Черный город (с илл.) - Акунин Борис. Страница 8

Эраст Петрович отшвырнул ручку и рявкнул:

— Маса!

Японец повинно склонил голову, как бы признавая, что нарушил негласную договоренность — никогда не говорить с господином о его семейных неурядицах, однако, судя по блеску в глазах, раскаяние было фальшивым.

Поняв, что Одиссея следует искать в Баку, Фандорин после первого приступа эйфории скривился, как от зубной боли. Из всех мест на планете с наименьшей охотой он сейчас отправился бы в этот закавказский город.

Эраст Петрович старался по возможности не находиться в одном месте со своей женой. Иногда даже специально придумывал необязательные поездки — как, например, произошло с ялтинским путешествием.

В последний день мая Клара пригласила гостей на «прощание с весной» — у нее была традиция торжественно провожать каждое время года. Заодно предполагалось отпраздновать отъезд на съемки новой фильмы в город Баку. Присутствовать на утомительном мероприятии Фандорину не хотелось, потому он и придумал предлог для поездки в Крым. Вернуться Эраст Петрович предполагал назавтра после отъезда супруги. Однако судьба решила иначе. В Ялте пришлось надолго задержаться, съемки тоже затянулись. Теперь придется ехать в Баку, и встречи с Кларой не избежать.

Что ж, тем больше причин побыстрее отыскать товарища Одиссея — и улизнуть обратно в Москву, пока правая половина дома в Сверчковом переулке благословенно тиха.

За неудачу брака обычно отвечают обе стороны, но Эраст Петрович считал виновником только себя. Ведь не мальчик и знал, с кем собирается связать судьбу. Клара — актриса, этим всё сказано. Можно ли требовать от бабочки, чтобы она всё время сидела на одном цветке? Можно ли ожидать от стрекозы, чтобы она жила по-муравьиному? Можно ли пенять русалке за то, что она не может обходиться без моря? Вот в чем заключалась первая ошибка. Вторая тоже целиком была на совести Фандорина. На свете есть мужчины, которым органически противопоказано жениться. Как можно было, дожив до шестого десятка, не понять про себя такую очевидную вещь?

Главная беда несложившейся семьи в том, что ее очень непросто разъединить, даже если союз не освящен церковью (прежний супруг Клары так и не дал ей официального развода, поэтому брак был гражданским). Разве дело в клочке бумаги! Слово благородного мужа не воробей. Предложил руку и сердце — обратно не отберешь. Над сердцем, положим, человек не властен, но над своей рукой — безусловно.

Когда прошло первое ослепление, оказалось, что между Эрастом Петровичем и его избранницей нет совсем — то есть совсем — ничего общего. Теперь Фандорину казалось, что три года назад он до умалишения влюбился в какого-то другого человека, которого больше нет, а может быть, никогда не было. Ощущение подмены усиливалось еще и из-за того, что женщина, которую Эраст Петрович некогда полюбил, сменила имя. Этого потребовала кинематографическая карьера. Клара Лунная — так ее теперь звали. Фандорина тошнило от манерного, а пожалуй что и пошлого псевдонима, гремящего на всю Россию. Хуже всего, что и в повседневной жизни жена теперь требовала называть ее «Кларой», а на прежнее имя отзываться не желала. Незаживающей раной терзала Эраста Петровича мысль о том, что своей иррациональной влюбленностью он будто перечеркнул память о других, очень немногих женщинах, кого любил прежде. Он оказался недостоин их. Он их унизил, предал.

Как?! Как можно было до такой степени ослепнуть, чтобы потерять голову из-за неумной, взбалмошной, ветреной позёрки! Ветреность, к сожалению, не означала супружеских измен. Клару не интересовали интрижки. Её главным наслаждением, смыслом существования было не предаваться любви, а влюблять. И синема подходил идеально для этой мании. Прекрасное лицо на экране сводило мужчин с ума, создавая иллюзию близости, но при этом связь оставалась бестелесной. Разве может сцена дать актрисе такое количество поклонников?

