Замок и ключ - Дессен Сара. Страница 29

Когда он чересчур меня доставал, я оборачивалась и бросала на него злобный взгляд, чего, как правило, хватало. Жервез умолкал до конца поездки, иногда — на весь следующий день. Правда, спустя какое-то время он снова становился невыносимым, порой еще хуже, чем раньше.

Здраво рассуждая, я пыталась его понять и проникнуться к нему симпатией. Наверняка нелегко быть вундеркиндом, чрезвычайно одаренным, но намного младше остальных учеников. Я встречала его в школьных коридорах — он всегда держался обособленно, брел с рюкзаком за плечами, странно согнувшись вперед, словно собирался боднуть невидимого противника в грудь.

Вдобавок ко всему Жервезу — по сути, еще ребенку — явно недоставало зрелости: его страшно веселило, когда кто-нибудь пукал или рыгал, особенно если этим кем-то был он сам. Каждое утро ему приходилось делить маленькое замкнутое пространство с двумя другими людьми, так что поводов для веселья хватало. Достаточно сказать, что мы всегда знали, что он ел на завтрак, а я всегда держала окно открытым, несмотря на приближающуюся зиму. Впрочем, Нейт тоже.

В понедельник после Кориной вечеринки, когда я, как обычно, села в машину в половине восьмого утра, что-то показалось мне странным. Мгновение спустя я поняла: на заднем сиденье никого не было.

— А где Жервез? — спросила я.

— У врача, — ответил Нейт.

Я кивнула и устроилась поудобнее, намереваясь в кои-то веки насладиться поездкой. Должно быть, мой довольный вид бросался в глаза — буквально мгновение спустя Нейт заметил:

— Знаешь, он вовсе не так уж плох.

— Ты шутишь?

— Ну, я признаю, что с ним не всегда легко…

— Да ладно тебе! — Я закатила глаза. — Он просто омерзителен!

— Перестань.

— От него воняет, — начала я и загнула один палец. — Во-вторых, он грубиян. А его отрыжка даже мертвого поднимет. И если он еще раз скажет что-нибудь о моих учебниках или оценках, я ему…

Вдруг я поняла, что Нейт смотрит на меня как на сумасшедшую. Пришлось заткнуться, и какое-то время мы ехали в молчании.

— Жаль, что ты так относишься к Жервезу, — вдруг произнес Нейт. — Думаю, он к тебе неравнодушен.

Я бросила на него сердитый взгляд.

— Ага, и именно поэтому на днях он назвал меня толстой.

— Он не сказал, что ты толстая. Округлая.

— И в чем разница?

— Ты, похоже, забываешь, что ему всего двенадцать.

— Не забываю, поверь мне.

— Просто мальчики в двенадцать лет, — продолжил он, — не всегда любезны с дамами.

— Любезны с дамами? — переспросила я. — Тебе что, тоже двенадцать?

Нейт перестроился в другой ряд, замедлил ход у светофора.

— Он тебя дразнит, — медленно проговорил он, словно обращаясь к идиотке, — только потому, что ты ему нравишься.

— Вовсе я ему не нравлюсь! — возразила я, повысив голос.

— Думай что хочешь. Но он вообще не разговаривал с Хизер, когда она ездила с нами.

Загорелся желтый.

— Правда?

— Ни разу. Просто сидел сзади и молча портил воздух.

— Как мило, — сказала я.

— Да уж, — согласился Нейт, притормозив на красный свет. — Думаю, он хочет с тобой подружиться, но не знает как. Вот и говорит, что ты пахнешь деревьями, или называет тебя округлой. Все дети так поступают.

Я закатила глаза и посмотрела в окно.

— С чего бы это Жервез захотел со мной дружить?

— А почему бы и нет?

— Может, потому, что я не слишком дружелюбна? — предположила я.

— Разве?

— Хочешь сказать, что я — очень дружелюбная?

— Тебя не назовешь неприветливой.

— Я такая и есть.

— Правда?

Я кивнула.

— Гм. Интересно.

Зажегся зеленый, и мы поехали.

— Что тебе интересно? — осведомилась я.

Он пожал плечами, перестраиваясь в другой ряд.

— Ну, я не считаю тебя неприветливой. Скорее замкнутой. Сдержанной. Но вполне дружелюбной.

— Возможно, ты меня плохо знаешь?

— Вполне вероятно, — согласился Нейт. — Но недружелюбие обычно замечаешь сразу. Как запах пота — если он есть, его ничем не скроешь.

Я задумалась и молчала до следующего светофора, потом спросила:

— Значит, той ночью, когда мы встретились у забора, ты решил, что я дружелюбная?

