Колыбельная для Титана - Георгиева Инна Александровна. Страница 22
У меня дернулся глаз. И кажется, не только у меня.
— Бро, заканчивай! — прорычал Шурик.
Егор поднял на него удивленный взгляд:
— А что не так?
Отвечать Алекс не стал, но посмотрел о-очень выразительно. Правда, я уже не увидела, как в ответ скривился Егор, потому что в этот момент на меня в упор посмотрела Наташа. А потом одними глазами указала на ковер: там, одиноко и у самых ее колен, лежало две собранные группы. Игнатова закончила игру.
«Главное — не делать резких движений», — подумала я и медленно положила свои карты на пол. Почему-то больше всего хотелось, чтобы этого не заметил Егор. Полине, видимо, тоже, ведь, заметив мои манипуляции, она повторила их не менее аккуратно. А следом — и Богдан, и даже Алекс, до последнего отвлекавший Егора на себя (как он потом объяснил, действовал на благо дружбы и мира в семье, а вовсе не тупил, пока его не пнули).
Короче, минуты через полторы Егор с удивлением обнаружил, что сидит один-одинешенек с картами на руках. А Наташкин взгляд, только что такой добрый и ласковый, пытается проткнуть его насквозь.
— Значит, так! — грозно выдала она. — Мое желание такое: ты больше никогда! Слышишь? Никогда-никогда! Даже если небо будет падать на землю, а тебя вот-вот сожрет разъяренная выхухоль — ты не будешь называть меня «вонючкой»! Понял?!
— О не-эт! — патетично взвыл Егор. — Как ты можешь быть такой жестокой?!
— Ты меня понял?!! — сузила глаза девушка.
Парень тяжко вздохнул:
— Ну, раз это и есть твое желание — куда мне деваться? Карточный долг — долг чести. Больше ты не вонючка. С сегодняшнего дня нарекаю тебя скунсом.
Признаюсь: даже я не смогла удержаться. А ведь я Наташку отлично понимала: сама всегда страшно обижалась на клички. Но это было так смешно: его торжественный тон и булькающая от возмущения Игнатова, орущая:
— Я тебе сейчас нос сломаю!!! — и ее забавные попытки дотянуться до его горла.
— Кстати, нос она ему из этого положения сломала бы элементарно, — с видом знатока шепнула мне на ухо Полина. — Ничего. Я еще успею ее научить.
— Не смей! — так же тихо отрезала я. — Они поругаются, подерутся и помирятся. А нос у него будет кривым всегда.
— Да ладно! — возмутилась готесса. — Я же знахарка. Я его потом сама и вылечу!
— Тем более не смей, — уже спокойнее буркнула в ответ. — Знаю я тебя! С твоей любовью к носу с горбинкой. Сделаешь нам из Егора горячего южного парня. А он и так от них не сильно отличается, с его-то темпераментом… Слушай! — Я внимательно посмотрела на Полину. — А у меня идея! Может, его именно от этого и вылечить? Ну, чтобы верным был, вежливым…
Знахарка посмотрела на меня долгим тяжелым взглядом и покачала головой:
— М-да, Ева, представление о доброте у тебя сильно особенное. Прямо вот слушаю и не могу понять: сочувствовать Алексу или радоваться за него. Ну, у чувака реально к пятидесяти будет прекрасная семья, офигенские дети, прибыльный бизнес, а твоими стараниями — отличный психиатр, замечательный психотерапевт, профессионально подобранные антидепрессанты, групповая терапия три дня в неделю и уверенность в том, что когда-нибудь все обязательно наладится. Если он вообще доживет до пятидесяти, госпожа Хайм. [7]
Я фыркнула и показала ей язык. Вечно она меня Франкенштейном пытается обозвать. А я ведь не прошу изменить Егора полностью — так только, слегка подлатать. Сделать чуточку смелее, что ли. Может, тогда он прекратил бы уже свои детские «страсти» и выяснил все с Игнатовой раз и навсегда. А то вон кривляется, за косички дергает… как бы портфелем по голове не врезал, от избытка чувств…
Часа через три игра начала надоедать. Два раза победа досталась Алексу. В результате Наташке пришлось пообещать, что она не покалечит (не сильно покалечит, как поправила формулировку Игнатова) старшего Соколова, а Богдан перестанет выращивать на подоконнике гостевой спальни, окна которой аккурат под лоджией Шурика, какую-то пахучую дрянь, особенно сильно развонявшуюся в последнее время. После чего Богдан подорвался на ноги и с воплем: «Мой кофеечек! Вот где я тебя оставил!» — убежал из гостиной. Один раз повезло Егору, и я дала честное слово, что весь следующий год буду прилежно учиться. И добавила про себя: «Если, конечно, к тому времени мы успеем решить проблему с Титанами».
