Рудная черта - Мельников Руслан. Страница 20
– Жив, воевода? – прохрипел Федор по-русски. – Ходы не пожег еще? Своды не повалил?
Нескрываемое облегчение прозвучало в каждом из трех вопросов.
– Как видишь, – отозвался Всеволод, не отводя глаз от Бернгарда.
Магистр не атаковал сам и другим не велел. Словно специально давал возможность воеводе поговорить со своим десятником.
– А волох, выходит, с ними? – Было ли удивление в голосе Федора? Или это понимание? Ненависти или осуждения не было точно.
– Угу, – кивнул Всеволод. – Под руку влез. Помешал, израдец, нечисть спалить!
Осекся, спохватился:
– А вас-то чего сюда опять понесло, Федор? Я же ясно сказал…
– Так беда, воевода!
А Бернгард по-прежнему не предпринимает никаких действий. Наблюдает за ними только. Зато уж как пялится!
– Что стряслось? – спросил Всеволод.
– Ох, стряслось! – Федор тряхнул головой. – Наверху такое деется! Штурм! Упыри уже в Стороже! И бьются не за кровь, а за совесть. Грамотно бьются, не так, как прежде. Будто… будто ведет их кто.
«Черный Князь!» – полыхнула в мозгу очевиднейшая из догадок. Еще один Черный Князь. Значит, магистр не лгал: кто-то из темных Властителей, действительно, прорвался через Проклятый проход.
– На крепостном дворе – бой, – продолжал Федор. – В детинце – бой. На стенах – сеча великая. В подземелье уже кровопийцы лезут. А над башнями тварь невиданная – змей крылатый – кружит!
– Что за змей?
– Того не ведаю, воевода. Но одно скажу точно: Сторожа вот-вот падет. Без подмоги не удержать крепости.
Ясно было, какую подмогу Федор имеет в виду. Уголки рта тевтонского магистра чуть шевельнулись, изображая скупую улыбку. Даже если Бернгард не понимал русских слов, которыми перебрасывались воевода и десятник, о сути их разговора он не мог не догадываться.
– В общем, решай, Всеволод. Вишь, у меня – факел. Скажешь – брошу огонь под ноги этим, – Федор кивнул на мертвых рыцарей, все еще топтавшихся в горючей смеси. – Тогда – этим конец, но с другими, теми, что наверху, боюсь, уже никому не справиться. А повелишь примкнуть к Берн-гарду – тоже возражать не стану. В общем, как скажешь, воевода, – так и сделаю. Только ты уж поторопись, будь добр. Нечисть скоро и сюда доберется, а уж тогда…
– У-у-у-у-у-у!
Напористая речь десятника была внезапно прервана долгим протяжным завыванием. Выли где-то совсем рядом, и леденящее душу эхо катилось по подземелью. Громкое, страшное эхо. Знакомое. Так воет не человек и не зверь. Так способен выть только упырь.
Эх, ошибся ты, Федор. Уже добралась. Нечисть. Сюда.
Но где? Где это проклятое упыриное отродье?!
Позабыв о Бернгарде и его рыцарях, Всеволод вертел головой и мечом. А воющей твари не было. Нигде. Ни на стенах, ни на сводчатом потолке.
– Лаборатория! – подсказал Бернгард. – Туда лезут! Через дымоход!
Магистр ринулся к алхимической лаборатории. Всеволод, не раздумывая, бросился следом.
Точно! Там, в проеме распахнутой двери, уже мелькали долговязые белесые фигуры, оттуда уже сыпала нечисть. Один упырь, второй, третий, четвертый…
Одного срубил Бернгард. Второго – Всеволод. Третьего насадил на меч подоспевший Томас. Федор, отбросив факел и обоими дланями перехватив рукоять меча, располовинил четвертого.
Как-то само собой все получилось. Слаженно, быстро, четко.
Но вот – снова. Один, второй, третий, четвертый… И с ними – пятый.
Едва покончили с этими – как уже не пятерка, а целая полудюжина лезет из лаборатории в галерею. Вновь замелькала серебрёная сталь. Уложили и их.
– Я рад, что ты наконец все осознал и принял верное решение, русич. – Серьезный, без тени насмешки, голос Бернгарда прозвучал над самым ухом.
Всеволод вдруг обнаружил, что стоит плечо к плечу с тем, на кого несколько секунд назад направлял клинок. Что прикрывает Черного Князя и им же прикрываем.
