Товарищ Ссешес - Кондратьев Леонид Владимирович. Страница 66

Поприветствовав экспериментатора, дроу привычным жестом запалил маленький огнешар и, подняв его над головой, сунулся в проход, из которого все еще тянуло теплом. Между чьими-то длинными ушами пронеслась мысль: «А что ты хотел — выбор был: или до конца держать наружную теплозащиту вместе с силовым полем, или строить внутреннюю. Энергии все равно чуток не хватило. И уж если бы не сработала наружная, взрыв был бы впечатляющий. Так что ну подождал пару деньков, ну не получилось полностью выпендриться перед гостями… Как говорила лошадь из одного доброго анекдота: „Ну не смогла, мужик, не смогла!“».

Покатый коридор с оплавленными стенками серо-черного цвета уходил в глубину широкой спиралью. По мере спуска старшина, в общем-то уже привыкший к командирским сюрпризам, все больше задавался вопросом: какими же силами все это сделано и зачем было городить подземелье так глубоко? Проведя мозолистой ладонью по стене и в очередной раз подивившись гладкости материала, Сергеич обратил внимание на все еще высокую температуру стен и плавное изменение их окраса. С каждым шагом в глубь этой конструкции, уже обозванной про себя «улиткой», в неровном, чуть красноватом свете парящего над головой Ссешеса огненного шарика, стены все больше и больше белели. Уже сейчас они напоминали цветом топленое молоко со встречающимися иногда прожилками черного и бурого цвета, ветвящимися по потолку, полу и стенам подобно венам или артериям. Такое образное сравнение даже немного покоробило старшину, заставив его ощутить себя попавшим в желудок какого-то гигантского существа. Неровность стен, покрытых небольшими наплывами, и их температура как раз играли на руку Сергеичевым страхам.

Шаг за шагом они приближались к цели своего путешествия. Тишину подземного коридора нарушали только тихий шелест шагов и звуки дыхания. И даже эхо, робко появлявшееся от этих незначительных звуков, пристыженно затихало, не решаясь потревожить посетителей.

С каждой минутой неспешного путешествия температура окружающего воздуха все возрастала и возрастала. И к тому моменту когда две загнанно дышащие фигурки вывалились в наполненный девственной тьмой зал, кончики волос в туго заплетенной боевой косе дроу стали потрескивать от сухой жары.

— Хороша парилка, только веничка не хватает! — С этими словами старшина взъерошил мокрые от пота волосы и окинул взглядом окружающее пространство. — Ох! Ни хрена ж ты, командир, и отстроилси!

Гордыня, несомненно, является одним из самых распространенных пороков в любом из миров. Доказательством этого может быть тот факт, что слова Сергеича вызвали у Ссешеса рецидив этого безусловно вредного, но очень уж приятного чувства. Поэтому зависший над головами наблюдателей огненный шар, повинуясь жесту дроу, резко увеличил свою светимость и, подобно маленькому монгольфьеру, взмыл под потолок, освещая пространство подземной залы.

Гигантские оплавленные сталагнаты, выступающие в роли колонн, поддерживали серебрящийся от импровизированной подсветки потолок, плавно переходящий в покрытые острыми даже на вид наплывами стены. Стеклянные кружева лезвий, обвивающие колонны и змеящиеся по потолку, отбрасывали многочисленные зайчики света от подвешенного в середине зала огнешара. Волшебная, искрящаяся тишиной тьма, прячущаяся за колоннами и в углублениях стен, — именно она заставляла присутствующих сдерживать дыхание. После нескольких мгновений тишины с прищуром, напоминающим взгляд недовольного картиной художника, Ссешес сделал что-то неуловимое — и из его протянутой руки в глубину подземной полости вырвалась стайка искр. Ярчайших бело-синих искорок, в веселом танце закружившихся между колонн, заскользивших по застывшим стеклянным лезвиям и подсветивших их грани. Но это волшебство тишины, темноты и танца продолжалось недолго — закашлявшийся от сдерживаемого дыхания Сергеич охрипшим голосом прошептал:

— Вот красотища-то какая! Вот что фотографировать надо было, а то потратили все пленки, а такую красотень и не увидели!

При этих словах на лице дроу промелькнула улыбка, и вихрь воспоминаний накрыл Ссешеса с головой.

