Черный город (с илл.) - Акунин Борис. Страница 17

Эраст Петрович не без интереса наблюдал за происходящим, но Маса, всё еще дуясь на Леона, демонстративно отвернулся и глядел на противоположную сторону улицы, где между домами виднелся утопающий в тени двор.

— Ассасины, пошли!!!

К верблюду подбежали люди в белых хламидах, замахали мечами. Крашеные негры повалились наземь. Клара запрокинула голову, элегантно выставила обнаженные локти. Кричать не кричала — очевидно, звук будет записан позднее.

— Мамелюки, огонь!!!

Загрохотали холостые выстрелы, два десятка стволов изрыгнули пламя и дым.

Внезапно Фандорина чуть не сбило с ног. Это японец ни с того ни с сего вдруг толкнул господина в плечо.

— Маса, ты что?!

Из-за грохота было ничего не слышно. Маса молча ткнул в стену, перед которой мгновение назад стоял Фандорин. В штукатурке зияла дыра, в центре которой поблескивало донышко застрявшей пули.

Другой рукой японец показал вперед. Проследив за пальцем, Фандорин увидел, что в глубине расположенного напротив двора, над стеклянной галереей второго этажа поднимается дымок.

— Хаяку! — крикнул Маса, бросаясь через массовку. — Быстро! Уйдет!

Эраст Петрович ринулся догонять, не забыв низко пригнуться, чтобы не испортить кадр.

Двор, поверху опоясанный деревянной террасой, они миновали одним махом. Фандорин держал наготове свой новый, изготовленный по спецзаказу «веблей», еще ни разу не опробованный в деле; Маса размахивал трофейным кинжалом. Но никто больше не стрелял.

Взлетев по ветхой лесенке, лепившейся прямо к стене, Эраст Петрович оказался в пыльном, скрипучем ящике длиной в две сажени и шириною в полторы. Терраска была когда-то застекленной, но половина квадратов зияла пустотой. На подоконнике в штативе была установлена винтовка; поблескивало дуло, просунутое через выщербленную ячею; на полу валялась стреляная гильза.

Треснувшая дверь, ведущая внутрь дома, еще покачивалась на ржавых петлях. Кто-то проскочил через нее всего несколько секунд назад.

Маса оттолкнул господина, вбежал первым. Фандорин — за ним, готовый открыть огонь.

Пустое помещение. Нежилое, причем давно. Дыры в полу, облупившиеся стены, клочья пакли с потолка.

Но впереди была еще одна дверь, приоткрытая, и из нее лился свет.

Японец не стал дергать створку, чтобы не терять времени, а в прыжке вышиб всю раму. С грохотом, в облаке щепок и пыли он приземлился на пол с занесенным для удара кинжалом.

А Фандорин остановился на пороге.

Дом оказался не только нежилым, но и полуразрушенным. В комнате отсутствовала внешняя стена. Вместо нее виднелась улица. Закатное солнце поигрывало красноватыми отблесками на стеклянных осколках и черепках, которыми был усыпан пол. Крыша отсутствовала — сквозь голые стропила просвечивало сочное синее небо.

Преследователи подошли к самому краю. Посмотрели влево, вправо.

Стрелявший, конечно, спрыгнул вниз. Свернул за угол, или в соседний двор, или просто растворился среди прохожих. Теперь его было не догнать.

— Бесполезно, — сказал Фандорин. — Вернемся-ка на веранду. Хочу кое-что проверить.

На месте, откуда был произведен выстрел, Эраст Петрович, наклонившись, внимательно рассмотрел винтовку и крепежное устройство.

— Что скажешь? — спросил он распрямляясь.

— Этот человек хорошо подготовился. Он знал, что вы появитесь на месте киносъемки и что здесь будет пальба, никто не услышит винтовочного выстрела. — Маса присел, чтобы определить возможный сектор обстрела. — Хорошая позиция. Видно половину площади и почти всех зевак на улице. Где бы вы ни стояли, все равно оказались бы на линии огня.

— Выводы?

— Очевидные. Надо искать среди тех, кто знал, что в девять часов вы придете сюда и что на съемках будет шумно.

Фандорин пожал плечами:

— В вестибюле гостиницы мой разговор с Кларой мог подслушать кто угодно. Не обязательно из киногруппы, там наверняка терлись и посторонние. А еще я спрашивал дорогу в г-градоначальстве, там тоже было немало посетителей. Убийце хватило бы времени обосноваться на веранде, пока мы с тобой плутали по лабиринту улиц.