— Ты не выглядела неприветливой.

— Я тебе нагрубила.

— Ну, трудно быть вежливой, перелезая через забор. Я не обиделся.

— Я даже не поблагодарила тебя за то, что ты меня прикрыл.

— И что?

— А надо было. По крайней мере, я могла бы на следующий день не вести себя как стерва.

Нейт пожал плечами и включил поворотник.

— Подумаешь, ерунда.

— Нет. Ты не обязан относиться ко всем хорошо.

— В этом-то все дело. У меня не получается быть недружелюбным.

Так оно и было. Я заметила это с первого раза — дружелюбие тоже не спрячешь. Наверное, мне нужно было бы объясниться с Нейтом, рассказать, почему я такая, но он уже включил радио и поймал местную радиостанцию, которую обычно слушал по утрам. Девушка-диджей по имени Аннабель сообщила время и прогноз погоды, затем поставила что-то зажигательное, с энергичным ритмом. Нейт прибавил громкость, и всю оставшуюся дорогу мы слушали музыку.

Выйдя из машины, мы вместе пошли через двор школы, затем я, как обычно, свернула к раздевалкам, а Нейт направился к главному корпусу. Я запихала в свой шкафчик несколько учебников, достала пару других книг, закрыла дверцу и перекинула сумку через плечо. В отдалении я заметила Нейта, который спешил на первый урок. У входа в школу стояли трое парней, среди них — Джейк Бристол. Он приветственно поднял руку и хлопнул Нейта по ладони, а двое других ребят расступились перед ним. До звонка оставались считанные секунды, и мне хватало своих забот, но я замерла, глядя, как Нейт, весело смеясь, заходит в школу, а остальные следуют за ним. Только когда они скрылись из виду, я повернулась и пошла прочь.

— Ну хорошо, ребята, — сказала мисс Коньерс, хлопнув в ладоши. — Давайте серьезно. У вас есть пятнадцать минут. Начинайте задавать вопросы.

Все загалдели, затем шум усилился — ученики вставали со своих мест и с тетрадками в руках ходили по классу. После того как я с трудом продралась сквозь огромное контрольное задание по «Дэвиду Копперфилду» — десять вопросов по содержанию и два эссе! — мне хотелось только тишины и покоя. Расслабиться не удалось: начиная работу над «устными проектами», мы должны были расспросить одноклассников и выяснить, как бы они определили доставшееся каждому из нас понятие. Впрочем, немного поразмыслив, я решила, что помощь будет нелишней — за последнее время мое понимание семьи сильно изменилось.

Прошло почти две недели с тех пор, как Кора забрала меня к себе, и я понемногу освоилась. Нельзя сказать, что все было идеально, но жизнь вошла в привычную колею, мы с сестрой стали лучше понимать друг друга. Я осознала, что не в моих интересах сбегать прямо сейчас, и наконец распаковала сумку и разложила свои скудные пожитки по ящикам большого комода и стенного шкафа. Но остальной дом меня по-прежнему пугал — придя из школы, я сразу относила рюкзак к себе наверх и всегда ждала у сушилки, чтобы забрать свою одежду. В бесчисленных комнатах могло пропасть что угодно, и я предпочитала не рисковать.

Странно было жить в таких хоромах, особенно после желтого коттеджа. Вместо того чтобы растягивать пачку макарон на несколько дней и собирать по карманам мелочь для похода в бакалейную лавку, я получила доступ к кладовой, набитой продуктами, и морозильнику, где хранились всевозможные готовые блюда. И это еще не считая карманных денег, которые Джеми совал мне под любым предлогом: то двадцать долларов на обед, то сорок на новые школьные принадлежности. Может, кого-то бы и обрадовала подобная щедрость, но я не знала, что от меня потребуют взамен, и поначалу ничего не брала. Джеми настаивал, со временем я сдалась, однако предпочитала не тратить, а припрятывать на черный день. Никто, в конце концов, не знает, когда он наступит.

Кора тоже пошла на уступки. После долгих обсуждений — и благодаря поддержке Джеми — было решено, что я поработаю у Харриет до каникул, а там мы «снова вернемся к этой теме» и посмотрим, «повлияла ли работа на мои оценки и успехи в школе». Еще я согласилась встретиться с психоаналитиком, хотя меня страшила подобная перспектива. Мне нужны были деньги, потому я прикусила язык и уступила. Обговорив все детали, мы с Корой обменялись рукопожатием над кухонным столом: ее ладонь, маленькая и прохладная, оказалась на удивление сильной.