16.08.1941 г. Утро дня отъезда группы Иванова. Ссешес Риллинтар

«А давайте я вас на память из фоторужья щелкну!» — примерно такая фраза почему-то всплыла в моей памяти после предложения Иванова сделать парочку фотографий. При чем тут мультфильм «Каникулы в Простоквашино» — было абсолютно непонятно, но пара кадров из него заставила удушить непроизвольно всплывшую улыбку в зародыше. Вместо этого я подозрительно посмотрел на Иванова и задал вполне логичный для обычного дроу вопрос:

— Что за фотографии и для чего они?

Заранее подготовившийся Иванов продемонстрировал извлеченную из вещмешка «лейку». Во всяком случае, надписи на немецком и очень слабые знания истории фотографии предположить что-либо иное просто не позволили. С интересом прослушал лекцию для аборигенов по фотоделу и подержал в руках вырезанный из пленки негатив и сделанную по нему фотографию, на которой был изображен какой-то одноэтажный деревянный домик. Судя по добротности изготовления, явно чья-то дача, а не деревенская пятистенка. Ну а после этого понеслось…

— Интерес удушу?

Всегда хотел подержать в руках такой раритет. Под немного удивленным взглядом Иванова я все же заполучил чудо довоенной фототехники в свои загребущие коготки. И смог с наслаждением покрутить и пощупать все, что можно было крутить и щупать. Фотоаппаратик, конечно, так себе, но сделано добротно. Никакого люфта, да и в руке увесисто лежал. Ручка перемотки пленки, правда, сделана ну не сказать что через одно место, но близко. С вдумчивым видом потыкал когтем указательного пальца в объектив, потом покрутил кольцо диафрагмы. После чего заинтересованно подцепил защелку крышки и под сдавленное и запоздалое: «Не на…» — донесшееся со стороны Иванова, с натугой сдвинул крышку камеры, засветив таким образом пленку. Которая, кстати, не находилась в кассете, а просто была намотана на катушку.

«Какое громоздкое и ненадежное устройство, чуть что не так — сразу не работает. Хорошо хоть, в руках не разваливается. А как вспомнишь тягомотину с проявкой, печатью и глянцеванием, так рычать хочется!». Потрогал коготком уже убитую плёнку и перевел взгляд на неудавшегося фотографа.

— Это и есть фотопленка?

— Была. Теперь ее только выкинуть.

Чувствовалось, что сказать Иванов хотел совсем не это, но сдержался. Судя по тому что пленка уже наполовину перемоталась на правую катушку, на ней уже имелась стопочка интересных кадров. В общем, как-то нехорошо получилось — снимал человек, прятался, и тут я со своим любопытством.

— Понятно. Уровень освещения превысил пороговый для этого способа хранения визуальной информации. Довольно ненадежный способ получается. — Легкий наклон головы в сторону фотографа и протянутый, уже «обезвреженный» фотоаппарат. — Моя вина. Исправить способы наличествуют?

— Еще чуток в запасе есть. Сейчас поменяю пленку, и все будет в порядке.

Согласился, на свою голову. Хорошо, у Иванова фотовспышки не было. Все же не люблю я на солнце находиться, а уж тем более позировать — увольте. Пару кадров еще вынес, а потом опять натянул капюшон по самое не балуйся. Хоть очки и темные, но прямой солнечный свет, падающий на кожу, тоже неприятен, особенно полуденный. Ну а фотограф разошелся по полной, пока его подчиненные паковали вещи, перефотографированы были все и все. Причем компоновку фотоснимков продумали до мелочей. Чувствовался большой опыт агентурной скрытой работы. Вот типичный пример — подманив Глау и заручившись согласием его «мамы», Иванов приступил к «фотоделу». И съемка проходила не просто так — при всех мерную линейку не положишь, поэтому для оценки размеров зверушки дракончику был выдан спичечный коробок — на поиграть. Ну а позже, на основании уже известных размеров коробка, все основные пропорции изображенного на фото объекта и дурак вычислит. Тем более что позировал Глау увлеченно, можно сказать, профессионально. Лишь бы только такой вкусный коробок не отбирали. Уж чего там чешуйчатому не хватало, но в коробок он вцепился как ребенок в леденец. И употребил почти так же. Так что кадров десять порыкивающего от наслаждения дракончика, слизывающего терочную обмазку с зажатого в когтистых лапках спичечного коробка, у Иванова вышли просто на загляденье. Если, конечно, лицо Сергеича в кадр на заднем фоне не попало. Такого выражения я не то что не видел никогда, даже не представлял, что оно возможно. Смесь наслаждения, омерзения и любопытства. В общем, думаю, Сергеичу повезло, что ему в симбионты почтовые виверны не достались. Дракончики, в отличие от них, хотя бы тухлятину не едят.