Кардинал в серой шинели - Конторович Александр Сергеевич. Страница 22

— Ну, если так… тогда, да — ты прав.

— Он долго меня расспрашивал. Но я и сам знал немного. Тогда Рахмон и попросил тебя привезти.

— Зачем?

— Дед не сказал. Он мудрый, ему ведомо многое… то, что нам знать не дано.

После ужина Пайшанбе поднимается на ноги.

— Пойду я. Вот эта девушка будет с тобою ночью, — он кивает в сторону девчушки, которая подавала нам еду. — Будь с ней ласков.

— Э-э-э… но…

Не то чтобы я был против! Женского общества мне не хватало, как… в общем, сильно не хватало. Но чтобы вот так? Да еще с местной девицей? Утром поставят перед фактом — женись!

Заметив мою растерянность, Мардонаев улыбается.

— Так велел Рахмон! Он сказал — у нее будет ребенок. От тебя. Мальчик. Ты не сможешь остаться здесь сам, пусть это сделает за тебя твой сын.

— Но… я… это как-то неожиданно!

— Так уже бывало и раньше. Мы все — потомки воинов, оттого нас никто и не поработил до сих пор. А воины… они были разные. Сейчас — это будешь ты.

— А… девушка эта, она как…

— Ее тоже выбрали не сразу. У вас будет всего одна ночь, и мы не могли допустить ошибку. Лейна будет очень стараться… Постарайся и ты.

Наутро Рахмон вышел меня проводить. Взял меня за руку и какое-то время ее ощупывал, закрыв глаза.

Потом подозвал Мардонаева и что-то ему сказал.

— Дед говорит — твой путь ему неясен. Он не видит тебя художником. Ты — воин. И им останешься.

— Да ладно… Отслужу — и на гражданку!

— Твоя война всегда будет за твоим плечом. Твоя судьба — защищать своей грудью слабых.

Эк, он завернул! Но обижать доброго, в общем-то, деда не хочется. Поэтому согласно киваю.

— Ну, раз такое дело… будем стараться соответствовать!

— В трудную минуту полагайся на свое сердце. С тобой не будет никого, с кем ты смог бы посоветоваться. И только сердце сможет тебе подсказать — не голова. Оно не обманет.

Рыкнув мотором, грузовик выруливает на улицу. В зеркале заднего вида на секунду мелькает тонкая девичья фигурка около дома.

Лейна! Она не вышла нас провожать. Наверное, им это здесь не положено.

А я подарил ей на память тонкую серебряную цепочку от крестика. Больше у меня ничего не было…

— И ты больше ее не видел? — спрашивает меня Мирна. Она все время, пока я рассказывал, тихой мышкой сидела рядом, прижимаясь щекою к моему плечу.

— Нет. Никого из них я больше не встречал. Нас вскоре перевели из тех мест, и дальнейшая моя служба протекала далеко от их кишлака.

— Но как же так? Ведь у нее мог расти твой сын?!

— Такая в то время была обстановка… Если бы я хоть кому-нибудь рассказал о том, что у нас с ней произошло… можно было нехило огрести. Увидеть ее мне все равно никто бы не разрешил, а добраться туда в одиночку… шансов было мало. Шла война, и мы были не самыми желанными гостями в тех краях.

— Но ведь этот… Пайшанбе, он ведь относился к тебе хорошо? Мог бы и помочь.

— Для этого его надо было сначала отыскать. Там все сложно… не так, как ты думаешь. Я не раз вспоминал об этом случае. Не знаю… возможно, все вышло так, как говорил дед Рахмон. И у Лейны действительно родился ребенок. Но ведь дед мог и ошибиться? Тебе ли не знать, насколько это сложно и непредсказуемо?

— Все равно… — не соглашается сероглазка. — Не увидеть своего сына… это плохо.

Ну, и как ее разубеждать? Тем более что и сам думаю так же. Нежно поглаживаю Мирну по голове, и она затихает, прижавшись ко мне.

Барон неслышно встает и выходит из комнаты…

Наутро, спустившись во двор, встречаю около башни Лексли. Словно оправдывая название своего подразделения, он, развалившись на лавочке, греется под лучами солнца.

— Балдеешь? — плюхаюсь я рядом.