А то зашлют опять в далекие дали, и увязну я в прогулах по самую макушку. Блин, скоро обычные школьные будни станут как праздники — редкими и достающимися тяжким трудом.
Полинке тоже удача разок улыбнулась. Собственно, именно это определило остаток нашего вечера.
— Сегодня. Ева, ровно в полночь мы будем гадать! — с предвкушением улыбнулась подруга.
— Гадать? — не поверила я своим ушам.
— Ну да! — подтвердила готесса мои худшие предположения. — На картах. Давненько я уже этим не занималась. Надо бы посмотреть, что они скажут.
— Я в деле! — тут же подключилась Наташка.
Егор закатил глаза, но так, чтобы девушка не заметила:
— А я, пожалуй, пойду спать. Да и вы не засиживайтесь. Завтра все-таки понедельник.
— Не занудствуй! — огрызнулась Игнатова и, подхватив карты, любовно провела по ним рукой. — Я знаю парочку интересных раскладов. А таким шикарным инструментом просто грех не воспользоваться.
Я улыбнулась: вот уж точно, стопроцентная смертная! Думает, что гадание заключается в правильной раскладке карт. Я вот тоже могу из них снежинку выложить — и что? Да чтение карт — это же как изучение иностранного языка! Много лет учиться нужно. Потому что любая карта в каждой отдельной ситуации, с каждым новым раскладом означает что-то другое. Мама рассказывала, что есть отдельная категория ведьм, которые действительно умеют гадать. Их называют шаманками, и своему искусству они обучаются всю жизнь. И далеко не каждая из них использует при гадании именно карты — будущее можно читать по костям, по кофейной гуще, по внутренностям животных и даже по птичьему помету! Но вот что забавно — ни одна шаманка не дает гарантию того, что все сбудется, как она сказала. Ибо «грядущее неведомо и изменчиво, а если что-то не нравится — на фиг пошел из моего салона!».
Так вот, мои познания в гадании (равно как и Полинкины) ограничивались исключительно раскладом. Что я и продемонстрировала несколькими часами спустя, когда парни ушли спать (особенно долго не хотел уходить Алекс, и в итоге его буквально силой утащил Егор, заявив, что в женские дела мужикам вход заказан), а Полина поставила перед камином стол с четырьмя длинными свечами по углам и зеркальцем в центре (до сих пор не знаю, зачем оно было нужно, мешаюсь только).
— Итак, Ева! — возбужденно подпрыгивая на подушке, потребовала готесса, когда карты легли-таки на стол. — Скажи, что ты видишь?
Я вздохнула.
— Ну… — поскребла в затылке, — вот шестерка пиковая. Она обычно означает дальнюю дорогу.
— Да при чем здесь дорога?! — воскликнула Полина. — Я и так знаю, что нас ждет рейд, после того как в Каире сама-знаешь-кто забрал у нас из-под носа сама-знаешь-что! Ты мне про короля расскажи: видишь, вот здесь лежит? Что мне судьба в отношении него готовит?
Я мысленно покачала головой: а ведь этот человек был лично знаком с Реммао, мистиком, который уже дважды объяснял, что будущее предсказать невозможно. Но Полина смотрела так требовательно да с такой надеждой, что мне не оставалось ничего другого, как опустить глаза на карты и хотя бы попытаться.
Ну да: вот он, король. Пиковый. Бородатый. Лежит рядом с шестеркой…
И это, пожалуй, все, что я могла о нем рассказать.
— Ой, ты не так это делаешь! — поняв, что потерянность на моем лице не собирается трансформироваться в озарение, резким движением руки смела Наташа карты со стола. — Давайте я погадаю. Я умею!
— Правда? — в два голоса удивились мы.
— А то! — самодовольно улыбнулась Игнатова. — В Штатах это знаете как популярно? Гадания, хиромантия, некромантия…
7
Ариберт Хайм — нацистский врач-экспериментатор.