Такое вот кино (СИ) - Риз Екатерина. Страница 50

— И кто же будет у Филина в гостях? — полюбопытствовала мама, после того, как я обсудила с ней купленное платье.

— Помимо француза? Как мне Вася сказала, кто-то из столицы приедет, отдохнуть у нас, — в этом месте я весело хмыкнула. — Мы же провинция.

— Причём, глубокая, — поддакнула мама мне в тон. — А из наших?

Вот тут я решила насторожиться.

— Мама, тебя по какой причине это интересует?

— Абсолютно по личной. Любопытство. С кем теперь Кирилл Александрович дружбу водит. Хотя… нет, мне не любопытно. Я и так знаю, что здравый смысл в людях закончился.

Я изобразила вздох, намеренно, желая намекнуть матери, что она слишком увлекается.

— Да, да, и твоя дочь в этом участвует, — подсказала я ей с оттенком печали в голосе.

— Если бы мы с папой знали, хотя бы подозревали, что твоё общение с Филином может как-то тебе навредить, твоей ноги бы там не было, поверь.

— Но вы не знаете и не подозреваете.

— Ну, насчёт подозрений, это к папе, а не ко мне. Но факт остаётся фактом, Филин всеми силами старается уйти от своей прежней известности. Семья, понимаешь ли. Даже у столь одиозных личностей приоритеты со временем меняются. Вот и Филин задумался о репутации. Правда, на мой взгляд, поздно.

— Мама, ты же понимаешь, как мне трудно, правда? Я всеми силами стараюсь не смешивать не смешиваемое. Филины — лучшие Сашкины друзья. Я при всём желании не смогла бы с этим бороться. Да и не хочу, если честно.

— Таня, ты сильно его любишь?

Я отвернулась от нового платья, прошла к окну и присела на широкий, обитый тканью подоконник. Сразу стало грустно, снова неловкие мысли, от которых неловко было в первую очередь мне самой. Оконную створку толкнула и та открылась, впуская в комнату запах недавно скошенной травы. Видимо, у Филинов, к приезду гостей газоны равняют. А пахнет, как в деревне, иллюзия свободы и простоты. За высокими заборами миллионных особняков. Проще не бывает…

— Наверное, ты думаешь, что меня бросает из крайности в крайность. От Вовки к Александру Емельянову.

— Если смотреть с этой точки зрения, то это определённо взлёт, и за тебя можно только порадоваться. И я радуюсь.

— Он ведь хороший, мам.

— Хороший, — согласилась она. После чего вздохнула. — Все они хорошие и при этом со своими тараканами в голове. У твоего папы, кстати, их было немало.

Я лицо рукой закрыла, защищаясь от слов матери, и рассмеялась.

— Не хочу этого знать.

— А вот зря, зря! Вы никогда меня не слушаете, когда дело касается вашего драгоценного папочки. Вот родила двух дочек, а даже поговорить не с кем.

— О папе? Боже упаси, мама. Для этого у тебя есть подруги.

— Они уже не в том возрасте, слишком устали из своих домов тараканов разгонять.

Я заинтересовалась.

— И что, успешно?

— А то сама не знаешь, у кого успешно, а у кого нет! Так что, слушай мать, я двадцать семь лет в браке. С меня можно брать пример. А вы с Дашкой обе делать этого не торопитесь. Только смеяться и руками махать.

— Я буду брать, мам, — пообещала я. — Видишь, я звоню и спрашиваю совета.

— Даша тоже звонила.

— Что, совета спрашивала?

— Да нет, делилась новостями. Твой Емельянов молодец.

Я зло отогнала пчелу, хотя, обычно убегала от них в другую комнату и закрывала дверь.

— Она уже похвасталась?

— Она рада, Таня.

— Мама, эта радость преждевременная. Ещё даже проб не было, а Дашка, наверняка, уже представляет, как будет смотреться на обложке миланского «Вог»! В конце концов, это всего лишь реклама провинциального ресторана! — закончила я на выдохе, сама не поверив, что произнесла это. Пришлось едва ли не прощения просить, выслушать просьбу матери быть терпимее к сестре, да она ещё и Сашкины слова повторила о том, что Даше просто необходимо дать шанс. Чтобы она в себя поверила. Не знаю, но по моему мнению, у Дашки с самомнением и без того полный порядок.