— Беру пример с тебя! Ты-то всю ночь нежился на чистых простынях! А я в седле трясся.

— И как? Оно того стоило?

— Да. Увидев мой шеврон, барончик, как ты говоришь, раскололся. До самой задницы! За все эти фокусы надо сказать спасибо Одноглазому! Кстати, барон сотрудничает с ним давно!

— И много на этом заработал?

— Сначала зарабатывал. А потом пристрастился к этому зелью, что делает вожак горцев… так что теперь он работает исключительно за него.

— То есть ему платят наркотой?

— Да.

— Ага… и много здесь таких?

— Слава всевышнему, не очень. Барон назвал еще двоих, больше он никого не знает. Лэн распорядился послать туда солдат — надо прихлопнуть эти змеиные гнезда! Пока в них не вывелись новые гадюки.

— Как давно спланировали это нападение?

— Месяц назад.

— И так быстро перебросили сюда столько народу?

— А они и так тут были. Мелкими группами отсиживались в разных местах. Зачем-то Одноглазому это было нужно. Им просто приказали собраться вместе, вот и все.

— Угу… надо думать, эти ребятки тайно следили за маршрутами транспортировки зелья… Надо будет их потрясти на этот счет.

— Уже… — зевает Кот.

— В смысле?

— Брат Монер занялся этим полезным делом. Рон — так еле на ногах стоит, пошел спать.

— Ну, так я его навещу! Пускай заодно и пленников, захваченных при штурме, потрясет! Интересно мне выяснить, кто ж тут такой умный отыскался?

Подвалы в замке глубокие, и тюрьма тут серьезная. Мне пришлось преодолеть три лестничных марша и две основательные двери, прежде чем я спустился на нужный уровень.

Дознанием занимались монахи. И в этом нелегком деле они как-то обходились без «испанского сапога» и прочих прелестей. Хотя… душу выворачивали качественно! И основательно! Уж и не знаю, что было бы лучше…

Увидев меня, брат Монер встает и почтительно наклоняет голову.

— Как успехи у заплечных дел мастеров? — подкалываю я его.

— Отряд, штурмовавший замок, прибыл сюда недавно. Последний боец подошел к ним неделю назад.

— Чем они питались?

— Кони — травой, а каждый прибывший боец вез с собою запас еды на две недели. Да и местные помощники им в этом поспособствовали. Не очень изысканно, но сытно. А воды в лесу полно.

— Кто разработал план нападения?

— Все уцелевшие командиры горцев называют одно имя…

— Одноглазый?

— Точно так!

Значит, Одноглазый… Мало того, что он местный наркобарон, так еще и вояка неплохой. Два в одном, так сказать. Пора уже этого талантливого товарища к ногтю. Да поскорее…

Вместе с Монером выходим в коридор и идем вдоль камер. Дверей в камерах нет, вместо них прочные решетки, и видеть обитателей тюрьмы мы можем хорошо. Только нижняя часть решеток заделана досками, прикрывая от наших взглядов пол и частично скрывая лежащих на нем людей. Все прочее просматривается.

Многие горцы ранены, видны наспех сделанные повязки. Настроение понурое, видать, не ожидали такого резкого облома. Здесь есть и те, кого взяли в плен пехотинцы, и те, кто был захвачен в тоннеле. На нас они почти не смотрят.

Осмотрев камеры, киваю монаху и направляюсь на выход.

И уже почти выйдя на улицу, останавливаюсь.

Стоп!

Какая-то мысль гвоздем засела у меня в голове…

Что-то я там такое увидел…

Раненых горцев?

Нет, не то.

Повязки, лежащие на полу тела… нет, что-то было еще.

А что?

Я с ними не разговаривал, так что это меня затронуть не могло. Но что же дернуло меня?

Несостыковка… точно! Какая-то деталь не вписывалась в общую картину. И я ее увидел. Но что это за деталь?

Слова? Не было слов, я только с монахом говорил.

Внешний вид горцев?

Ерунда, все они сейчас выглядят одинаково.

Наличие ран?

Теплее… но это не все.

Взгляды…

Глаза! Точнее — их выражение! Этот торжествующий взгляд охотника, только что поймавшего свою дичь! И оттого не сумевшего сдержать эмоций. Вот что меня зацепило!

— Ты с ним говорил?