Маса не стал спорить.

— Тогда еще одно. Нападение на вокзале не было попыткой грабежа. Кто-то очень сильно хочет вас убить, господин.

— Я тебе больше скажу. — Эраст Петрович похлопал по штативу. — Зачем, по-твоему, этот з-зажим?

— Дря твердости прицера. Отдатя меньсе и муська не дрозит, — ответил помощник по-русски. Он покинул родную Японию во времена, когда огнестрельное оружие было там не в чести, и осваивал новую терминологию уже на новых берегах, поэтому предпочитал говорить о винтовках и пистолетах по-русски или по-английски.

— Нет, для стабильности прицела достаточно было бы просто положить дуло на раму, очень удобно.

— Катаппо! — хлопнул себя по лбу Маса, вновь переходя на японский.

— Да. Однорукий. И из всего этого следует…

— …Что Одиссей-сан ждал вашего приезда. Однорукий убийца подослан вашим врагом.

— Вот именно.

Назад через двор Эраст Петрович шел в глубокой задумчивости.

«Итак, версию с вокзальными бандитами можно отставить. Это раз.

Одиссей откуда-то узнал, что в Баку приезжает охотник по его душу. Это два.

Он также знал, каким именно поездом я прибуду. Это три.

И четвертое. К моему приезду он отнесся настолько серьезно, что не поленился организовать один за другим два покушения, в течение всего нескольких часов.

Единственный пункт, где могла произойти утечка, Тифлис. Кто был в курсе дела? Полковник Пеструхин, больше никто. Однако абсурдно подозревать в связях с революционерами начальника жандармского управления. Он сам, подобно покойному Спиридонову, давно приговорен боевиками к смерти!

Какого-то звена в логической цепочке недостает…»

Они вышли на улицу, когда съемка уже закончилась. Воскресшие негры бережно снимали Клару с верблюда.

— Эраст, как мило, что вы меня дождались!

Он подошел, поклонился.

— О чем вы желали со мной говорить? — Вздохнул. — Послушайте, ваши коллеги теперь всегда будут на меня пялиться?

Жена посмотрела на него взглядом беззаветной любви, отработанным на роли Бесприданницы: «Что мне за дело до разговоров! С вами я могу быть везде. Вы меня увезли, вы и должны привезти меня домой!».

Примерно теми же словами и заговорила:

— Что мне за дело? Пускай смотрят. Вы муж мой, а я ваша жена! Нам до?лжно быть всегда и везде вместе! Знаю, я не вправе предъявлять вам претензии. Я бесконечно виновата перед вами, я уделяла вам и нашим отношениям слишком мало внимания. Вся моя душа, всё мое время отданы искусству, этому проклятью, этому опиуму, который иссушает мою жизнь! За это вы вправе жестоко наказать меня, погубить мою репутацию!

«Снова эксплуатация „слезного дара“. Боже, как скучно…»

— Так что вам угодно? — перебил Эраст Петрович. — При чем здесь репутация?

Теперь Клара заплакала по-настоящему. Фандорин знал, как отличить подлинные слезы — в такие моменты жена переставала «держать лицо», и оно искажалось, становилось похожим на нормальное, человеческое. Но те времена, когда Эраста Петровича трогали эти редкие мгновения естественности, давно прошли. К тому же он отлично понимал, из-за чего сейчас огорчилась Клара: почувствовала, что ее чары больше не действуют.

— Вы меня разлюбили, — всхлипнула она. — Вы стали совсем чужой… Вам нет до меня дела.

— Чего вы хотите? — повторил он, начиная догадываться, из-за чего вся мелодрама. — Чтобы я завтра сопровождал вас к этому вашему б-благодетелю?

— Он не мой благодетель! Ничего подобного! Но от этого человека зависит судьба фильмы, в которую я вложила весь свой талант. О, я умоляю вас! — Она сцепила руки в дурацком жесте, которым пользуются только на сцене, а в жизни — никогда. — Я знаю, как вы не любите многолюдные сборища. Но хотя бы покажитесь там! Не делайте меня мишенью сплетен! Нет ничего постыднее роли жены, которой пренебрегает собственный муж!

— Хорошо. Мы п-приедем одновременно, а потом я уеду.