И, вообще, почему все модели худые, как Дашка? Высоченные, длинноногие, с отрепетированной улыбкой. Мне вот моделью, в общепринятом смысле, никогда не стать. Но кто сказал, что это плохо? У нас с сестрой видимая разница в два размера, и во всём остальном мы полные противоположности, будто мы дочери разных родителей, честное слово. Но всё дело в том, что я пошла в родню отца, а Дашка в маму и её родственников. Высоких, поджарых и грациозных, а мне посчастливилось стать… кхм, сладкой девочкой. Папа мне это с самого детства говорит. Аппетитная блондинка, с ямочками на щеках и открытой улыбкой. Конечно, Емельянов от себя ещё добавлял про красивую грудь, про крутые бёдра и родинку на бедре. Однажды, когда он в очередной раз увлёкся обсуждением моих лучших, по его мнению, качеств, я не удержалась и спросила:

— А ты выше моей груди взгляд когда-нибудь поднимаешь? Какого цвета у меня глаза?

Сашка тогда откровенно скривился.

— Как тебе не стыдно, а? Что бы я да не смотрел? Я тебя всю люблю, целиком. Булочка моя.

Мужики странные существа, как можно верить в то, что девушка с радостью воспримет, если её назовут «булочкой»?

Но ноги у меня такие же длинные, как и у сестры, и блондинка я натуральная, не подкрашиваюсь, как некоторые… но это Дашкина тайна. И талия у меня тонкая, а вот размеру моей груди сестра тайно завидует. Это я тоже знаю. Я, вообще, кучу всяких её тайн знаю, она же моя сестра, и я их, заметьте, храню. А вот Дашка без умолку болтает обо всём, что становится ей известно. Но о чём это я?

О том, что новое платье на мне сидело, так, что я сама засмотрелась. Крутилась перед зеркалом в спальне, и насмотреться на себя не могла. А уж когда на каблуки встала… Глубокий синий цвет, вырез смелый, но при этом не провокационный и уж точно не безобразный, всё, что должно быть прикрыто, от чужих глаз спрятано. От талии расходилось несколькими складками, подчёркивая фигуру. На шею жемчуг, подарок Емельянова, который мы с Никой уже успели обсудить, на запястье золотые часики, но самое интересное открывалось, стоило немного приподнять подол платья, и показывалась ажурная резинка французского чулка. Эту деталь я Сашке и продемонстрировала, когда он в спальню вошёл. Точнее, даже не вошёл, остановился в дверях, меня разглядывая, а на губах расползлась улыбка.

— Ого.

Я подол отпустила, а руку упёрла в бок.

— Что «ого». Я старалась, а тебе кроме «ого» сказать нечего?

— В том-то и дело, что нечего. — Он подошёл поближе, окинул меня ещё одним горящим взглядом, после чего протянул руки и притянул меня к себе. — Танька, красота.

Я довольно улыбнулась, обняла его за шею, ответила на поцелуй, а после того, как Емельянов со смехом спросил:

— Сколько мне это стоило? — стукнула его по плечу.

— Мы к Филинам идём, я должна соответствовать Нике и Васе.

— Это без сомнения. Но, кажется, ты превзошла.

— Конечно, приятно, что ты так думаешь, но боюсь, это не так. Я пока только учусь.

— Ты отличница, серьёзно тебе говорю. — Его ладонь легла на моё бедро, подхватила так, что я невольно на цыпочки привстала, но поспешила его руку оттолкнуть.

— Саш, с ума сошёл? Помнёшь!

В общем, сборы немного затянулись. Зато из дома мы вышли рука об руку и при этом на губах одинаковые таинственные улыбки, которые дрогнули лишь при встрече с Завьяловым. Он первым вышел нам навстречу, окинул выразительным взглядом, и мрачно поинтересовался:

— Вот скажите мне оба, вы нормальные люди? Как можно из соседнего дома прийти с опозданием в полчаса?

Я скромно пожала плечами и поторопилась отвернуться от Геннадия, скрывая лёгкий румянец, проступивший на щеках.

— Так получилось.

— Человек вон из Парижа прилетел вовремя, а вы…

— Ген, ты чего завёлся-то? — спросил его Емельянов, не слишком впечатлённый отповедью, которую получил. К счастью, из-за Генкиной спины появилась Василиса и хлопнула мужа по плечу.

— Он голодный, — сказала она. — Сейчас поест и успокоится.

— Извините, что опоздали, — сказала я Васе. — Обстоятельства были, — туманно проговорила я. Сашка тут же кивнул и добавил: