Прекрасная наездница - Грин Эбби. Страница 22

Он пододвинул ей стул, и, когда она прошла мимо него, ее запах, словно нежное прикосновение, наполнил его трепетным чувством.

Надим сел напротив Изольды, налил им обоим немного вина и поднял свой бокал:

— Ну что ж, если ты позволишь, сегодня вечером я немного поучу тебя кулинарным традициям Мерказада…

Примерно через два часа Изольда протестующе подняла руки:

— Нет-нет, пожалуйста, я никогда в жизни столько не ела.

Надим неохотно отложил в сторону финики.

Изольда откинулась на спинку стула. Она никогда не думала, что трапеза может быть такой эротичной. Однако, поужинав сегодня с Надимом, она чувствовала, что когда в следующий раз снова сядет с ним за один стол, то обязательно покраснеет.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и затем сказал:

— Ты была слишком худая, когда я впервые тебя увидел.

— И теперь пытаешься откормить меня? — Она почувствовала, что необходимо немного юмора, чтобы слегка разрядить напряжение между ними.

Он подался вперед:

— Наверное, тебе было трудно заботиться об отце и поддерживать дела на ферме.

Моментально пелена желания рассеялась и тут же вернулось привычное чувство стыда — она вспомнила, как они все пытались изо всех сил скрывать болезнь отца. Она водила пальцем по пустой кофейной чашке.

— Нет, все было не так уж плохо…

Он посмотрел ей в глаза:

— Я знаю, как трудно управляться даже с небольшими конюшнями. Я знаю, как много работает Джамиля, а у нее целая команда помощников. И я знаю, что это такое, когда кто-то из родителей пьет.

— Мой отец никогда не делал нам ничего плохого. Он просто пытался утопить свое горе — в буквальном смысле. — Она посмотрела на огни Мерказада, мерцавшие вдали. — А что касается работы… У меня никогда не было времени подумать об этом.

Эти слова скрывали, как тяжело ей приходилось в то время. Часто она пропускала школу и всегда очень тяжело работала. Но для Изольды было неприемлемо говорить что-то такое о себе, что ее собеседник может расценить как желание ему понравиться и вызвать сочувствие.

Ей захотелось уйти от этой темы, и она спросила:

— А что ты имел в виду, когда сказал, что знаешь, что это такое — потерять все, что дорого?

Надим долго молчал, затем встал со стула, взял бокал вина и прислонился к стене.

Он начал так тихо, что Изольде пришлось напрячь весь свой слух. Затем она тихо встала и подошла к нему.

— У нас всегда были непростые отношения с Аль-Омаром. Много лет назад мы получили независимость, но, когда к власти пришел прадед нынешнего султана, он снова решил подчинить Мерказад. Ему это не удалось, но идея передавалась из поколения в поколение. Когда мне было двенадцать, отец нынешнего султана напал на нас. Мы были застигнуты врасплох, потому что уже давно нам не приходилось защищать себя.

Изольда слушала его очень внимательно — его рассказ звучал невероятно.

— Нас с Салманом мама разбудила среди ночи, и мы пытались спастись тайными коридорами, но нас поймали.

— И что случилось дальше?

— Нас держали в подземелье под дворцом, там в древние времена была тюрьма.

— Но ведь вы правители. Разве нет какого-то протокола для таких случаев?

Он усмехнулся:

— Не в этом мире.

— И сколько времени вас там держали?

— Около трех месяцев. — Он ответил почти беззаботно. — По-моему, на моего брата это повлияло гораздо сильнее. Им как-то особенно нравилось его мучить. Они выводили его из тюрьмы на несколько часов, а когда возвращали, он ничего не говорил. Я хотел, чтобы они брали меня, но они просто отпихивали меня. Нам повезло, — бодро продолжал он. — Наши соседи пришли нам на помощь. Захватчики были уверены, что мы просто отправимся на тот свет в тюрьме, но у нас были влиятельные друзья, которые были заинтересованы в том, чтобы мы оставались суверенным государством. И однажды ночью они освободили нас. Но все было разрушено. Конюшни разорены, они перестреляли всех лошадей. Замок был разграблен полностью — только стенные росписи остались.

