь или нет.

Это стало для них самым настоящим потрясением. Так велико было непонимание того, что произошло. В один прекрасный день, когда они вернулись домой, на плите, как обычно, варился обед, выглаженные рубашки аккуратно висели в ряд, полы были вымыты и натерты, а на столе – записка. Она иссякла и больше не может, написала она. Она дождалась, пока братья Маргарет вернутся с войны, а Дэниелу исполнится четырнадцать и он возмужает, и теперь твердо решила, что выполнила свою миссию. Она любила их всех, но хотела хоть немножко пожить для себя, пока у нее еще есть силы. Она надеялась, что они ее поймут, но предвидела, что нет.

Она попросила Фреда Бриджмена подбросить ее до станции и уехала, взяв с собой только чемодан с одеждой, отложенные двадцать два фунта и две фотографии детей, стоявшие в гостиной.

– Мистер Лайдер из билетной кассы сказал, что она села на поезд до Сиднея. А оттуда она могла отправиться куда угодно. Мы надеялись, что она вернется домой, когда будет готова. Но она так и не вернулась. Дэниел перенес ее отъезд тяжелее других. – (Фрэнсис взяла Маргарет за руку.) – Уже гораздо позже я поняла, что мы должны были заметить признаки надвигающейся беды. Но ведь никто никогда не приглядывается. Разве не так? Матери по определению всегда измучены и сыты по горло такой жизнью. Они по определению сперва орут, а потом извиняются. У них по определению вечно болит голова. Мне кажется, мы все относились к ней как к предмету обстановки.

– А ты с тех пор что-нибудь о ней слышала?

– Она пару раз нам писала, и папа писал в ответ, умолял вернуться, но она не вернулась, и он перестал. Вообще-то, довольно быстро. Он не смог смириться с мыслью, что она его больше не любит. А когда мальчики поняли, что она не вернется, тоже перестали писать. Словом, он… они… вели себя так, будто она умерла. Это было легче, чем принять правду. – Маргарет ненадолго замолчала. – В нынешнем году она написала только один раз. Возможно, я напоминаю ей о чем-то таком, что она хочет забыть. Возможно, я вызываю у нее чувство вины. Иногда мне кажется, что с моей стороны будет гуманнее просто взять и отпустить ее. – Маргарет повертела в свободной руке конверт.

– Я уверена, она не хотела причинять тебе боль, – тихо произнесла Фрэнсис.

– И тем не менее причинила. И боль эта не проходит.

– Но ты хотя бы можешь с ней связаться. Пути Господни неисповедимы. Когда она узнает, что ты переехала, возможно, будет писать чаще.

– Дело не только в письмах. – Маргарет швырнула конверт на палубу.

Фрэнсис с трудом поборола желание прижать письмо чем-то тяжелым, чтобы его не унесло случайным порывом ветра.

– Все так запуталось. Дело в ней, то есть в ней и во мне.

– Но она же сказала, что любит тебя…

– Ты не понимаешь. Я ведь ее дочь, так?

– Да… но…

– Тогда что я должна сейчас чувствовать, если материнство настолько плохая штука и моей матери отчаянно хотелось сбежать? – Маргарет потерла глаза распухшими пальцами. – Фрэнсис, а что, если… что, если, когда это существо родится, когда ребенок появится на свет… я буду испытывать то же самое, что и мама?

Погода испортилась ровно в половине пятого, как раз когда закончился боксерский матч или, вернее сказать, когда Тимсу надоел весь этот цирк. Первые тяжелые капли дождя упали на палубу, и женщины стали разбегаться, испуганно кудахча из-под полей шляп от солнца, прикрывая головы сложенными журналами и запихивая вещи в сумки. Они, точно муравьи, мгновенно расползлись по ангарной палубе.

Маргарет поспешила в каюту проведать Мод Гонн, а Фрэнсис с Джин остались сидеть в буфетной, наблюдая за тем, как струйки воды размывают пятна соли на стеклах, просачиваясь сквозь ржавые рамы. Кроме них, только несколько невест предпочли остаться на палубе, укрывшись в относительно надежных стенах буфетной. С моря шторм выглядел совсем не так, как с суши, и они чувствовали себя совсем беззащитными посреди бушующих сизых волн и потоков дождя, который извергали неумолимо надвигающиеся с юга свинцовые тучи.

После того как Маргарет выговорилась, у нее явно отлегло от сердца. Она немного поплакала, побранила за это ребенка в животе, а затем, улыбаясь, принялась без конца извиняться. Фрэнсис было страшно неловко. Ей хотелось рассказать Маргарет хоть немного о собственной семье, но она понимала, что подобный рассказ повлечет за собой необходимость дальнейших откровений, к чему она была совершенно не готова. Фрэнсис очень ценила дружеские отношения с Маргарет, что делало ее еще более уязвимой. Более того, она боялась накликать беду. Поигрывая металлической ложечкой в пустой чашке, она прислушивалась к натужному кряхтенью корабля. Снаружи жалобно звякали цепи, а дождь барабанил по палубе.

Интересно, где он сейчас? – подумала она. Спит или нет? Или просто мечтает о своих ребятишках? Или о жене? И если мысли о дружбе с Маргарет наполняли ее душу новыми – радостными – эмоциями, то размышления о семье морпеха будили в ней нечто такое, отчего ей становилось безумно стыдно.

Она завидовала. Она поняла это в тот вечер, когда Маргарет общалась со своим Джо по радио. Слыша их разговор, видя, как Маргарет буквально светится от надежды услышать всего несколько ласковых слов, Фрэнсис еще острее ощутила свое одиночество и зияющую пустоту собственной жизни. Она почувствовала острый приступ печали, которую – наверное, впервые за время плавания – не могло унять даже созерцание океана. А от тягостных мыслей о морпехе и его семье ощущение потери стало еще сильнее. Она думала о нем как о близком человеке, о родственной душе. Она еще никогда не испытывала ничего подобного к мужчине. И теперь обнаружила, что все это переросло в нечто не поддающееся точному определению, но очень похожее на горечь разлуки.

Она подумала о своем муже – Чоки Маккензи. Он никогда не будил в ней подобных чувств. Оставив в покое ложку, она заставила себя посмотреть на свою соседку. Я этого не сделаю, сказала она себе. Что толку мечтать о невозможном? О том, чего ты никогда не сможешь иметь. Она вспомнила первые дни на борту. Тогда ей было вполне достаточно осознания того, что впереди дальняя дорога. Она ведь была вполне счастлива, разве нет?

– Кок говорит, что это еще не самый сильный шторм, – с разочарованием в голосе произнесла Джин, вернувшаяся к столу с двумя чашками чая. – Похоже, он уже набрал силу. Ужасно обидно. Когда мы шли через Большой Австралийский залив, я была не против качки. По крайней мере, когда меня перестало выворачивать наизнанку. Он, правда, говорит, что, когда мы пройдем Суэцкий канал, следует ждать очередной непогоды.