Решение уйти из театра в кинематограф созрело у жены Фандорина в тот момент, когда она посмотрела американскую картину «Друзья», где впервые в истории был использован крупный план. Мэри Пикфорд глядела на зрителей в упор своими магнетизирующими глазами, и зал млел под чарующим взглядом.

Мсье Симон, флибустьер российской кинопромышленности и природный психолог, на просмотр новаторской фильмы пригласил театральную артистку нарочно, исподтишка следил за ее реакцией и шепнул: «Имажинэ зал, в котором не тысяча пляс, а миллион, десять миллионов» — и переворот в карьере свершился.

Ах, если бы Клара изменила! — иной раз малодушно мечтал Эраст Петрович. Тогда можно было бы с чистой совестью ее оставить, от души пожелав счастья. Но Клару отлично устраивало ее семейное положение: необременительный, вечно отсутствующий супруг, который не докучает, не мешает артистической жизни, не ревнует. А публике такого предъявить не стыдно — респектабелен, элегантно одет, с импозантными сединами. Несколько раз в год Фандорин отбывал тяжкую повинность — появлялся с женой в свете. Этим его супружеские обязанности, собственно, исчерпывались.

Маса, который вначале был искренне расположен к избраннице господина, без колебаний сделал свой выбор, когда увидел, что брак неудачен.

— Я все-таки договорю. — Маса посмотрел на сдвинутые брови Фандорина и бесстрашно продолжил: — Уверен, что карма направила вас в «Город побега от ведьмы» неслучайно. Вы освободитесь из неволи. Мы заживем весело и свободно, как в старые времена. Вот всё, что я хотел сказать. Мне нет прощения за такую бестактность. — И опять низко поклонился, очень собою довольный.

А хорошо бы, подумалось Эрасту Петровичу. Сердиться он перестал. Но «инейное» настроение пропало.

Пришлось вернуться к «Клинку». Пожалуй, имело смысл суммировать сведения, полученные в Тифлисском жандармском управлении, выделив полезное и отсеяв ненужное.

«В.-Д. отсутствовал. Принял Турбин. Устранился, передал нач-ку ЖУ Пеструхину. Полезный человек. Wild East. Пом-к град-ка п/полк. Шубин?», — быстро застрочил Эраст Петрович, ленясь писать подробнее. Зачем? Никки ведется не для чужих глаз, а самому и так понятно.

Короткая эта запись означала следующее.

Кавказского наместника Воронцова-Дашкова, к которому у Фандорина было рекомендательное письмо, на месте не оказалось. Московского гостя принял временно исполнявший должность генерал Турбин. После пятиминутного разговора, узнав, что речь идет о розыске террориста, его превосходительство поморщился и переправил Эраста Петровича к начальнику жандармского управления полковнику Пеструхину. Предубеждение кадрового военного против политического сыска было понятно, зато жандарм отнесся к цели фандоринской поездки с полным одобрением.

Проблема Одиссея полковника необычайно заинтересовала. Он давно подозревал, что всеми действиями революционного подполья в Закавказье руководит какой-то ловкий конспиратор, однако на след преступника выйти не удавалось, и даже личность его считалась неустановленной.

От предложения взять с собой в Баку отряд опытных агентов Фандорин отказался, но попросил описать обстановку в городе и порекомендовать какое-нибудь должностное лицо, к которому в случае необходимости можно будет обратиться за помощью.

По поводу обстановки полковник выразился коротко: «Это самое опасное место в Российской империи». В Баку вращаются очень большие, притом шальные деньги. И, как всегда бывает в подобных случаях, особенно на отдалении от центральной власти, в этих изобильных и темных джунглях водится множество зубастых хищников, рвущих друг у друга добычу. Нефтяные бароны грызутся между собой из-за барышей; тюрки и армяне враждуют; очень развит обычай кровной мести; повсюду шныряют иностранные агенты; революционеры всех оттенков занимаются экспроприациями и вымогательством, а кроме того, город кишит обыкновенными уголовниками. Ежедневно случаются нападения на хорошо одетых людей — в этом тучном городе почти у каждого приличного господина в бумажнике изрядная сумма денег, а в кармане золотые часы. Поэтому всякий мало-мальски предусмотрительный человек имеет при себе оружие для самообороны — если не может содержать личную охрану.