– Не обольщайся понапрасну, Бернгард. Считай, что это временное перемирие, – честно предупредил Всеволод.
– Пусть так, – кивнул магистр. – Меня это устраивает вполне.
А из алхимической лаборатории норовили выбраться новые твари. Орудуя мечом у самого порога, Всеволод заметил: да, действительно, упыри валятся сверху – из дымоходного отверстия в потолке. Падают часто, густо – друг дружке на голову. И – прут сплошным потоком…
Он попробовал навалиться на дверь, закрыть. Какое там! Этакую волну теперь обратно не впихнуть. Поздно уже – впихивать-то…
Крепкие когти, острые клыки мелькают перед глазами… Задние упыри подталкивают и выдавливают передних. Передние валятся под серебрёными клинками и все же постепенно оттесняют стоящих на пути мечников, просачиваются между…
Лезут вроде бы как обычно – настырно, но в то же время по-новому… более умно, умело, что ли. В чем-то неуловимо не так, как раньше. Иначе как-то. Всеволод не смог бы внятно объяснить как именно, но инстинктивно почувствовал это сразу, с самого начала схватки.
Упыри сейчас не стремились любой ценой добраться до вожделенной крови под серебрёной коркой брони, а норовили проскользнуть под клинками. Обмануть, обогнуть, зайти со спины, взять в клещи, окружить. И каждая тварь – уже не сама по себе… Нечисть действовала слаженно, организованно. Это была не обученная строевому бою дружина, конечно, но и не вовсе уж неуправляемая толпа. И на мечи кровопийцы кидались не слепо – а лишь когда появлялась хотя бы малейшая возможность дотянуться до врага. Так что приходилось все время быть начеку, отсекая эту самую возможность вместе с руками, ногами, головами.
Да, определенно, прежде такого не было. Прежде упыри перли напролом. И коли уж проламывались – то исключительно бессмысленной массой и тупым напором. Сейчас же – верно сказал Федор – вели их сейчас. Чужая воля привычно, знающе вела и распоряжалась ими.
«Х-хук! Х-хук!» – Всеволод ловко, с выдохом, обрубил очередному кровопийце руки. Отсеченные конечности – гибкие и длинные, будто гады ползучие – забились по полу, царапая утоптанную землю и камень когтистыми пальцами-вилами.
Дернувшиеся тулово упыря Всеволод молниеносным выпадом нанизал на меч. Чуть притянул к себе. Окинул быстрым цепким взглядом издыхающего противника.
Та же тварь, что и всегда. Та, да не та!
Белесое тело. Лысая, шишковатая, будто в грибных наростах, голова. Оскаленная пасть. Ненавидящие глаза. Жаждущие утоления неутолимой жажды. Но не безумные и не бездумные, как раньше. В распахнутых умирающих зрачках явственно читается осмысленное выражение. Более сильное, чем ненависть и жажда. Пробужденное чем-то, кем-то…
Неестественный для такой твари взгляд. Но то ведь и не ее вовсе, а чужой разум просматривается в затуманивающемся взоре.
Да, так и есть! Черный Князь! Еще один Шоломонар, ворвавшийся в этот мир.
Всеволод брезгливо стряхнул с меча корчащуюся тварь. Чтобы обратить оружие против других упырей. Многочисленных, опасных. Более опасных, чем прежде.
Проклятье! Если здесь, на нижних ярусах замка, творится такое, что же тогда происходит наверху?!
А Бернгард уже призвал помощь. Молчаливые умруны вклинились меж людьми и упырями. Оттеснили одних от других, насколько это было возможно в узкой подземной галерее. Однако продолжать бессмысленную сечу здесь, в крепостных подземельях, похоже, не входило в планы тевтонского магистра.
– Отходим, русич! – Бернгард потянул Всеволода от лаборатории. – Эржебетт оставим здесь. Лидерка закрыта сталью и серебром. Надеюсь, до нее не доберутся…
Всеволод покосился на вход в склеп. Туда упыри, в общем-то, и не рвались даже. Упыри сейчас наседали на умрунов.
– Там, за поворотом, есть решетка, – продолжал убеждать Бернгард, указывая на противоположный конец галереи. – У Томаса должен быть ключ. Можно запереть, перекрыть проход. Решетка задержит Пьющих. А нам всем нужно подниматься наверх, покуда путь свободен. Остановить Властителя нужно. Иначе Пьющих не одолеть.
– Ну, так поднимайся! Останови, если знаешь как! – отозвался Всеволод.