Изольда пыталась понять, каково это. Сначала тебя сажают в тюрьму, а потом ты возвращаешься — и обнаруживаешь, что все разрушено.

Он снова смотрел на нее, поворачивая бокал вина своими длинными пальцами.

— А потом родители погибли в авиакатастрофе — мне было шестнадцать, а Салману двенадцать. И снова мы оказались в опасности. Однако на этот раз мы были к ней готовы. Наши границы были надежно защищены, и правители Аль-Омара больше не могли напасть на нас. Отец султана умер, когда мы с Салманом учились в Англии. Советники управляли страной, пока я не закончил образование. А потом мне исполнилось двадцать один год, и я официально был провозглашен шейхом и правителем.

— Джамиля, наверное, была совсем маленькой, когда погибли ее родители, — задумчиво произнесла Изольда.

— Да, ей было всего шесть. Она оставалась здесь и ходила в школу в Мерказаде. Я следил, чтобы наши родственники заботились о ней.

— Но ведь сейчас здесь мир, да? Ты говорил, вы друзья с султаном…

Надим кивнул:

— Мы учились в одной школе в Англии. — Он улыбнулся. — Сначала мы ненавидели друг друга и бросались друг на друга при первой же возможности. Но потом обнаружили, что у нас общий интерес — жить в мире, в прогрессивном демократическом обществе. Мы связаны нашими идеалами. Когда умер его отец, мы подписали такой договор, который будет в силе много-много лет…

Изольда чувствовала себя такой ничтожной рядом с ним. Он так рано узнал, что такое долг и ответственность. Они во многом похожи… и в то же время нет. Ее ответственность — это ответственность за свой маленький мирок.

Эта мысль напомнила ей о том, что между ней и Надимом настоящая бездна. Когда-нибудь он найдет себе подходящую невесту и женится снова, у него будут дети, чтобы передать управление, а она…

В этот момент Надим поставил бокал с вином на стол и дотронулся до нее. Словно под воздействием огромного магнита, она потянулась к нему.

Он провел пальцем по ее шелковистой щеке. Он был потрясен. Он только что рассказал тайны всей своей жизни женщине. Никогда в жизни он бы не подумал, что способен на такое. Его любовницы часто пытались заставить его рассказать какие-нибудь истории из своей жизни — для них это были экзотические волшебные сказки. Но он никогда не рассказывал, потому что чувствовал, что им пытаются манипулировать, чтобы установить более близкие отношения.

Единственной женщиной, которая знала о нем все, была Сара. Но это потому, что она родилась здесь и прошла через все это, потому что ее отцом был один из ближайших помощников отца — Надиму стало тяжело от этих воспоминаний, — именно поэтому ее и сочли идеальной парой для него.

Но Изольда… Что такого было в этой женщине, которая без всяких усилий пробуждала в нем это чувство близости и родства? Он увидел в ее глазах что-то глубокое и серьезное.

Она не смотрела на него. Ему хотелось заглянуть в ее глаза, и он дотронулся до ее подбородка.

Он все же сожалел, что столько всего рассказал ей. И чтобы прогнать это раскаяние и ту летучую панику, которую он снова уловил в ее взгляде, он наклонился и поцеловал ее нежные губы, желая одного — чтобы страсть захватила их и стерла все то, что было сказано.

Несколько часов спустя Изольда лежала растянувшись на обнаженном Надиме и тихонько целовала его в грудь. Его кожа все еще была покрыта капельками пота.

Как только Надим поцеловал ее там, на террасе, все было забыто — желание унесло в своем мощном потоке все его слова и все мысли Изольды.

Сейчас она подозревала, что он жалеет о том, что рассказал ей, но она была не в состоянии думать об этом.

Изольда положила щеку на его грудь и слышала, как бьется его сердце. Она рассеянно водила рукой по его груди, а затем подперла рукой подбородок.

— Знаешь, — сказала она задумчиво, — я видела тебя в джинсах и футболке, в костюме и галстуке, в национальной одежде… — Она улыбнулась, ее рука опускалась ниже вдоль его тела, и она видела, как его глаза становились еще темнее. — Но больше всего ты мне нравишься без одежды. — В этот момент ее рука спускалась по его животу, и вскоре она уже ликовала, почувствовав, как он возбужден.